— Ясно почему, — сказал Дробаха. — Вам, дорогой мой, и разбираться с главком.

— Если вы согласны…

— Сегодня же утрясем это у прокурора республики.

— А как с руководителями того завода?

Дробаха поставил стакан, сложил руки на груди и пошевелил большими пальцами.

«Задумался, — незаметно усмехнулся Хаблак, — решает, что предпринять. Сейчас, наверно, подует на кончики пальцев».

Дробаха так и сделал, а затем сказал:

— Переждем день-два. Никуда не денутся. Слух об аресте директора и главного бухгалтера может дойти до Киева, спугнуть Бублика и иже с ним. Как у вас? — обратился к Хаблаку,

— Немного раскрутилось. Сегодня звонил подполковник Басов из Одессы. Яков Игоревич Терещенко опознан. Акт отослан нам. Завтра будет. Далее: кличка этого Терещенка Рукавичка. Был дважды судим, первый раз за хулиганство, потом за ограбление. Нынешнее место работы — промтоварная база, грузчик.

— А как ведет себя Галинский? То есть Бублик? — Дробаха усмехнулся одними глазами.

— Распространяет билеты.

— Что в карьере?

— Установлено, что сын Лукьяна Ивановича Червича, компаньона Терещенко, действительно работает начальником участка карьера. Взрывчатка там есть, учет ведется, внешне все в порядке, но в районной милиции считают, что небольшое ее количество можно было и присвоить. Однако доказать это трудно, почти невозможно. Считаю, мину с часовым механизмом изготовил сам Червич из взрывчатки, взятой у сына. Но мои догадки к делу не подошьешь. В связи с арестом Рукавички мы могли бы взять постановление на обыск у Червича.

— А если это ничего не даст?

— Извинимся.

— Нет, — возразил Дробаха, — это — в крайней случае. А вам, Сергей Антонович, посоветую: езжайте в карьер, поговорите с парторгом, с коммунистами. Может, что- то и подскажут.

— Слушаюсь.

— Ну зачем же так официально? — поморщился Дробаха. Допил чай, подержал стакан в ладонях, наверно, решал, не налить ли еще, но раздумал и поставил стакан. — Есть еще новости?

— Нет, — ответил Хаблак, а Коренчук лишь отрицательно покачал головой.

— Тогда давайте подводить итоги. — Дробаха поднялся и сделал несколько шагов — кабинет у него небольшой, что называется, негде повернуться, — сразу же возвратился на место и сказал: — Сегодня или завтра утром я возьму постановление на арест Галинского и Терещенко. Не все мы еще, конечно, знаем, однако оснований для ареста достаточно. У Галинского — спекуляция алюминиевым листом, его узнали по фотографиям Корж и Дуфанец. Далее: перекрасил вишневую «Волгу», это, правда, ни о чем не говорит, но — косвенное доказательство. Показания Инессы, или Сони Сподаренко, о встрече Галинского с Манжулой. Манжула спекулирует алюминиевым листом в Прикарпатье, потом с теми же соучастниками алюминий продает Галинский. Итак, одна преступная шайка, Что-то не поделили между собой или испугались того, что Манжулу задерживала милиция, решили убрать его.

— Это еще надо доказать, — вставил Хаблак, — у нас ведь только побочные доказательства и догадки.

— Да, согласен с вами. Но не забывайте про след каблука на обрыве, с которого упал Манжула.

— Может совпасть, — оживился Хаблак. — Если, конечно, Терещенко или Галинский не выбросили эту обувь и мы найдем ее во время обыска. Еще есть у нас окурок сигареты «Кент».

— «Тяжелая артиллерия», которую сможем ввести в бой после задержания преступников.

— Вам виднее, Иван Яковлевич: прямой наводкой или как там? — Хаблак знал, что в войну Дробаха командовал батареей.

Взгляд Дробахи затуманился. — Может, и вспомнил, как били по танкам его орудия. Обхватил подбородок пухлыми пальцами, посмотрел на Хаблака и сказал:

— Лучше прямой наводкой. — Спросил совсем другим, деловым тоном: — Как Бублик? Не встревожился?

— Бегает по городу. Распространяет билеты, ничего подозрительного.

— Президент… — вздохнул Дробаха. — Вы говорили: есть какой-то Президент. Не могу поверить, что Бублик — в этой шайке главный.

— И мне не верится. Главный никогда бы не участвовал собственной персоной в устранении Манжулы.

— На Президента, в общем, на их главного шефа, можно выйти через директора завода, — сказал Коренчук. — Или через деятелей из главка. Моя версия: Бублик — простой исполнитель. Не пойдет шеф в горы продавать алюминий. Его забота — организовывать дело.

— И Бублик, безусловно, знает его! — Глаза у Хаблака заблестели. — На допросах мы его прижмем…

— Может и расколоться, — подтвердил Дробаха.

Коренчук возразил:

— Но ведь может и ничего не сказать. Должен понимать: чем больше масштабы дела, тем хуже ему.

— Гадаем на кофейной гуще, — пробурчал Хаблак, — Я согласен: Бублика и Терещенко надо брать. И припереть к стене. Доказательства есть, начнут валить друг на друга — я их привычки знаю, — глядишь, и распутаем весь клубок.

— Мне бы ваш оптимизм… — сыронизировал Дробаха. — Но все же договорились: арестовываем Галинского и Терещенко. На следующий день после задержания киевской гоп-компании возьмем директора завода и главного бухгалтера. А остальные пусть покрутятся. Испугаются, может, и глупостей наделают.

— Нам это только на руку.

— Да, — высказал свое предположение Коренчук, — в главке, конечно, сразу станет известно об аресте директора завода. Но что могут предпринять? Факты не припрячешь? Каждую, так называемую, исходящую бумагу утверждают, подписывают, и никуда от этого не денешься. Алюминий заводу выделяли конкретные люди, и просто так, даром это не делается.

— Получение взятки надо доказать, — возразил Дробаха, — а это всегда очень трудно.

— Согласен. Однако бывают ситуации, когда не признать очевидное никак нельзя.

— Подождите, — вдруг воскликнул Хаблак, — я вспомнил одну вещь! Манжула жил в люксе гостиницы «Киев». И броню на этот номер выдало министерство…

Это идея, — поддержал Хаблака Дробаха, — жаль только, что раньше в голову не пришло, Можно докопаться, кто именно заказывал Манжуле гостиницу.

— И этим значительно облегчить жизнь Коренчуку. Появится отправная точка.

Лейтенант сокрушенно вздохнул:

— Это вам только кажется. Ничто не может облегчить нам жизнь. Все равно придется изучать целый воз бумаг.

— Позвонить вашему начальству? — предложил Дробаха.

— Ну что вы?! Он человек смекалистый, я докладывал ему, и уже создана оперативная группа, которая сегодня же начнет работу в главке.

— Мне в министерство? — спросил Хаблак.

— Нет, — возразил Дробаха, — сейчас главное — карьер. А насчет брони узнает Николай Иосифович. Ему на месте будет виднее.

Гостиницами, билетами на поезда и самолеты, прочими мелочами такого рода занималась в министерстве Фаина Наумовна, женщина, как определил Коренчук, деловая и весьма избалованная всеобщим вниманием, привыкшая к заискиванию.

— Вам что? — спросила она, даже не поинтересовавшись, кто такой Коренчук и откуда. Видно, судит о людях по внешнему виду и сортирует просителей по ей лишь известным приметам. — Мест в гостиницах нет.

— Я совсем по другому вопросу…

— Билеты надо заказывать заранее. Я вас не припоминаю…

— Мне хочется, чтобы вы…

— Тут все чего-то хотят, — сердито прервала его Фаина Наумовна. — Только и делают, что хотят, а я одна.

— Да, одна, — подтвердил Коренчук, — и это меня устраивает.

По всей вероятности, Фаина Наумовна такого еще не слыхала, и ее поразило нахальство Коренчука.

— Неужели?! — воскликнула. — Говорите, устраивает? — Вдруг прищурилась, и Коренчук прочел в ее глазах откровенное ехидство: — И что же вам нужно от меня? Броню или билет?

Коренчук подумал, что обычный человек, приехавший в командировку, уже ничего бы не получил от Фаины Наумовны. Хотел сказать ей что-то резкое, даже обидное, но вовремя вспомнил, что и он в какой-то мере зависит от этой женщины.

— Мне нужна справка, — сказал коротко.

Собственно, справок Фаина Наумовна не давала, потому сразу потеряла интерес к Коренчуку и посоветовала: