— Теперь все хорошо, — ответил Брэйдан, спокойным шагом подходя к товарищам. — Но, Дэю нужна помощь.

— О, Боги всех Богов! — заголосил Кельм, протискиваясь к нам между телами своих товарищей. — Что с тобой? Ты живой?! Скажи же мне! — продолжал голосить рыжий, и от его криков начинало закладывать уши. — Пропустите же меня, задницы отъели, не пройдешь! — возмутился Кельм, застряв где-то совсем рядом. — Дэй, держись, я иду!

Брэйдан с сочувствием посмотрел на меня, легонько улыбнувшись уголками губ.

— Ты ему нравишься, — лукаво щурясь, сказал он.

Рик и Дэйм поспешили расступиться сами, прежде, чем рыжий обласкал бы и их зады.

— О, Боги, что стряслось? — вцепился он мне в плечи и как следует встряхнул.

Моя голова, до того расслабленно лежавшая на плече Брэйдана, замоталась в разные стороны, а когда он отпустил, с глухим 'тук' откинулась на твердое плечо северянина.

— Почему ты молчишь? Почему он молчит? — вызверился рыжий на Брэйдана.

— Потому, что ты, Red affer, слишком уж меня трясешь, — решив поощрить Кельма за заботу, вновь назвала его тем же прозвищем, которое ему так нравилось. — Все хорошо, — сказала я, посмотрев прямо на него.

Кельм как-то странно замолчал, покраснел, а вокруг разразился дружный мужской хохот.

Рыжий, с каким-то непонятным раздражением обернулся к остальным и процедил сквозь сжатые губы:

— If sie keine shut, Ich erzelle er saus sie ferdung aus seiner frau! Und ich abengen sei, er smart gant wer keine nicht. (Если не заткнетесь, обучу его, как вас матом поносить и скажу, что так надо говорить при знакомстве с вашими женами! И ещё чего-нибудь придумаю, он парень башковитый, где не надо, быстро запомнит.)

Смех в рядах северян, тут же стих. И теперь уже в разговор вмешался Брэйдан:

— Я все объясню, но Дэю нужна повозка и уединение.

Я попросила, чтобы Кельм проследил за тем, чтобы меня не тревожили, пока я сама не выйду. Почему именно его? Все просто. Для того, чтобы сделать то, что я хотела, мне опять пришлось бы раздеться, и поскольку мы с северянином уже успели разглядеть друг друга во всех самых откровенных ракурсах, и если я буду нужна, то ничего страшного не произойдет, если позовет меня он. Потому, как только полог повозки закрылся за мной, и обоз вновь пришел в движение, я расчистила место, где смогла бы лечь и разделась.

Обнаженной кожей лежать на грубой поверхности необработанного дерева, было не слишком-то приятно. Но, это ощущение дискомфорта длилось недолго. Закрыв глаза, вынырнула из тела, и теперь рассматривала свою оболочку со стороны. Самой себе, я казалась такой маленькой, практически невесомой. Покрывало из черных волос, закрывало грудь, живот, после чего спадало на пол. Девушка, что сейчас лежала в мерно покачивающейся повозке, казалась спящей, такой спокойной. Я приблизилась к самой себе, и стала теперь смотреть не на тело, а на то, что происходит внутри.

Яд виргов, неспешно перетекал из одной части тела в другую, пытаясь найти брешь, чтобы начать разъедать не только живые ткани, но и мою энергетику. Не уверенна в том, что мне по силам описать картину своего восприятия происходящего, но я попробую. Просматривая, процессы, происходящие в собственном теле, я не видела ни крови, ни мягких тканей, ни органов, это не было похоже, на то, как если бы с меня содрать кожу и разглядывать все под увеличительным стеклом. Тело, его материальная часть перестала существовать перед взором, лишь энергетический слепок, который светился бледно-голубым в полумраке повозки. Там, куда яд ещё не успел добраться, было ровное сияние здоровой оболочки. Но вот, рука, часть плеча и левая грудь, переливались ярко алым. На этом участке, можно было увидеть, как клубиться, вспыхивая и тут же угасая, нездоровая энергетика боли и борьбы. Ждать больше было нельзя, иначе восстановление заняло бы куда больше времени и сил.

Призрачные ладони вошли в самый эпицентр, зачерпывая ярко алое сияние, и вынимая его из тела. Стоило яду оказаться в руках тени, как он почернел, и призрачными хлопьями пепла, развеялся в окружающем пространстве.

Раз за разом, я проделывала одно и то же действие. Зачерпывала ладонями яд, и ждала, когда он развеется в пространстве, пока на том месте, где были алые всполохи, участок тела не очистился полностью. Ровное белое сияние, неправильное, потому, как это означало только одно, яд разрушил энергетические токи в теле. Необходимо было восстанавливать поврежденное место, и чем скорее, тем лучше. Многие люди, полагают, что их болезни, это следствие инфекций или неправильной работы органов, даосцы смотрят на этот момент иначе. Если в вашем теле не засорены энергетические каналы, если жизненная энергия циркулирует правильно, то и нарушения не возникнут. Это первооснова нашей медицины, в первую очередь необходимо восстановить энергетический баланс организма, а уже потом, начинать лечение последствий его нарушения. Наш организм — он живой, вот, что необходимо понимать в полной мере, и он все понимает.

Бывает так, что человек, смотря в зеркало, думает, какой он некрасивый, насколько уродливо его тело, и как не нравится ему, что он слишком полный или худой, маленький или высокий и прочие глупости. Как вы считаете, захочется ли живому организму, который все прекрасно понимает, работать исправно, когда к нему так относятся? Негативные эмоции, ненависть, страх, зависть, все это тоже нарушает ход токов в вашем теле. Некоторые, очень пожилые тени, говорят так:

'Возлюби тело, как свой родной дом, где тебе всегда рады, где тебя ждут и принимают, каким бы ты ни был и тогда, дом будет твой процветать и радовать глаз. Ежели стаскивать в дом все не нужное, не ухаживать за ним и не любить, то и дом твой будет подобен обветшавшей халупе'.

Мы, частенько посмеивались, когда Сэ'Паи Ву начинал очередной урок вот такими витиеватыми выражениями. Я же скажу проще, как ты к телу, так и оно к тебе. Будешь его ненавидеть, оно будет болеть и отвечать тебе тем же. Я не знаю, как выгляжу в глазах других людей, быть может, кто-то скажет, что я страшная, кто-то решит, что слишком худая, мне это безразлично. Я знаю одно, мое тело самое лучшее в мире и любовь у нас взаимна.

Сейчас же была несколько иная ситуация, мою оболочку инфицировали. И та дрянь, что содержалась в слюне виргов, была способна поедать и видоизменять не только мягкие ткани, но и душу, ауру, словно кислота, она уничтожала все до чего могла добраться.

Когда я закончила, стояла глубокая ночь. Нырнула в тело, прислушалась все ли в порядке в лагере. Накинула на себя кусок мешковины, что нашелся среди прочего добра в повозке, и провалилась в глубокий, оздоровительный сон, не найдя в себе сил ни на что большее. Все же, как бы я не храбрилась перед Брэйданом, но яд изрядно подточил мои силы, особенно учитывая то, что они ещё не успели окончательно восстановиться, после случая с Кельмом.

— Пусти, — грозный мужской голос, донесся сквозь замутненное сном сознание.

— Нет, — вторил ему не менее рассерженный, голос Кельма.

— Что значит 'нет'? — как-то нехорошо переспросил тот, которого теперь я могла опознать, как Брэйдана.

— Не пущу.

— Кельм, — глубоко вздохнул мой северянин. — Ты нарываешься.

— И, что? Сказал не пущу, значит не пущу.

— Слушай, — дальше шел монолог на языке северян. Гневный, такой, монолог.

— Мне все равно, можешь хоть на голову встать, я не пущу. Дэй не велел.

— Что значит 'не велел', — даже не видя Брэйдана, я очень живо представила, как опасно прищурились зеленые глаза северянина.

Но, Кельм был неприступен.

— В словаре погляди, что это значит, — рыкнул рыжий.

— Не зли меня, Рыжий!

– 'Не зли меня, Рыжий', — передразнил Кельм интонацию Брэйдана. — Иди отсюда, не пущу, сказал.

— Почему, ты можешь объяснить? — из последних сил сдерживаясь, прорычал северянин.

— Потому, что нечего тебе там делать. Дэй ясно сказал, сам выйдет, когда будет готов. Так, что иди отсюда. Вон, кашу ребенку помешай, проснется, кормить надо будет.