С утратой Джин моя жизнь утратила всякий смысл. Мне было все равно, что водителю той машины дали только пять лет за непредумышленное убийство, какая разница — Джин ведь все равно не вернуть. Я запустил дела на верфи и, если бы не Гарри Маршалл, наверняка бы разорился. Тогда я передумал всю свою жизнь и мысленно подвел итог — мне тридцать шесть лет, я занимаюсь любимым делом, которое идет хорошо, но теперь оно уже не так увлекает меня, я здоровый и сильный — работа на верфи и хождение под парусами помогли мне сохранить хорошую форму, и у меня нет долгов, наоборот, в банке у меня скопилось столько денег, сколько никогда не было. А с другой стороны, мне ужасно не хватало Джин, и ничто не могло избавить меня от этой тоски.

Я понял, что не смогу оставаться на верфи и даже в Кейптауне, где за каждым углом меня подстерегали воспоминания о Джин. Я хотел уехать и ждал только повода.

Я был готов на любые авантюры.

Спустя две недели я сидел в баре на Эддерлей-стрит и выпивал. Не то чтобы я ударился в пьянство, но пил все-таки гораздо больше, чем раньше. И только хотел осушить третий бокал бренди, как почувствовал, что кто-то трогает меня за локоть, и чей-то голос произнес:

— Привет, не встречал тебя целую вечность.

Повернувшись, я увидел Уокера.

Годы не пощадили его. Он отощал, потерял облик смуглого красавца, черты лица заострились, волосы поредели. Одежда на нем была мятая и вытертая по краям, весь его потрепанный вид производил удручающее впечатление.

— Привет, — ответил я. — Откуда ты свалился?

Уокер не мог оторвать взгляд от моего стакана с бренди, и я предложил ему выпить.

— Спасибо, — поспешно согласился он, — мне двойную.

Я понял, в чем причина его плачевного состояния, но мне было не жаль потратиться на его выпивку, и я заказал двойную порцию бренди.

Слегка дрожащей рукой он поднес стакан к губам и одним глотком осушил две трети. Оторвавшись от стакана, он сказал:

— У тебя вид процветающего человека.

— Дела идут неплохо.

— Мне было тяжело узнать о гибели твоей жены.

Увидев мой вопросительный взгляд, он торопливо добавил:

— В газете прочитал. И подумал, что это, должно быть, твоя жена — имя и все остальное.

Видимо, он какое-то время разыскивал меня. Ведь старые друзья и приятели — самые милые люди для алкоголика. Можно растрогать и выставить их на выпивку или перехватить пятерку.

— Все было и быльем поросло, — отрезал я. Без умысла, но он задел меня за живое — напомнил о Джин. — Чем ты теперь занимаешься?

Он пожал плечами:

— Всем понемногу.

— Золото еще не откопал? — с умышленной жестокостью спросил я. Мне хотелось отплатить ему за ту боль, которую он причинил мне, спросив о Джин.

— Неужели я похож на владельца золотых россыпей? — произнес он с горечью. Потом неожиданно сказал: — Я видел Курце на прошлой неделе.

— Здесь? В Кейптауне?

— Да. Он возвращался из Италии. Наверное, сейчас он уже в Йоханнесбурге.

Я улыбнулся:

— Значит, он привез с собой золото?

Уокер покачал головой:

— Он сказал, что ничего не изменилось.

Он порывисто схватил меня за руку.

— Золото еще там — никто не нашел его. Оно еще там, в туннеле — четыре тонны золота и все драгоценности.

В его настойчивости была безумная одержимость.

— Так почему же Курце ничего не предпримет? — спросил я. — Почему он не поедет и не достанет эти сокровища? Почему бы вам вдвоем туда не поехать?

— Он меня терпеть не может, — мрачно ответил Уокер. — Едва ли он станет разговаривать со мной.

Он взял из моей пачки сигарету, и я дал ему прикурить, забавляясь всей этой сценой.

— Вывезти такой груз из страны нелегко, — продолжил Уокер. — Даже такой высокомерный и всемогущий сержант, как Курце, не может ничего придумать. — Он загадочно усмехнулся. — Нет, ты только представь себе, даже мозговитый Курце ничего не может сделать. Он загнал золото в подземную дыру, но слишком труслив, чтобы достать его оттуда.

Уокер истерически захохотал. Я взял его за руку.

— Успокойся.

Он резко оборвал смех.

— Все нормально — сказал он. — Заплати еще за одну порцию. Я забыл бумажник дома.

Я подал знак бармену, и Уокер заказал себе вторую двойную. Становилась понятной и еще одна причина его деградации. На протяжении четырнадцати лет мысль о том, что золото лежит в Италии и ждет, когда его заберут, пожирала Уокера, как тяжелая болезнь. Уже тогда, десять лет назад, я знал за ним эту пагубную страсть, очевидно, крушение надежд подкосило его. Мне было интересно: а как Курце переносит такое напряжение? По крайней мере, он, видимо, что-то предпринимает, хотя бы присматривает за ситуацией.

Я осторожно спросил:

— Если Курце возьмет тебя, готов ли ты отправиться в Италию за добычей?

Вдруг он стал совершенно спокоен.

— Что ты имеешь в виду? Ты что, говорил с Курце?

— Я его в глаза не видел.

Уокер взглядом нервно обшарил бар, потом выпрямился:

— Ну, если он… согласится, если… я буду ему нужен — готов. Он произнес эти слова с явной бравадой, но уже в следующее мгновение из него полезла злоба. — Ему без меня не обойтись. Нужен же я был ему, когда мы прятали добычу.

— И ты не будешь его опасаться?

— Что ты хочешь сказать? Почему я должен его опасаться? Я вообще никого не боюсь.

— Ты же был абсолютно уверен, что он совершил, по крайней мере, четыре убийства.

Мои слова вызвали у него раздражение.

— А, это… Так это было давно. И я никогда не говорил, что он убил кого-нибудь. Этого я никогда не говорил.

— Да, буквально так ты не говорил.

Он нервно заелозил.

— Да какая разница! Он не позовет меня с собой. Он так и сказал на прошлой неделе.

— Нет, позовет, — тихо сказал я.

Уокер вскинул на меня глаза.

— Это почему же?

Я невозмутимо ответил:

— Да потому, что я знаю, как вывезти золото из Италии и доставить в любое место земного шара просто и почти без риска.

Он вытаращил глаза.

— Что-что? Как же ты можешь это сделать?

— Я не собираюсь рассказывать тебе, — спокойно продолжал я. — Ведь ты не говоришь мне, где спрятано золото.

— Так, пожалуйста, — сказал он, — я расскажу тебе, где золото, ты достанешь его, и сам черт тебе не брат. Зачем же брать с собой Курце?

— Для такого дела потребуется больше двух человек, — возразил я. — К тому же он заслуживает своей доли: Курце приглядывал за золотом четырнадцать лет, и это значительно больше того, что сделал ты.

Я не стал говорить, что считаю Уокера самым ничтожным из всех созданий Божьих.

— Если мы договоримся, как ты будешь ладить с Курце?

Он отвернулся, надувшись.

— Ладно, я согласен, если только он оставит меня в покое. Не собираюсь я терпеть его насмешки.

Он в изумлении вдруг посмотрел на меня, как бы отмахнувшись от всего, о чем мы только что говорили.

— Так ты считаешь, что есть шанс вывезти груз? Реальный шанс?

Я кивнул и встал из-за стойки.

— Теперь извини, мне пора.

— Куда ты идешь? — поспешно спросил он.

— Звонить в контору авиалинии, — ответил я, — чтобы заказать билет на завтрашний рейс в Йоханнесбург. Хочу встретиться с Курце.

Вот он, знак судьбы, которого я ждал!

Воздушное путешествие — чудесная штука. В середине следующего дня я уже оформлял гостиницу в Йоханнесбурге, за тысячу миль от Кейптауна. В самолете я много размышлял о Курце. И решил, если мы с ним не договоримся, отказаться от своей затеи, потому что на Уокера положиться нельзя. Я должен придумать, как приручить Курце; по словам Уокера, у него дьявольски упрямый характер. Мне-то все равно, при случае я тоже могу проявить характер, но идти на конфликт не хотелось. Вероятно, он будет подозрителен как черт и мне понадобятся мягкие лапки.

Была еще одна проблема — финансирование экспедиции. Я решил крепко держаться за верфь на случай провала экспедиции. Но если продать часть дела Гарри Маршаллу, продать дом, автомобиль и кое-что из вещей, то наберется около двадцати пяти тысяч фунтов. Не слишком-то много для такого дела.