– Потому что она твоя.

– Она не моя, – ворчу я, раскладывая еду. – Никто не дотронется до неё. Кто знает, какую херню они сотворили с ней. Она не хочет, чтобы хоть кто-то прикасался к ней.

– Признайся, что ты хочешь её, и я закрою эту тему.

Если я не соглашусь, то он, в буквальном смысле, не отстанет. Он – упрямый ублюдок. А у меня никогда не было достаточно терпения.

– Ладно. Я хочу. Но этому не бывать.

– Конечно, не бывать,– он улыбается.

– Это невозможно, – говорю я твёрдо. – Мы должны говорить о другом. Например, о том, что мы будет со всем этим делать.

Кэш пожимает плечами.

– Мы могли бы позвонить Кею.

– Кею?

– Да, из города. Он скрывает людей. В основном женщин, которые попадают в плохие ситуации. Он хорош в этом. Он занимается этим много лет. Ей надо исчезнуть. Он сделает так, что она исчезнет.

Меня разбудили мужские голоса. Среди голосов слышались знакомые, но это нисколько не успокаивало. Я вскочила с кровати, удивлённая тем, что мои запястья не привязаны, пока не вспомнила, где я нахожусь.

Свободная.

Я свободна.

Я в доме Рейна. И, в данный момент, я в безопасности.

По-прежнему доносились мужские голоса. Два голоса. Тогда, как предполагалось, что должен быть только один. Поэтому, я сползаю с кровати, подтягивая штаны, и, прислушиваясь, крадусь по коридору.

Я едва успела добраться до угла, как увидела источник другого голоса, который не был грубоватым ворчанием, так похожим на Рейна. Он был мягче. Как виски или вино.

Мужчина был высоким и худощавым, но мускулистым, одет в чёрные джинсы, белую футболку и чёрную жилетку, как и Рейн. Но этот парень был блондином. Точнее, половина его головы, которая не была побрита, была покрыта длинными и светлыми волосами. Его глаза были тёмно-зелёными. Но его лицо, его лицо было в точности как у его брата. Они точно были братьями.

– Хэй, дорогуша.

Это всё, что мне было надо знать, чтобы быть уверенной в своей безопасности. Он не был похож на одного из парней Ви. Он даже не был таким устрашающим, как его брат. Он был приятным и дружелюбным. Я могу доверять ему.

А потом он дал мне слегка жирноватый тройной мокко с взбитыми сливками. И мне показалось, что я немного влюблена в этого парня.

Не то, чтобы на самом деле, я знаю разницу... но это наполнило смыслом мой день. Или месяц. Или год.

А потом он сказал мне, что они договорились купить одежду для меня и всякие женские штучки. И слёзы, которые я сдерживала на протяжении трёх месяцев, собирались хлынуть рекой из моих глаз, обжигая их. Я не могла плакать. Из-за одежды. Перед двумя почти незнакомыми, но очень добрыми людьми. Я не могла так поступить. Поэтому, я сделала глубокий вдох, схватила сумки и помчалась в ванную.

И слёзы потекли. Крупные и горячие, но не печальные. Я потянулась к сумкам, вытаскивая оттуда вещи и раскладывая их на столешнице вокруг раковины. Три пары штанов для йоги: чёрные, серые и тёмно-зелёные. Три футболки: чёрная, серая, белая. Одна розовая толстовка. Одна белая толстовка. Носки. Пять слишком цветастых, но простых трусиков.

Далее следовала сумочка с всякими принадлежностями, которая говорила об очень глубоких, интимных знаниях женской сущности. Лавандовое мыло и соответствующий лосьон. Качественный шампунь и кондиционер. Несмываемый кондиционер. Резинки для волос. Прямоугольная щётка для волос с массивной ручкой. Крем для бритья и бритвы. Пинцет. Молочко для лица и специальный увлажняющий крем. Тюбик с бальзамом для губ. Зубная паста, щётка и зубная нить. И, ха-ха, коробка тампонов.

Шесть недель. Я пробыла там сорок два дня. Мои короткие окровавленные ногти только прочертили линию на стене, когда они ворвались внутрь.

– Сегодня навестим Ви.

«Навестим Ви» означало, что сегодня мне будет больно. Ну, во всяком случае, обычно это было так. Другие парни занимались тем, что били и пинали, резали и клеймили. Ви просто отдавал команду. Ещё он отзывал их, когда думал, что с меня уже достаточно.

Мои запястья были отвязаны от спинки кровати, но не освобождены от верёвки. Нет. Дек схватил эти верёвки и потащил меня вперёд, для того, чтобы убедиться, что, когда дёргаешь за них, они врезаются в мою кожу. Дек был ублюдком и садистом, но Мартин был единственным, кто заставлял меня беспокоиться.

Его глаза. Чёрные, как ночь глаза. Бездушные. Лишенные чего-либо человеческого.

У монстра по имени Дек были голубые глаза. Яркие. Но за их спинами стоял человек. Что-то подсказывало мне, что предстоят тяжелые дни.

Меня не покидало чувство, что впереди меня ожидают очень плохие дни.

В подвале пахло мочой. Всегда. Хотя та половина, в которую меня привели, была свободна. Может, этот запах исходил с другой стороны. Может, они делали что-то для того, чтобы люди не могли контролировать свой мочевой пузырь. Окна пропускали немного света, и на них были решётки. Стены были из шлакоблоков. Пол был цементным. Холодным. Там всегда было так холодно.

Меня подвели к металлическому стулу и опустили на него. Никто ни к чему не привязал мои руки. Для этого не было повода. Потому что бежать было некуда.

Мартин и Дек отошли на несколько шагов, прислонившись к стене. В ожидании. Смотрели на меня выжидающим взглядом. У Мартина подёргивалась мышца на челюсти. А Дек от нетерпения постукивал ногой. Парень нервничал. Волновался.

Они жили ради тех дней, когда могли прикоснуться ко мне.

Дверь в подвал открылась, и кто-то спустился вниз по лестнице. Пересёк пол позади меня.

– Мисс Лионе, – сказал его невозмутимый мягкий голос, обходя вокруг меня. – Как у вас сегодня дела?

Я научилась не отвечать на его вопросы.

Ви был моложе, чем можно было ожидать от кого-то такого, как он, принадлежащего к преступному миру. Ему чуть больше тридцати, у него густые каштановые волосы, смуглая кожа и карие глаза. Он был хорош собой. Он мог быть обаятельным. И он всегда был одет в костюм. Даже, если всё, что ему нужно было делать – это только смотреть на то, как надо мной издевались.

– У меня газета, которую ты просила,– говорит он, вытаскивая газету из-под руки, и протягивает её мне.

Я никогда не просила никакой газеты. На ней была указана дата. Для видео, что он собирался заснять. На мой собственный мобильный телефон. Видео о том, где меня пытают. Чтобы показать моему отцу. Как попытка шантажировать его, чтобы он выполнил их требования. Семь попыток, и они так ничего и не добились. Я могла сказать, что они начинают терять терпение. С ним. А, следовательно, и со мной.

Я взяла газету, и, как и предполагалось, прижала её к своей груди.

– У тебя грязные волосы, – сообщил он мне, как будто я и так об этом не знала. Как будто это было не по его вине.

– Не в настроении говорить? – спросил он, вытаскивая мой мобильный телефон.

Всё вот-вот начнётся.

– Кто сегодня? – обратился он ко всей комнате. – Мартин? Думаю, сегодня твоя очередь. Его тёмные глаза блуждали по мне, губы растянулись в улыбке.

– Думаю, что ты прав, Ви.

– Саммер, дорогая. Почему бы тебе не поздороваться с папой? – спросил Ви, подняв телефон.

– Иди на хер, Ви, – выплюнула я.

Я никогда не была «одной из этих» девушек. Тех, сквернословящих девчонок. Взбалмошных, упёртых девчонок. Я вела себя так, как он от меня ожидал. Я ходила в частные школы. Получала хорошие оценки. Зависала с подружками из семей, подобных моей (я имею ввиду, из богатых семей). Я не ходила на свидания до тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать, и даже тогда очень избирательно. Я разговаривала со своим отцом и его деловыми партнёрами с большим уважением.

Когда мне исполнился двадцать один год, меня переселили в пустующий пентхаус моего отца в городе, так я смогла обрести больше свободы. Я пошла работать на одно из его многочисленных предприятий, выполняя ту работу, которую мне поручали, потому что было очень важно, чтобы я поняла ценность тяжёлого труда, прежде чем мне найдут подходящего мужчину, и я войду в роль домохозяйки.