— Стерва, дрянь! — орал, помнится, он. — Ты меня снова покалечила… Я тебя ненавижу! Наглая трахальщица!

— Ты любишь меня, — возразила Сиятельная. — Я — твоя Богиня! Я хочу тебя, и я тебя беру. Что в этом плохого?! Разве вы, люди, делаете это иначе?

— Я тебе не вещь! — заходился он в праведном гневе.

— Я тебя нечаянно повредила, совсем немножко, — попыталась оправдаться Она. — К тому же я все‑таки стихия. Стихийное явление.

— Проваливай… Ты стихийное бедствие…

— А ты скандалист и зануда, — вздохнула Она. — Ведешь себя как вздорная сварливая баба. Наверное, ты постарел.

И Она исчезла, отключилась. Судя по прошедшим годам — навсегда.

До полудня Альгис занимался своим фотоархивом. Не просмотром новомодной цифровой записи на экране, а старыми работами, которые хранились в доме во всех доступных и недоступных местах.

Он и раньше не слишком высоко ценил плоды своего творчества, и в этом, наверное, гоже была доля, по выражению Сиятельной, его «вечного занудства». Сегодня же большинство снимков казались ему вообще невыразительными и статичными, чуть ли не бездарными. В глубине души он понимал, что фотоработы его такие же, как и были: разные, но вполне профессиональные и в целом даже неплохие. Изменился он сам, его психика, обожженная дикой энергией и экспрессией природы — последние пятнадцать лет его душа ежечасно и ежеминутно находится в центре, на меже между высокими устремлениями и обыденностью обычной человеческой жизни. Даже не на меже их нестыковки, а в месте постоянно рвущегося разрыва. А что нелепо, больно, невозможно. Как говорят врачи, несовместимо с жизнью.

Кроме того, Альгиса уже дня три донимала жара, потная духота, от которой мало помогают кондиционеры, да и он как-то не удосужился оборудовать ими свой старый дом. а духота и дурное расположение духа -  близнецы-братья.

Он сел в машину и, хотя небо и очередной раз хмурилось, минут через двадцать припарковался возле пляжа. Начался порывами мелкий дождик, и большинство людей уехало или переместилось под пластиковые навесы. Где то далеко, еще нам городом, пробовал голос гром и лениво постреливали молнии. Однако Альгис давно уже не ждал свою фантастическую трахальщицу, свою сиятельную насильницу и дрянь. Или делал вид, что не ждет, — даже под присягой он не смог бы ответить точно и праведно.

После купания, под ленивыми экспромтами дождя, на берегу было просторно и здорово, и он присел прямо на песок, у кромки бездонной воды, которую только начинал дразнить ветер.

И тут в сознании Альгиса прошелестел до боли (в прямом смысле этого слова) знакомый голос:

— Привет, любовничек! Это я. Твоя госпожа. Королева.

Он замер. Не от неожиданности, не от радости встречи, а от ожидания. Наконец‑то! Сейчас она войдет в него, и он завопит от удовольствия, застонет, закорчится на песке от огненного блаженства, от непрестанных оргазмов души и тела.

Но ничего такого не произошло.

Альгис вынырнул из омута ожидания растерянным и потрясенным.

— Ты… ты… меня не тронула? — спросил он, еле двигая пересохшими от волнения губами. — Странно.

— Чего тут странного, — засмеялась Сиятельная дама. — Ты же, хмурый старый хрыч, все время вопил, что я тебя насильничаю. Вот я и отпустила тебя на волю.

— И хорошо, — еле выдавил он из себя. — Я о тебе уже и думать забыл.

В наказание за ложь Сиятельная слегка долбанула его током.

— Почему вы, люди, все время врете?! Даже когда знаете, что черепушка ваша для меня открытая книга?! Разве не ты полгода каждый день таскал к себе шлюх, пока не убедился: такой, как я, нет и быть не может?! Разве не ты, отчаявшись, изнемогая от желания еще раз испытать нечто подобное моей любви, сунул провода в розетку?! Но ваш машинный электрический ток мертв по сути своей. Ты понял это. И ты плакал от разочарования.

— Может, я хотел умереть, покончить с жизнью, — вяло возразил Альгис. Он не следил за собой и отвечал то мысленно, то, чаще, вслух.

— Может. Но опять‑таки из‑за меня.

— Да уж, — согласился Альгис. Он чувствовал себя усталым, даже мертвым, как тог земной электрический ток. — Все из‑за тебя.

Он встал, подошел к кромке воды.

— Скажи, пожалуйста, — непонятно зачем спросил Альгис, — кто тебя, образно говоря, научил танцевать сальсу? Ведь молнии сами по себе сальсу не танцуют. У кого ты стибрила эти движения, их импульсы?

— Ты его не знаешь, — мысленно улыбнулась гостья.

— А плавать ты умеешь?

Альгис не смог бы объяснить ни себе, ни другому, зачем он выясняет какие‑то ненужные второстепенные вещи.

— Нет. Ты думаешь, я овладею тобой в воде? И не надейся. Я тебя, как и просил, бросила.

— Ты, очевидно, хорошо провела эти годы? — задумчиво сказал Альгис, потихоньку заходя в океан. — Нагулялась?

— Ты сам посоветовал мне найти мужика помоложе. И не такого скандалиста и зануду, как сам. Чего же ты хочешь?! Любви?! Так мне она недоступна.

— Это тебя и бесит. Из‑за этого я и бросил тебя, Сиятельная дрянь, — вслух сказал Альгис и, мощно оттолкнувшись от дна, поплыл. — И многих ты трахнула?

— Не считала, — хмыкнула невидимая собеседница. — Много. Вы, люди, такие разные. У каждого в черепушке свои тараканы… Но есть и весьма интересные личности, покруче тебя.

— Зачем же вспомнила? — Альгис уплывал все дальше и дальше.

— Ну… ты у меня все‑таки тоже первый, — несколько растерялась Сиятельная. — А еще… Это какой‑то закон бабской подлости. Каждая, кто бросила мужика, хочет убедиться, что ему без нее хана. А уж я, Богиня, которой все доступно, которая все может…

— Ты не Богиня, а шлюха. Точнее, потаскуха. И дрянь. А кто кого бросил, сейчас увидим…

Он не думал об этом, не хотел. Но бывают ситуации, когда ты не волен над собой. Не те, когда тобой кто‑то издевательски и цинично командует, как эта электрическая шлюха, дергает веревочки импульсов — и ты, кукла последняя, пляшешь зажигательную сальсу… Не волен, потому что по–настоящему неподвластен себе. Или, наоборот, сильнее самого себя.

Альгис нырнул.

— Ты что задумал? — обеспокоилась вдруг Сиятельная. Не смей! Вернись сейчас же!

Альгис молча уходил вглубь.

Над его головой вдруг ослепительно вспыхнуло. Раз, другой, третий. Океанская вода взрывалась от мощных:, яростных ударов молний, превращалась в пар и кипяток.

— Это я тебя бросил, дрянь! Я! — мысленно ударил он её в последний раз. — Запомни это! И я никогда больше не буду танцевать для тебя сальсу…

Запас воздуха кончился, и вместе с мыслью: «Зачем?! Что ты делаешь? Поздно…» — он увидел то ли странную предсмертную реальность, то ли свой старый снимок, где из фиолетово–аспидного варева тучи вырастала к земле робкая веточка первой молнии. Тонкая и нежная, будто росток. Затем в легкие хлынула вода и унесла, растворила последнюю мысль:

«Шлюха… дрянь… госпожа… Богиня… люблю!»

P. S. Из «Книги рекордов Гиннеса»:

Самым большим «любимцем» молний считается лесничий и бывший садовник Рой С. Салливан из штата Вирджиния, США, целых семь раз пострадавший от молнии. Впервые он близко «познакомился» с ней в 1942 году, когда ему было 16 лет. В результате подросток лишился ногтя на большом пальце ноги.

В июле 1969 года молния опалила ему бровь. Ровно год спустя обожгла левое плечо. В апреле 1972 года в результате удара у него загорелись волосы. В августе 1973 года они снова вспыхнули, но на этот раз пострадали еще и ноги, ранило лодыжку. 25 июня 1977 года, после того как во время рыбалки его очередной раз ударило молнией, Салливан был помещен в больницу с ожогами груди и живота.

И все‑таки жизнь «любимца молний» закончилась трагически: он умер в сентябре 1983 года, покончив жизнь самоубийством из-за несчастной любви.