Петю давно вопрос стал терзать, почему Бекетов Алексею Николаевичу деньгами не помогал. Он потом узнать решил, как поговорить сядут.

Пока ехали, Бекетов болтал без умолку. Петя о городе за всю жизнь столько не узнал, как нынче. А интересно так было, что заслушаешься: хоть про царя Петра, хоть про то, в каких кабаках офицеры гуляют и где не затратно соответственное женское общество найти. Бекетов тут усмехнулся загадочно и сказал, что можно и не женское, кому как хочется, были б средства и знакомства. Петя смутился аж, хотя и не такого наслушался от гусар.

А про обед Бекетов сказал, что в ресторацию его не поведет потому, что зазря это будет: и не накормят толком, и денег ни за что возьмут. Он сказал, что лучше место есть и, расплатившись с извозчиком, повел его куда-то в переулки от широкой шумной улицы.

Петя запутаться успел, пока шли, и обратно бы точно дорогу не нашел. Наконец Бекетов поманил его за собой к тяжелой деревянной двери, и Петя стал спускаться по крутым ступенькам.

В подвальчике оказался небольшой уютный трактир, где Бекетова радушно встретил хозяин. Проводил он его к столу чуть в стороне от других, и видно было, что офицер здесь был не впервой.

Петя сел, облизываясь вкусным запахам с кухни. Бекетов же потребовал всего, что у них есть сегодня лучшего, для себя и для своего дорогого друга. Приносить им стали тут же почти.

Сначала долго не до разговора было. Бекетов пробовал было начать выспрашивать, но Петя взглянул на него обиженно, уплетая вторую тарелку горячих наваристых щей, и тот только хмыкнул. А то что же это? Разбудил сначала, из кровати вытащил, а теперь и поесть не давал.

Петя после щей никак выбрать не мог между телятиной с тушеной капустой, судаком, говяжьим языком с горошком, кашей и блинами: каждое хватался попробовать. Бекетов без смеха уже не мог смотреть, как у него глаза разбегались. А он такого никогда не видел, чтобы выбирать можно было. В корчмах-то по пути ел, что давали, и все дела. Да и кусок в горло не лез, поначалу особенно, когда Данко вспоминал.

— Так-то лучше, — довольно заметил он, взглянув на Петю. — А то совсем заморенный с дороги был, теперь ожил вот. Хотя все равно какой-то ты смурной. Алешке, что ли, не рад оказался?

Петя неопределенно повел плечами. Что тут ответишь? Да и вовсе говорить не хотелось, его после такой еды даже в сон клонить начало. Но спросить про барина надо было.

— А как он? Ну, меня не было когда…

Бекетов хмыкнул недовольно и нахмурился.

— Давай уж сначала расскажу, и про ранение, и про все… Вот вы меня вытащили в двенадцатом-то году, а тогда наоборот вышло: я его спас. Да только он не рад этому оказался, когда узнал, что ты пропал. Искали, конечно, всю грязь на дорогах истоптали. До последнего искали, пока армия дальше не двинулась. А потом и толку не стало… Я дивился уже, как Алешка держался тогда — не срывался, не блажил. А в первом же большом бою вдруг — под французские пушки прямо, — Бекетов затейливо ругнулся. — Он хоть и говорил потом, что лошадь понесла, но понятно ж, что нарочно. Я его живого успел оттуда вытянуть, а он как очнулся, так сразу же спросил: «Зачем?..»

Петю передернуло аж. Он вспомнил, какой у Алексея Николаевича взгляд отчаянный был, когда тот увидел его. И правда верилось, что он мог на верную смерть броситься.

— Да это ничего, — Бекетов досадливо махнул рукой. — Я у него пистолет вырывал после того. Ну да ладно, с этим-то успокоился вроде: признался потом, что страшно. Так едва от раны оправился — с утра уже приходилось под руку таскать, и так всякий день. А тут — неудивительно, что у него с чиновниками не получается: вот не угадаешь, кому в канцелярии кланяться приходится. Представь только — отцу жены его почившей! Алешка-то ее, понятное дело, сгубил самолично, со свету сжил, потому он от ее папеньки ничего не получит, тот уж постарается. Я ему вовсе говорю, чтоб он пока никаких дел в столице не вел, а ехал именье отстраивать. А то он выдумал как-то: мол, землю всю продам. Ну я его спрашиваю, сам-то он как тогда будет. Он мне тогда: «Все равно жить незачем». Получше стало почему-то, когда он из именья только приехал, а тут опять вот…

Петя вскинул брови удивленно, когда услышал, что барин, когда в именье уехал, пить стал меньше. Но спросил о другом:

— А что он… с деньгами-то так?

Бекетов его неловкий вопрос понял. И вздохнул устало.

— Вот, может, ты мне объяснишь хоть… Да я, понятно ж, с радостью ему дал бы, да не в долг, а просто. Так нет! Значит, вот когда я его пьяные откровения  выслушивал — так и надо, а вот денег у друга взять — этого уже дворянская гордость не позволяет. И вот ни в какую, да я еще и виноват, что его жалею. Да, черт возьми, если б я знал, с кем повяжусь, то в кадетском корпусе десятой дорогой Алешу Зурова обходил бы!..

Петя вздохнул и отвернулся. Вот это ему уже совсем ему непонятно, и долго же придется барина убеждать, чтоб взял все-таки. Ему это глупостью казалось, но переубедить-то надо.

— А теперь ты рассказывай, — потребовал Бекетов. — Очень уж послушать интересно, где ж ты пропадал.

Рассказ вышел долгий. У Пети, согревшегося и наевшегося, говорить хорошо получалось. Да и сидеть было уютно в трактире.

Бекетов слушал с интересом, не перебивая. Но как Петя про степь и море начал — спросил вдруг шутливо:

— Ну что, нашел ты там себе кого-нибудь?

Петя хотел было головой покачать, но движение неловкое вышло. А сказать и вовсе побоялся: голос дрогнул бы. А как он Данко вспомнил — тут же почувствовал, как краской начал заливаться.

— А ну-ка… — уже серьезно произнес Бекетов и поднял его за подбородок. — Ишь как глаза-то заблестели, а сам заалел, будто маков цвет. Рассказывай.

Петя отвернулся и губу закусил. Щеки у него пылали, а взгляд поднять неловко было.

— Занятно… — пробормотал Бекетов. — Ну кто хоть, а?

— Цыган, — выдавил тот.

— Надо же! — хмыкнул офицер. — Молодой, небось, удалой, а может, и красив еще…

Петя глотнул кваса и тут же поперхнулся. Ему сквозь землю провалиться хотелось: ну зачем выспрашивали!..

— И что же у вас?.. — не отставал Бекетов. — Да можешь и  не говорить, и так вижу. А вот что мне теперь скажи… Алешку-то любишь?

Пете трудно было ответить, да он и сам не знал, как. Хотя екнуло в груди: понимал ведь все, просто смелости не хватало сказать. Он так и не решился.

— Люблю, — еле слышно выдавил он.

— Да ну. Если б ты его любил, то я б тебя ни за что не вытащил, — жестко сказал Бекетов. — Ты бы с ним остался. И точно не стал бы со мной на полдня рассиживаться — который час-то уже, знаешь? Я ж как раз посмотреть-то и хотел, теперь вижу вот.

Петя до боли закусил губу и опустил взгляд.

— И зачем же ты приехал? — негромко спросил Бекетов.

— Выкупиться, — бросил Петя.

И тут же губу закусил: понял, как жестко это прозвучало. Что же — вольную получить и уехать? А барин как?.. Петя ведь не собирался сразу уезжать, он и в именье поехать хотел, помочь отстроить. Да и о других дворовых узнать.

— Ох, Петька… — Бекетов покачал головой. — Я Зурову до войны еще говорил, чтоб он не связывался с тобой. Не по нему полюбовничек. Доведешь ты его…

Петя глаза опустил. И впрямь стыдно стало, что он с Алексеем Николаевичем так. Да и сейчас нехорошо получилось: вечер уж давно, а он аж поутру ушел.

— Пора мне, — он резко встал.

И за кошельком полез. Не Бекетову же одному платить, у самого за себя есть.

— Стоять, — устало сказал офицер. — Во-первых, я тебя угощал, уж трактирный обед я себе позволить могу. Во-вторых, провожу, а то сам не найдешь.

Петя снова сел: Бекетов прав оказался. Он подождал, пока тот деньги отдал, а потом они на улицу вышли. Он отмалчивался, пока обратно ехали, да и вовсе был смурной. Надо было как-то барину сказать, что он выкупиться хочет — а вдруг тот решит, что он уедет? Да Петя и так уезжать собрался, но уж как об этом предупредить — никакого понятия не было.