Он умолк, поник головой. Марина смотрела на него влажными зачарованными глазами. Она мало что поняла из этих загадочных мыслей, высказанных столь витиевато. Молчала, пытаясь осознать услышанное, до сих пор не веря, что этот пастушонок может выражаться столь образно.

– Давай-ка, я тебе одежду подошью, – встала, достала стопку постиранного мужского белья. Встань, примерь, я посмотрю… - она делала защипы булавками в нужных местах. Села за старенькую швейную машинку, закрутила ручку, задумалась…

 - Вот ты говоришь Гордыня. Отец Герасим тоже постоянно пугает всех этим словом, а объяснить, что это такое, не может.

- Гордыня?  Это - мать греха. Ибо сказано – победи гордыню и станешь Богом. Бог создал нас по образу своему и подобию, и дал нам все шансы, прежде всего вольный выбор. Никому еще не удавалось победить Гордыню, и не удастся никогда. Только Сын Божий смог, указал людям тропу. Но кто в силах повторить Крестный путь Спасителя? Никто, потому хотя бы, что лежит на нас первородный грех. Да и ни к чему это, ведь Учитель должен быть один, иначе это будет искушением для учеников. Учиться, вот для чего присланы мы на Землю.

Быть достойными своего Учителя, верить в него, стараться не огорчать, и развиваться, идти вперед, сквозь тернии и пустоту, шагать, ползти, пусть медленно, незаметно глазу, но двигаться по пути Познания. Во Вселенной нет ни одного статического состояния, все там двигается, живет, развивается, сталкивается, взрывается, крутится.

Так и наши души. Раз созданные, они уже не могут остановиться ни на миг, совершая хаотичное на первый взгляд, но на самом деле упорядоченное движение к своему совершенству. Ведь пройдя земной путь, душа укрепляется, набирает силу, запасает колоссальную энергию, и после оставления бренного тела, с невероятной скоростью прошивает воздушное пространство, огненным лучом прожигая плотность атмосфер, и устремляется ярчайшей светящейся частицей, к своему Создателю. Некоторые застревают ненадолго, замедляют разгон, но никогда, никогда скорость не гасится до нуля. И очистившись, воссияв ослепительным блеском чистоты, продолжают движение до полного воссоединения со своим Творцом.

- Да что же это? Откуда он все это берет? – Марина была шокирована. Поистине юродивый, – она строчила, не замечая, что шов получается кривым. В голове все путалось, гудело. – Как он слова-то такие находит?.. Она молчала, а машинка все стрекотала и стрекотала.

– Удивил ты меня, Ваня. На, забирай вещи, и не ходи больше в грязном, приноси мне, я постираю…

 Ивашка, поблагодарив, ушел. Марина потушила свет, лежала, глядя в потолок, думала об удивительных речах, пыталась осознать, понять таинственный смысл.

                               * * * * *

А время шло. Ванька по-прежнему пас деревенское стадо, бабка Агафья собирала лечебные травы, готовила снадобья, знахарствовала потихоньку.

Марина Геннадьевна, теперь часто бывала у нее. Готовила, пекла, стирала, а по вечерам, бывало, задерживалась. Втроем вели неспешные беседы, ища ответы, пытаясь приблизиться  к  Недоступному…

После отъезда митрополита иконы перестали мироточить.  Герасим ничего не понимал, староста злился. Касса почти не пополнялась. Вредные, все знающие, богомольные старухи, сразу связали это с приходом в храм нечестивого Ивашки. Нашептали батюшке, поделились мыслями с Фаддеем Фаддеевичем, которого очень боялись и уважали.

Как-то ветреной ночью, к дому Агафьи, осторожно кралась длинная тень, сжимающая в руках двустволку. Патрик учуял, высунул голову. Староста вскинул ружье, прицелился… Оба ствола были заряжены жаканами, патронами на медведя, невероятной убойности. Собака смотрела, не мигая, гипнотизируя взглядом. Фаддеич перекрестился, нажал курок… Щелк...Осечка. Еще раз. Щелк… Опять осечка.

 –Да что же это за наваждение? Дьявол, не иначе… - перезарядил ружье.

Патрик угрожающе глухо рычал, глядел пристально, будто пронзая лазерным лучом.

–Ба–бах!.. Мимо. Второй раз, ба-бах!..– пуля срикошетила от столба, с визгом ушла ввысь…

Пес рванул со страшной силой. Выдернул цепь, в три прыжка настиг пятившегося от ужаса старосту. Вмиг свалил его наземь, и сомкнул яростные клыки на пульсирующей морщинистой шее, и все сжимал, сжимал челюсти, добираясь до агонизирующей артерии…

Хлопнула дверь. Ивашка и Марина Геннадьевна стремительно летели к разъяренному псу. Сзади, помогая себе клюкой, торопливо ковыляла встревоженная бабка Агафья. С огромным трудом разжали Патрику челюсти, оттащили подальше. Марина осмотрела разорванное в клочья, залитое кровью горло. Впрочем, артерия не была повреждена, и угрозы для жизни не было. Фаддеич смотрел на них вылезшими из орбит, безумными, белыми от пережитого ужаса, глазами. Он не верил в свое спасение и только хрипел сдавленно, отползая, как раненный полоз, в густую тьму.

Ванька подобрал остывающее ружье и с крутого берега зашвырнул подальше в реку.

На следующий день, вечером, возле бабкиного дома собрались соседские мужики. Сидели на сваленных бревнах, крутили цигарки, курили, вяло переговариваясь. Ждали Ивашку.

Тот возвращался с Патриком с дальних лугов. Увидел людей, подошел, поздоровался. Мужики встали, ответили вразнобой. Самый рассудительный шагнул вперед, глянул в глаза.

 – Ты это, слышь, зла на Фаддеича не держи. Дурной он, прости ты его, не заявляй никуда. Мы тут всем обществом просим, плюнь ты на него, ничего он больше  вам не сделает, мы уж ему мозги вправили…

 Подошел отец Герасим, стоял смиренно, слушал.

 –Да, да, – вставил – ты уж Ваня не бери грех на душу…

 - Грех? – глаза Ивашки зажглись.

- Но что есть грех? Природа греха – зло. А природа зла? Как это ни странно, но природой зла, является добро. Искаженное добро. Искаженное,  вследствии помутнения, загрязнения, затвердения души, неухоженности Божьего дара. Гордыни. Душа живет, дышит, содрогается, сокрушается, впадает то в непроглядное отчаяние, то в беспредельную радость. Она прельщается, страдает, омывается слезами беспросветности, безвыходности, предрешенности. Она восстает, борется, сражается, бьется за свое равновесие, взывает о помощи к небесам. Это признаки души живой, развивающейся, неспокойной, стремящейся к недостижимому идеалу. Такая душа очищается в страданиях. Для нее страшен грех. Он заставляет ее болеть, мучиться, искушаться. Но пропустив грех сквозь призму Божественного Откровения, такие души быстро выздоравливают, обретают иммунитет. Часто ненадолго, не навсегда, но остается самое главное – память. О том, как это мучительно, больно и страшно, и как хорошо этого не делать.

Мысли о грехе, анализ греха, для души уже есть некое покаяние, обязательно переходящее в покаяние пред Высшим Судией. Грех страшен, но только для тех, кто не делает правильных выводов, и продолжает совершать ошибки. Эти души темны, непросветны. Они настолько грязны, что еще одна соринка просто не будет замечена. А самое главное, нет желания отмыться, воссиять чистотой помыслов, возблагодарить Создателя. Зачем, если на душе какой-никакой покой. Для того, чтобы спасти такие души, требуется удар большой силы, после которого грязь начнет отваливаться сама и душа оживет, затрепещет, обрадуется. Потому и даются нам во благо испытания, искушения, горечи. Души светлые, живые, укрепляет, а души темные пытается расшевелить, раскачать, разогреть. Необходимо движение, динамика, развитие. Застой пагубен, после него обязательно происходит дрейф в бездну грехопадения. А ведь мы приходим в этот мир с чистой душой, и уйти должны такими же непорочными. Иначе нас ждет долгий плен.

Мужики остолбенели от неожиданного пафоса бурной речи. Так в деревне никто не выражал свои мысли. Было чудно и непривычно. Интересно.

 - Ересь глаголишь. Крамолу. Искажаешь Божие учение…

 - Ну-ка, ты, долгогривый, вали отсюда к своим старухам. Их учить будешь… - мужики вытолкали Герасима за ограду.