Бекетов дорогую и быструю одноколку взял, заплатил за нее тоже сам, не обратив внимания на Петины протесты. А как тот спрыгнул — сказал извозчику, что самому ему в заездный дом Демута, и неплохо будет, если тот подождет, а потом — до театра. А хочет еще подождать, и он тогда за всю ночь заплатит. Извозчик просиял: если надолго нанимали, то и заработок был большой, а гусар явно скупиться не стал бы.

Бекетов усмехнулся:

— Ну, Петька, раз не хочешь со мной погулять — найдется, с кем еще. Уж так и быть, семействам Жана и Анатоля в театре почтение засвидетельствую, а после они оба от меня никуда не денутся…

Они попрощались, и Петя в дом пошел. Ему после широких и красивых улиц здесь стало еще более неуютно.

Дверь в комнаты поддалась тяжело и со скрипом. Алексея Николаевича он тут же увидел — тот на диване лежал с книгой, которую отложил тут же. Пете сразу не понравилось, как у него глаза блестели.

И точно — водкой от барина тянуло, он почувствовал, как рядом сел. Алексей Николаевич виновато опустил взгляд и уткнулся ему в плечо, а потом и вовсе устроился у него на коленях.

— Ты долго так… — невнятно прошептал он.

Пете стыдно стало. У Алексея Николаевича и укора в голосе не было, только усталость. Он барина обнял, и тот прикрыл глаза, прижавшись к нему.

Говорить сейчас о вольной точно не стоило. Да и после бессонной ночи Алексею Николаевичу отдохнуть лучше было. Только у него и задремать не получалось — он устраивался головой у Пети на коленях, закрывал глаза, но тут же вздрагивал и искал его взглядом, еще сильнее приникая к нему. У Пети в груди кольнуло: тот боялся, наверное, что он снова уйдет.

Он сам сел удобнее и стал гладить Алексея Николаевича по подрагивавшим плечам. Тот успокаиваться начал, а скоро заснул все-таки — неглубоко и беспокойно.

А самому Пете скучно было. Ему-то спать не хотелось, и пришлось долго сидеть, разглядывая трещинки на потолке — запоминать их даже начал. И книгу полистать не получалось, чтобы Алексея Николаевича не тревожить.

Он не выдержал и передвинулся, когда спина затекла. Барин тут же вскинулся, и такая потерянность у него в глазах мелькнула, что Петя понял — не станет с ним сегодня о выкупе говорить.

Петя в сторону спальни указал, и тот кивнул. В самом-то деле, зачем на узком корявом диване лежать…

Алексей Николаевич тяжело поднялся, опираясь на подлокотник, чтобы не становиться на больную ногу. Петя тут же поддержал его за локоть и помог дойти. Тот сильно припадал на правую ногу и прикусывал губу от боли. А в спальне лег сразу, не раздеваясь, и Петя присел рядом.

Вечер у него бестолково как-то прошел. Барин спал, а он листал книгу, которая скучная оказалась. А пойти ему в незнакомом городе некуда было, да и не бросать же Алексея Николаевича второй раз за день. Еще с тоской подумалось, что Бекетов-то веселится сейчас — наверное, и конца представления не дождавшись, увез из театра своих мальчишек. Или по Петербургу катал их, или же — в лучшую столичную гостиницу сразу, в свои номера.

К ночи он лег на другом краю кровати, от запаха водки подальше, и долго не мог заснуть. А с утра снова Бекетов заглянул, и Петя пошел с ним посмотреть столицу.

Они гуляли по Невскому, по английской набережной и по Адмиралтейскому бульвару. Петя так и вертел головой по сторонам: он никогда не видел такого великолепия, таких огромных улиц и высоких красивых зданий. А Бекетов про город рассказывал ему без умолку.

Петю больше всего Казанский собор поразил, он долго как завороженный любовался. Собор за год до войны освятили, а после привезли туда почетные трофеи — французские знамена. И полководец Кутузов здесь был похоронен. Но более всего Петю поразило, что собор крепостной архитектор построил — он не верил даже сначала.

Зимний дворец, издалека увиденный, Пете громадным показался — за весь день внутри не обойдешь! Он и не понял, зачем надо было строить такой.

В Летний сад его без Бекетова не пустили бы, да Петя и не хотел: он замерз тогда, и они потом в трактир греться и обедать пошли. А Бекетов ему там рассказывал, какое сильное было наводнение в царствование императрицы Екатерины Второй — фонтаны и скульптуры разрушились, поломаны были деревья.

Про Михайловский замок Бекетов рассказал, как там убили императора Павла — у Пети холодок по спине пробежал при взгляде на мрачное здание. Подробно о заговорщиках офицер не стал говорить, упомянул только, что в том имели участие очень высокие особы.

Они, конечно, не за один день столько посмотрели. У Алексея Николаевича еще с неделю были в столице дела, он с утра уходил, а Петю Бекетов забирал. Возвращался тот поздно, и барину ждать его приходилось. Но Пете скучно было в комнатах сидеть, а после дворцов и набережных вовсе неприятно было в обшарпанном доме, одной стороной выходившем в закоулок, а другой — в канаву.

Нехорошо было Алексея Николаевича оставлять, но Петя решил уже, что поедет с ним в именье, там и наговорятся. А пока с Бекетовым проститься хотелось: тот решил вскорости на Кавказ уезжать.

— Я Алешку одного оставить боялся, — объяснил он. — А теперь вот ты уж с ним… Только не бросай все-таки, подожди, объяснись…

Петя обещался, что не сразу уедет, как выкупится. А в вольной он речь завел в день перед объездом Бекетова. Он с утра просто сказал:

— Я выкупиться хочу.

Алексей Николаевич, сонный еще, взглянул на него непонимающе. И — растерянно и испуганно.

— Петенька, да я бы и так тебя отпустил, ты скажи только… — барин обнял его и бережно провел по щеке.

Петя вздохнул украдкой. Он-то думал, что тот не позволит, что уговаривать придется… Алексей Николаевич спросил только:

— Зачем тебе? — и уткнулся ему в плечо, зашептав дальше: — Ты не уйдешь ведь? Нет?..

— Не уйду, — твердо сказал Петя. — Мне… просто, чтобы вольным…

Он не смог бы объяснить, зачем ему. Не рассказывать же о Данко. Он с Алексеем Николаевичем вообще о цыганах говорить не любил. Тяжко это — в грязной тесной комнатушке широкую степь и море вспоминать. Пете не нравилось тут, но решили не съезжать уже ради последних дней в столице.

Только насчет того, чтобы выкупиться, барин не соглашался: упорно твердил, что так отпустит. Пете это надоело уже, и он перебил ехидно и нетерпеливо:

— Видно, что вам деньги-то не нужны, — жестко сказал он, обведя глазами комнату.

И пожалел тут же, как Алексей Николаевич нахмурился и отвел глаза. Петя сам не понял, как с языка такое резкое сорвалось, да ведь и без повода совсем. Подумалось вдруг: вот Данко не промолчал бы в ответ, а сказал бы еще обидней.

Петя обнял барина за плечи, и тот произнес тихо:

— Пойдем сегодня.

Алексей Николаевич составил грамоту, с которой для печати и подписей нужно было пойти в учреждение крепостных дел при Гражданской палате. У него рука чуть подрагивала, и на Петю он смотрел все еще непонятливо.

Удивительно просто оказалось то, о чем Пете затаенно мечталось. Деньги он отдал Алексею Николаевичу, как и полагается — четыреста рублей. Они поехали потом в Гражданскую палату, и Алексей Николаевич сначала оставил его в приемной и улыбнулся тихо: «Я сделаю все». На Петю сторож стал недоверчиво коситься, когда тот ушел: вылитый цыган ведь.

А чиновник, который позвал его, и вовсе губы кривил презрительно. Петя ответил ему наглым насмешливым прищуром, и тот чуть не споткнулся на ровном месте.

В кабинете у стола сидели Алексей Николаевич и другой чиновник, пожилой и представительный. Тот на Петю повел взглядом и бросил небрежно:

— Засвидетельствовать должен, что понимает грамоту. Прочтите, да непременно объяснить нужно, и покажите потом, как хоть крест чернилами вывести…

Петю аж в жар бросило от такого высокомерного обхождения. Давно с ним не обращались так! Ему в Гражданской палате, среди чиновников, вовсе не нравилось, а тут еще и надсмехались так.

— Я грамотный, ваше высокоблагородие,— холодно бросил Петя. — Где расписаться?

Чиновник осекся от неожиданности. И зло и раздраженно указал, где нужно. В отчество Пете пришлось писать материного мужа, да и все равно он не знал, как отца-цыгана звали.