— Необходимо оружие! — воинственно начал он. — Вон у американцев…

— Не шуми, — успокаивал его Луков. — Мы не в Америке, у нас на Рижском рынке можно все купить, кроме базуки и карманного миномета.

— Ну хорошо, — отступал Леонид Николаевич, — а ножи, дубинки, кастеты? За ними-то на рынок нечего ходить…

— Не знаю, — качал в сомнении головой Луков, — я все же больше на свои руки-ноги полагаюсь. Главное, надо действовать сообща и энергично. А то мы больше болтаем. Что должно останавливать преступника? Неотвратимость наказания! Не кастет и дубина, а неотвратимость наказания!

— Ну неотвратимостью-то по башке не стукнешь, — скептически заметил дядя Коля. — Дубиной все же верней.

На том спор и закончился.

Фильм о том, как «законопослушные граждане» цивилизованных стран колошматят действительных, а заодно и предполагаемых преступников, произвел большое впечатление и был, как уже говорилось, предпоследней каплей.

Но капнула и последняя.

Как-то, придя на занятия, Игорь был крайне удивлен, не застав Мишу Крючкина. Такого еще не бывало. Впрочем, удивлялись все.

Наконец он появился, какой-то бледный и небритый (что было уж совсем невероятно). Сначала отмалчивался, что-то невразумительное бормотал в ответ на вопросы. Наконец раскололся.

Часов в пять утра Крючкин (да и весь дом) проснулся от оглушительного грохота, раздавшегося на лестнице. Выскочив в переднюю, увидел, что дверь в квартиру выбита и почернела. Вызвал милицию. Было установлено, что кто-то подложил к двери самодельный взрыв-пакет. Идет следствие. Выясняются мотивы преступления и личность злоумышленников. Для Крючкина было ясно как божий день — очередное предупреждение.

— Так, — наконец нарушил молчание Луков, — митинг окончен, надо принимать решение.

— И выполнять, — раздался чей-то голос.

— И выполнять, — подтвердил Луков. — Вечером после занятий соберемся.

— Ребята… — начал Крючкин.

— Ты, Миша, иди домой, ремонтируй дверь. Краски не жалей смотри. Мы без тебя разберемся. А ты разбирайся с милицией.

Совещание состоялось в тот же вечер. Приняли твердое решение — нанести визит одному из тех подонков. Но сначала провести разведку. Следовало выяснить подходы, привычки…

Они были каратистами, атлетистами, самбистами, но не детективами и филерами. Попытка выследить первого рэкетира ничего не дала. Прикомандированный к нему парень из «группы самозащиты», как они продолжали называть себя, через пять минут слежки потерял «объект». Слежка за вторым тоже ничего не дала, пять дней проторчали возле его дома зря — или уехал куда-то, или не жил там.

Зато третьего поздно вечером обнаружили и подстерегли. Он жил во флигельке в глубине неосвещенного двора. Там его часа в два ночи Игорь с дядей Колей и накрыли. Рэкетир был слегка пьян и сориентировался не сразу. Дядя Коля зажал ему шею своим железным предплечьем, а Игорь двумя-тремя ударами в живот привел в беспомощное состояние. Когда парень пришел в себя и начал хрипеть, устремив на нападающих полный ужаса взгляд, Игорь сказал:

— Сейчас ты мне назовешь имя вашего бугра и его адрес. Если не соврешь, мы ему не скажем, кто его предал, а иначе сами узнаем, а свалим на тебя. И второе: кто подбросил взрывчатку?

Парень сдался не сразу, только когда Игорь взялся за него как следует. Еле шевеля губами, он все рассказал.

На прощанье Игорь дал ему совет:

— Учти, мы за вас возьмемся как следует. Будем увечить всех подряд, а кое-кого и ликвидируем. Так что мотал бы ты удочки подальше.

Они ушли.

— Ты чего про ликвидацию-то ему говорил? — неодобрительно ворчал дядя Коля. — Настучит еще.

— Ничего, пусть боится, — Игорь еще не отдышался, — пусть думает о нас хуже, чем мы есть. С такими только так и можно разговаривать, они другого языка не понимают.

На следующий день отчитались перед группой «за проделанную работу». Судя по всему, избитый держал язык за зубами. Во всяком случае, со стороны рэкетиров никаких новых действий не последовало. Из этого сделали вывод, что насчет своего босса он не соврал. И тогда стали готовить операцию против самого бугра.

Предложений было много. Начиная от поджога дома, похищения с последующим повешением (Леонид Николаевич) и кончая банальной «чисткой морды» (дядя Коля). Остановились на том, чтобы выследить, а там действовать по обстоятельствам.

Так или иначе «группа самозащиты» начала действовать, не очень-то оглядываясь на закон.

Гор мог быть доволен.

…И вот сейчас Гор и Тутси болтали, занимались любовью (палантин-то нужно было отрабатывать), опять болтали. Последнее время Гор показал себя особенно сильным мужчиной, словно сбросил двадцать лет. Тутси сначала удивлялась, потом перестала удивляться, когда подсмотрела, как Гор после очередной любовной вспышки тайком глотал в ванной какую-то таблетку и вскоре выходил оттуда, преисполненный новых сил.

Без особенного стеснения во время очередного его похода в ванную Тутси залезла Гору в карман сброшенных брюк и обнаружила наполненную пилюлями маленькую железную коробку с надписью: «Приаптон» — и довольно красноречивым рисунком на крышке. Кто такой бог Приап, Тутси, разумеется, не знала, но рисунок поняла без труда. После своего открытия она перестала восхищаться любовными подвигами Гора. Но какое, в конце концов, это имело значение? У нее был Игорь, который и без всяких пилюль был для нее богом.

Так размышляла она в очередную паузу, безмятежно глядя в потолок и ожидая, пока подействует очередная пилюля.

И вдруг Гор негромко спросил:

— Ну а как поживает ваш друг-супермен?

Тутси похолодела (вот дьявол с его дьявольской интуицией!), а Гор невозмутимо продолжал:

— Это ведь для него ты все эти романы заказываешь? Да и кассеты, наверное, тоже? В его возрасте я тоже увлекался и научной фантастикой, и драками.

— Да он… Да он каратэ занимается… а там в фильмах приемы всякие… Это товарищ мой школьный… учились вместе, — невнятно бормотала Тутси.

— Ну, разумеется, — без тени иронии говорил Гор, — вы спросите у него, мадам Тутси, какие бы он еще хотел фильмы, или книги, или еще что-нибудь, я с удовольствием привезу. Если он любит драться, может быть, ему нужен газовый пистолет? Между прочим, по вашим законам газовые, воздушные, стартовые и промышленные пистолеты — это которые заклепывают, забивают заклепки, — не считаются огнестрельным оружием и не запрещены.

Тутси молчала. Черт бы его побрал с его заклепками и промышленными пистолетами! Откуда он все-таки знает про Игоря?

Между тем Гор продолжал рассуждать:

— Ракетница тоже не считается огнестрельным оружием. Вы знаете, Тутси, если ваш друг, я хотел сказать, школьный товарищ, любит драться, посоветуйте ему оберегаться, беречься… Противники, я имею в виду враги, могут произвести на него засаду. Когда их больше, газовый пистолет пригодится. Я привезу, а вы подарите ему на рождение. Или на 23 февраля, праздник вашей армии. Он же, наверное, служил в армии? Он случайно не был в Афганистане?

— Не был, — хрипло ответила Тутси.

Эх, если б вдруг разверзся пол и Гор вместе с постелью провалился к чертовой матери!

— Это хорошо. Там могли убить, — Гор говорил не спеша, словно размышляя вслух. — Там многих убили. Но скоро здесь для молодых, особенно которые любят драться, как ваш друг, я хотел сказать, школьный товарищ, здесь скоро настанет мини-Афганистан. Например, на улице Арбат. Я там иногда бываю. И по-моему, там молодые люди очень любят драться. Не как в Казани (Гор демонстрировал знание советской прессы), но тоже любят. Ваш друг, я хотел сказать, школьный товарищ, случайно не на Арбате живет? Я просто так спросил. Там дерутся.

От этих речей у Тутси заболела голова. А от последних, удесятеренных приаптоном объятий Гора — еще больше.

Но он был деликатен. Закончив очередной любовный раунд, посмотрел на часы и распрощался, сославшись на дела.