На Арбат вышли через арку. На жалкой, облезлой стене мелом большими буквами были нанесены слова: «М. Че, проявись. Anita». А рядом красной краской изображен древний астрологический символ женского начала.

Наконец вышли на саму улицу, под розовато-коричневый свет ее фонарей. Неторопливо двигалась толпа. Грустно пела скрипка напротив магазина «Диета». В перчатках, у которых были срезаны пальцы, замерзший, красноносый, весь какой-то сморщенный скрипач пиликал себе и пиликал. В футляр от скрипки летели монеты, валялись в нем и несколько смятых рублевок.

— Во миллионер! — восхищенно пробормотал Олег. — Знаешь, сколько зашибает? Будь здоров. Скоро «Страдивари» себе купит, ловкач!

Игорь неодобрительно посмотрел на своего элегантного «одублененного» друга. Какое ему дело, в конце концов, каждый зарабатывает, как может. Попробуй постой-ка целый день на ветру, перепиливая свою скрипку.

— Да, так вот, — продолжал Олег, — знаешь, о чем этот «Бунт»? На Земле в трехтысячном году намечается война. Между «свободным» и коммунистическим миром. Ну — обычная бодяга…

— Погоди, — прервал Игорь, — он что, твой автор, считает, что еще тысячу лет продлится холодная война, а потом начнется горячая?

— Наверное. — Олег пожал плечами. — Так получается. Словом в трехтысячном году вот-вот должна вспыхнуть война. Объявляется всеобщая мобилизация. И вдруг советские граждане начинают забастовку. Вернее, отказываются идти в армию! А? На них напускают милицию, а они не идут!

— И что ж «свободный» мир? — недоверчиво спросил Игорь. — Захватывает нас?

— В том-то и дело, — Олег даже слегка подпрыгивает от восторга, — в том-то и дело, что нет! Они, понимаешь ли, проникаются нашим благородством и тоже отказываются воевать.

— И на земле наступает всеобщий мир?

— Ну не совсем, — сникает Олег. — По идее да. В начале вся планета торжествует, все радуются, на границах идет братание. Но потом один подонок-генерал, видя, как оборачивается дело, запускает ракету с атомной бомбой, и начинается всеобщая катавасия.

— Запускает, конечно, советский генерал? — Игорь не скрывает иронии.

— Ну, советский. Да какая разница? Ты пойми главное: если люди объединятся и откажутся служить в армии, никакой войны не будет. Это кретины трехтысячного года могут додуматься до ядерной войны. А в наше время кто ж на это пойдет?

— Слушай, Олег, а не идти в армию, когда призывают, на это люди пойдут? Вот ты, я?

— Ну и что, — Олег пожимает плечами, — ты знаешь, что предлагает в Латвии Народный фронт или в Литве, а может, в Эстонии — словом, в Прибалтике? Мне показывали их устав. Они предлагают, что, если кто по религиозным или пацифистским соображениям не хочет служить в армии, пожалуйста — заменяют на гражданские работы.

— Интересно, какие, — усмехается Игорь, — уборные чистить или улицы, как пятнадцатисуточники, подметать? Нет уж, я лучше помарширую да побегаю немного. Но пока у нас в стране еще закон о всеобщей воинской обязанности не отменили. Конституция действует. И ты в Москве живешь, а не в Прибалтике.

— А что, по-твоему, в Москве нельзя вслух высказываться? Вот возьму и в знак протеста устрою голодовку!

— Давай, давай, — веселится Игорь, — сократи рацион, вместо трех шашлыков съедай два. Ведь не выдержишь.

— Ладно, — недовольно бормочет Олег, — но, честно говоря, этот романчик меня на некоторые мысли навел. Я тут поговорил кое с кем… из института и нашими. Они поддерживают.

— Ладно, — Игорь хлопает Олега по плечу так, что тот приседает, — как соберетесь, скажи: я вам белый флаг подарю, стащу у матери наволочку.

«Звездные рыцари» сами не заметили, как в их среде начался и постепенно стал шириться раскол. Ну не раскол, скажем так — расхождение.

Часть, возглавляемая Олегом, вдруг заинтересовалась вопросом, нужна ли, учитывая движение за мир, армия? И если нет, то зачем в ней служить? Другие, увлеченные игрой, которая моделировала войну, стали, наоборот, углубленно изучать вопрос будущих мировых столкновений.

На общих собраниях «звездных рыцарей» вопрос этот притухал. Там брали верх общие интересы — где достать книги, не удастся ли опубликовать повестушку, как организовать встречу с известным писателем-фантастом, не создать ли компьютерный кооператив. Эта последняя, казавшаяся на первый взгляд нелепой идея все больше овладевала умами «звездных рыцарей». В ее осуществлении они усматривали возможность добыть для «Ракеты» финансовые средства (а кое-кто и немного подзаработать). Кроме того, все увлеклись игрой; шутка ли, можно моделировать целые сражения; можно вступать в компьютерную связь («…Фи! Как некрасиво звучит», — морщилась Иветта) с другими организациями, даже с другими странами…

Игорь по своему характеру был человек открытый и тайн не имел, их «группа самозащиты» и война с рэкетирами оставались главным секретом его жизни, зато в других областях секретов не было. Делясь своими проблемами, Игорь не очень любил выслушивать советы. Но был человек, чьи советы он ценил, — Иванов-Лембрэд. Над некоторыми причудами шефа он втихомолку посмеивался, но понимал, что за шутками и иронией Ивана Ивановича скрывается искреннее желание помочь Игорю. Если возможно.

Общались они ежедневно и подолгу. Но серьезные разговоры вели нечасто. Обычно Иванов-Лембрэд, сделав для Игоря обстоятельный обзор прессы и телепередач, иногда ворчал на разные неурядицы бытия, горячо возмущался массой всяких вещей, связанных с его деятельностью главного редактора. Иван Иванович за это время хорошо изучил своего водителя, поэтому сразу заметил, что Игорь кем-то серьезно увлекся. Из деликатности он ни о чем не спрашивал.

А тот, пока «Волга» мчала их по каким-то очередным делам, возмущался:

— Понимаете, этот недоумок, ну Олег, вот пижон, ему бы кайф ловить, ходит, упакованный до потолка. Фанаберии по горло, а строевая никак его не устраивает. Он бы в армии, вы поверите, Иван Иванович, с губы не вылезал! Сачок! Не хочет служить, и все тут! Вот теперь нашел теоретическую подпорку: мол, не будет войны — так зачем армия? А значит, никто его не будет беспокоить. Но ведь не может не быть армии, а, Иван Иванович?

— Не может, — серьезно отвечал Иванов-Лембрэд. — То есть когда-нибудь, наверное, обойдутся. Но пока рановато.

— Вот Олег мне про эстонцев все уши крутит: мол, кто из пацифистских соображений не хочет служить, может идти работать.

— Если б такой закон приняли, — усмехнулся Иванов, — все бы сразу пацифистами оказались. Учти, Лосев, пацифист — слово хорошее, в его, так сказать, изначальном значении. Но у нас оно приобрело другое значение — эдакий, как один умный человек сказал, «вегетарианский пацифизм». Слюнявый, я бы добавил. Ничего общего с борьбой за мир это не имеет. Вот вся эта болтовня, которая у нас сейчас ведется о сокращении армии, о превращении ее в наемную и так далее, — тоже слюнявый пацифизм. Будем надеяться, что этого не произойдет. И твой приятель пройдет армейскую школу и станет таким же молодцом, как ты (Лембрэд снова начинал подтрунивать).

— Нет, серьезно, Иван Иванович, — продолжал Игорь, — ну кому армия повредила? Конечно, есть там, может быть, маменькины сынки, которых «деды» иногда уму-разуму учат. Не знаю, у нас в десанте такого не было. Со мной, во всяком случае.

— Еще бы, — усмехнулся Иванов-Лембрэд, — не завидую я тому «деду», который захотел бы отшлепать такого внучка.

Игорь скромно пропустил реплику мимо ушей.

Закончив в тот день работу поздно, — Игорь возвращался домой затемно. Шел от Арбатской площади, распахнув ворот куртки, засунув лыжную шапочку в карман.

Ну и погода! Не зима, а парник какой-то. Еще март не наступил, а температура, как в мае. Все течет. Черт знает что!