– Лошадь там была,– вдруг подал голос мальчуган, разворачивая станиолевую обертку эскимо.

– Какая лошадь? Где?– не поняла Инга Казимировна.

– И впрямь,– подтвердила продавщица,– из кузова той машины выглядывала лошадиная морда.

– А машина – ГАЗ-53,– солидно добавил мальчишка.

Забыв даже поблагодарить, Гранская бросилась к «Москвичу». Машина, взвыв спецсигналом, тут же рванулась с места.

Бабухин лежал, распластавшись, на брезенте, думая только об одном: как бы не сорваться. Грузовик, на котором он очутился, ехал по центру города. Директор «Люкс-панорамы» отмечал машинально в голове маршрут следования. На одном из перекрестков машина приостановилась.

«Может, спрыгнуть?» – мелькнуло у Бабухина.

Но тут грузовик продолжил путь, а за ним – стайка автомобилей, угодить под колеса которым ничего не стоило, попытайся Бабухин спуститься на дорогу. Чтобы этого не случилось, Бабухин крепко ухватился за крайний металлический брус. Затем он подтянулся на руках и осторожно заглянул в темное чрево кузова. На него глянули выпуклые влажные лошадиные глаза.

Конь был один, без людей.

Оставаться на крыше мчащейся машины было опасно. Мало того, что можно было сверзнуться вниз, еще кто-нибудь заметит и даст знать водителю.

Бабухин перевалился через край крыши фургона, некоторое время его ноги болтались в воздухе. Наконец генеральному директору удалось коснуться ими борта. В следующее мгновение он уже был в кузове.

По лбу Бабухина струился пот.

– «Докладывает пост ГАИ номер семь,– послышалось из рации в салоне «Москвича».– Крытый ГАЗ-53 с указанными приметами минут пять тому назад проследовал в сторону улицы Нахимова.

– Разворачивай! – приказал водителю капитан Жур.

«Москвич», подав спецсигнал, резко пересек осевую линию и помчался в противоположном направлении. Затем, пролавировав в потоке автомобилей, свернул в боковую улицу.

Бабухин отдышался, осмотрелся. Из кабины видеть его не могли: окошко закрывал брезент. Жеребец оказался смирным и на нового человека никак не реагировал.

«Есть ли погоня?– мучил беглеца вопрос.– Пока вроде не видно». Грузовик как ни в чем не бывало, не сбавляя скорости, двигался вперед, мимо пролетали палисадники, частные дома – пошла окраина. Жеребец, который косил на Бабухина глазом, был, видимо, знатных кровей. Лощеный, ухоженный. И везли его скорее всего на какие-то соревнования: в углу лежали седло и сбруя. Спортивные…

«А что, на хорошем скакуне можно далеко умчаться»,– вдруг осенило Бабухина.

Навыки верховой езды у него были – мальчишкой приобщил отец. Генеральный директор «Люкс-панорамы» погладил жеребца. Тот лишь мотнул головой. Кажется, покладистый…

Подняв хрустящее кожей седло, Бабухин осторожно пристроил его на теплый гладкий круп.

– …Мимо нашего поста только что проехал грузовой «газик» с лошадью,– сквозь треск помех прохрипела рация.

– Начинайте преследование! – скомандовал капитан Жур.– Задержите!

– Не могу,– ответил невидимый работник ГАИ.– Мотоцикл забарахлил, что-то с зажиганием, будь оно неладно!

– Где ваш пост?– перебил его Виктор Павлович.

– На Ахвалинском шоссе. При выезде из города…

– Вот черт! – вырвалось у Жура.

Шофер «Москвича» снова резко повернул и, обгоняя машины, помчался по узкой кривой улочке.

Грузовик неожиданно замедлил ход и вдруг встал. Бабухин осторожно выглянул наружу. Фургон пережидал у железнодорожного переезда, по которому громыхала «кукушка», таща за собой несколько платформ с гравием.

«Самое время сматываться!» – решил генеральный директор «Люкс-панорамы».

Быстро, но без шума он откинул задний борт, подвел к краю кузова скакуна, спрыгнул сам, а затем потянул за уздечку послушное животное. Оно легко спустилось на землю. Бабухин вскочил в седло и, пришпорив коня, помчался к речушке, протекающей параллельно шоссе. Конь и наездник пересекли водную преграду вплавь и исчезли в густой рощице.

«Москвич» пролетел мимо поста ГАИ, возле которого возился с мотоциклом молоденький лейтенант.

– С такой техникой только нарушителей ловить,– горько усмехнулась Инга Казимировна, проводив глазами гаишника.

– Ой, не говорите,– откликнулся водитель.– Я тоже больше валяюсь под машиной, чем езжу. И каждый раз боюсь, как бы не встать во время проведения операции.

– Типун тебе на язык! – сердито произнес один из оперативников.

Машина промчалась через железнодорожный переезд. Дальше дорога шла вверх. Когда они выскочили на вершину холма, шофер крикнул, довольный:

– Вон он, голубчик!

Метрах в четырехстах впереди двигался крытый грузовик.

– Прибавь, Гриша! – взмолился Жур.

Водитель показал на спидометр: мол, на пределе. И впрямь, «Москвич» выжимал из своих тягловых возможностей все, на что был способен. Расстояние между ним и фургоном быстро сокращалось.

Когда до «газика» оставалось всего ничего, Жур и Гранская переглянулись: задний борт был откинут, в кузове, похоже, никого…

– Неужели ошиблись? – с тревогой произнес Виктор Павлович.

«Москвич» наконец поравнялся с грузовиком, и Жур махнул водителю «газика», призывая остановиться. Тот тут же подал к обочине дороги и встал. «Москвич» тоже остановился. Жур и двое оперов бросились к фургону.

– Что везешь? – спросил капитан у шофера, молодого парня кавказской наружности.

– Алмаз везу,– ответил тот.

– Какой еще алмаз? – не понял Жур.

– Наш лучший скакун! – темпераментно проговорил кавказец.– На ипподром везу. Обязательно первый приз возьмем!…

Виктор Павлович поманил его пальцем и пошел к задку машины. Водитель вылез из кабины и обогнул грузовик.

– Вах! – схватился он за голову, увидев, что кузов пуст.

Небольшой тупорылый автобус, какие сохранились теперь только в глубинке, трясся по разбитой дороге в сторону поселка Гранитного. Среди полутора десятков пассажиров туда ехал и лейтенант Акатов.

Автобус съехал в поселок, разогнав нескольких кур, и остановился возле казенного двухэтажного здания. Какая-то старушка взялась показать Денису, где живет Бабухина. Оказалось, метрах в ста.

Над поселком висело лениво греющее солнце. Что радовало глаз – яблоневые сады. Ярко-красных и восково-желтых плодов на деревьях было больше, чем жухлых листьев. В воздухе стоял духмяный аромат яблок.

Мать «афганца» жила в двухэтажном кирпичном доме. Открыла она сама, провела в уютную однокомнатную квартиру с множеством безделушек, вышивок, половичков.

Акатов представился.

– Людмила Семеновна,– назвала себя Бабухина, насторожившись, к чему бы приезд работника милиции, да еще аж из самого Южноморска.– Присаживайтесь,– указала она на покрытый чехлом стул.

– Одна живете? – спросил Денис.

– Одна,– вздохнула хозяйка.

Она была в модном платье. Очевидно, собиралась на службу. И в свои годы (уже больше сорока) выглядела свежей и привлекательной. Акатов, сам деревенский, охарактеризовал бы ее одним словом – городская…

– Людмила Семеновна, хотел бы узнать кое-что о вашем сыне, Руслане.

– А чего вдруг вспомнили? – вздохнула она.– Почти три года как похоронила… Спасибо ребятам-«афганцам», не забывают. Пишут, поздравляют с праздниками…

Она кивнула на стену, где висела фотография улыбающегося молодого человека в военной форме. Рядом висела другая: он же, чуть постарше, в штатском.

– Расскажите, если можно, подробнее.

– Обыкновенный парень… После школы – армия. Сам напросился в Афганистан… Ранили… Промучился по госпиталям, от ран и помер.

– Видно, судьба…– констатировал Акатов.

– Не судьба, а отец виноват,– возразила Людмила Семеновна.– Яков Прокофьевич был солдафон до мозга костей. И сына хотел сделать оловянным солдатиком… Да и мне, прямо скажем, всю жизнь перекорежил. Понимаю, что о покойном нельзя так говорить, но из песни слов не выкинешь.