Он вздохнул в ответ на это. – Придёт день, девочка, и ты увидишь, что я делал всё это ради тебя самой. Я хочу сказать... байкер? Саммер, я тебя растил для чего-то лучшего, чем это, – сказал он мне, качая головой и выходя обратно в коридор. – Увидимся с тобой утром, – сказал он мне, закрывая и запирая дверь.

Я легла обратно на кровать, мои ноги свисали с края, потому что я по-прежнему была в ботинках. Я никогда не снимала их. Даже, когда спала.

Я думала о том, чтобы выхватить пистолет и воспользоваться им.

Две вещи останавливали меня.

Первое – это мини армия, которая расхаживала по территории. Даже, если мне удастся сделать выстрел, было немного шансов, что я смогла бы убежать. И потом... кто, к чёрту, знал, какое наказание, если он выживет после пойманной пули?

Хорошо, вот второе. Он не был тем человеком, которым, как мне казалось, он являлся. Но он по-прежнему был человеком, который приходил и проверял, есть ли монстры под моей кроватью или нет, когда я была ребенком. Он был тем человеком, который купил мне пони на мой шестой день рождения. Настоящего пони. Он был человеком, который помогал мне с домашней работой в школе. Он был единственным человеком в моей жизни, которому было не наплевать на меня. Он был моим единственным родителем. И я просто... не могла заставить себя выстрелить в него.

Но я на всякий случай держала ботинки наготове.

Я не хотела рисковать.

Дело в том, что когда вас удерживают в плену, то вам не говорят, что это скучно. Конечно, это нервирует и пугает какое-то время. Но в основном, но в основном это просто чертовски скучно. Нет телевизора. Нет книг. Нет никого, с кем бы ты мог поговорить, чтобы не сойти с ума. Я проводила много времени, принимая душ. И смотрела на стены.

Ночь наступала поздно, темнота проникала сквозь окна.

Я откинулась назад, впадая в вызванный лишь скукой сон.

И снова я не могла кричать. Я проснулась с рукой, закрывавшей мой рот.

Мои глаза распахнулись, руки поднялись для борьбы, когда я почувствовала на себе чьё-то тело, колени прижимались к моим предплечьям, мужчина всем весом навалился на мою грудь.

А потом я увидела его.

Мартин.

Долбанный, мать твою, Мартин. И эти его безжизненные глаза.

И он улыбался мне.

Он потянулся назад, вытаскивая клейкую ленту.

Снова.

В какой такой вселенной было скучно, когда хорошую девочку Саммер Лионе в конечном итоге похитили три долбанных раза за четыре долбанных месяца?

Это было все, о чем я могла думать, когда почувствовала, как скотч скользит по моей щеке, его рука понемногу сдвигалась, чтобы он мог заклеить губы без того, чтобы я открыла рот и закричала.

Что бы я и сделала. Я бы закричала, чёрт побери. Потому что не имело значения разочарование и тошнотворное ощущение от того, что тебя удерживал в плену твой собственный долбанный отец, это было ничто по сравнению с тем, что меня затащат обратно к Ви. Ничто по сравнению с тем, чтобы быть привязанной к той кровати. Ничто по сравнению с тем, чтобы тебя избивали, морили голодом и резали. И вероятнее всего, изнасиловали.

Я бы поменяла местами небо и землю, чтобы привлечь внимание Ли.

Но мой рот был закрыт, а потом я услышала звук открываемых наручников. Моя рука была захвачена, и браслет обхватил моё запястье, потом то же самое произошло и со второй рукой.

– Ви скучал по тебе, – сообщил он мне, поднимая мое тело и таща меня за цепочку между моих наручников. – Он сказал, что я могу позабавиться с тобой, как только пожелаю, если приведу тебя обратно, – сказал он мне, таща меня через комнату к двери.

Я могла добавить, что делал он это не тихо.

Он не шептал и не бормотал.

Он разговаривал так громко, как ему нравилось.

И я, уже достаточно пообщавшись с преступным сообществом, могла сказать, что это не было хорошим знаком.

Потом, в доказательство моему предположению, мы прошли в холл.

И там был Ли.

Сидевший на полу, прислоненный к стене, он был как-то странно скрючен. Все вокруг него было забрызгано кровью, от пулевого ранения у него во лбу.

Я почувствовала, как желчь подступила к горлу, и была вынуждена её проглотить.

Я никогда не видела ничего подобного.

Чтобы человек умер подобным образом. Зверски. Жестоко.

И не совсем понимая, почему рассматривала его как своего похитителя, мне было невероятно грустно. Он умер из-за меня. Меня тащили вниз по лестнице к входной двери, и прежде, чем меня бросили в багажник (да, у Мартина, в отличие от Вольфа, был багажник), я увидела полную разруху вокруг. Собственная мини армия моего отца была мертва. Застрелена. Кровь была повсюду.

Я сглотнула, почувствовав боль, когда багажник захлопнулся.

Количество трупов увеличивалось из-за меня.

И, может, они и не были все выдающимися людьми, но они были людьми. Людьми, жизнь которых оборвалась, потому что Ви хотел вернуть меня.

Так что, возможно, он должен был вернуть меня обратно.

Может, мне лучше помучиться, но сохранить жизни других людей.

Моего отца.

МК «Паладин».

Рейна.

О, Боже, Рейн.

Когда я не была занята ненавистью к своему отцу или не пыталась найти путь к побегу (а его не было), я думала о Рейне.

Семь дней. Я не виделась с ним семь дней.

И я скучала по нему, как он и говорил мне, что так и будет.

Я скучала по нему так, как ни по кому раньше.

Я скучала по нему так, как по внезапно оторванной конечности.

Скучала, как по чему-то жизненно важному.

Он уже должен был знать, что я пропала.

И с самого начала он бы подумал, что это был Ви.

И он бы пришел за мной.

Блядь.

Как бы мне хотелось, чтобы у меня была возможность связаться с ним. Сказать ему, чтобы он забыл обо всем этом. Сказать ему, что это был не Ви. Безбожно врать ему. Сказать ему, что я ушла. Что мне нужно было уйти, чтобы начать новую жизнь. Сказать ему, чтобы он сматывался куда подальше.

Потому что я могла жить дальше с тем, что целая армия умерла из-за меня, но я не смогла бы жить, зная, что Рейн умер из-за меня. Или Кэш, или Вольф, или кто-то ещё из тех мужчин, если уж на то пошло.

Я думала о пистолете в моём ботинке.

А потом мне в голову пришла просто ужасная мысль.

О чем-то, о чем я думала, что никогда бы не могла подумать.

О чем-то, что в обычный день показалось мне слабостью или трусостью.

Но в моём случае это казалось смелостью и благородством.

Это казалось весьма реальным вариантом.

Я могла бы вычленить себя из этого уравнения.

Навсегда.

Я могла бы избавить себя саму от избиения, голода, жестокости.

Я могла бы спасти своего отца от участия в делах Ви.

И, что самое главное, я могла бы спасти Рейна.

Я прерывисто вздохнула, чувствуя, как мое тело перекатилось, когда автомобиль поехал.

Наручники в конечном итоге могли исчезнуть. Наручники бы сняли и вместо них завязали бы веревку. И веревки могли быть развязаны, когда я бы пользовалась ванной комнатой. Или прямо перед моим избиением в подвале.

Чёрт, может я могла забрать с собой ещё и Ви. Или, по крайней мере, Мартина.

Даже, когда я просто подумала, я уже знала, что не смогу этого сделать. Да, у меня был пистолет. Да, я знала, как им пользоваться. Но я была не способна сделать это. Не смогла бы забрать чью-то жизнь. Даже в том случае, если люди такие больные, извращенные и незаслуживающие вдыхать воздух, как Ви и Мартин. Я не могла сделать это.

Но я могла направить ствол на себя.

Я могла сделать это.

Приняв решение, я вывернула ноги, прижав их к задним сидениям, чтобы мое тело не двигалось.

Я, должно быть, сошла с ума. Меня бросило в холодный пот. В животе появилось противное ощущение. Я должна была перечислить все то, чего мне выпадет шанс получить. Выйти замуж. Родить детей. Постареть. Прожить хорошую, безопасную, милую никчёмную жизнь. Мне следовало быть полностью опустошенной, потому что я собиралась лишить себя всего этого.