И лучше пропустить вперед не только Джонни. Пусть и Гурмалулу идет впереди.

— Давай! — сказал он ему. — Ты пойдешь вслед за Кенгуру!

Следопыт воспротивился.

— Эта тропа ведет в пасть Радужной Змеи!

— Не болтай лишнего, они убьют нас…

Гурмалулу снял с плеча странную переметную суму и положил на площадку.

— С грузом там пройти никто не может.

Том пришел в бешенство.

— А ну, подними мешок! А не то я сам столкну тебя вниз!

Несчастный облизнул пересохшие губы.

— Хоть бы виски было, чтобы ноги не дрожали!

— Ты у меня еще поговори! — оборвал его инспектор. — Где я найду тебе здесь виски? Это тебе не Мельбурн, где и в церкви дадут выпить.

Дрожа, Гурмалулу шагнул вперед. Но уже через десять шагов остановился и попятился.

— Змея! — пробормотал он. — Вон еще одна!

Том также увидел их. Змея выползла на тропинку, а другие свисали со скалы прямо перед глазами. Три гадины с черными спинами и розовыми брюшками преградили дорогу, готовые к нападению. В Австралии их можно встретить даже у себя под кроватью.

В это мгновение он услышал ругань Джонни. Каменный карниз настолько сузился, что итальянец пробирался по нему, опираясь спиной о скалу. А дальше уже некуда было поставить ногу. Мешок с опалами оттягивал его левое плечо, и Джонни с трудом удерживал равновесие. Он попытался поправить мешок на плече. К несчастью, центр тяжести сместился. Стараясь удержаться, Джонни ухватился за выступ скалы. Он не упал, но мешок с опалами свалился к ногам. Некоторое время он раздумывал, спихнуть ли его в пропасть и спасти свою жизнь или же рискнуть и попытаться поднять его. Несостоявшийся Джованни Гатто повернулся, уперся спиной в скалу, нагнулся и ухватился за мешок обеими руками. Когда попробовал вскинуть груз на плечо, нога Джонни соскользнула с тропинки, он закачался, стоя на одной ноге.

— Бросай мешок! — крикнул ему Том, побледневший от страха. Но Джонни не выпустил из рук драгоценностей. И плавно, словно в замедленной съемке, тело его полетело в пропасть.

Том не посмотрел вниз. Он отпрянул к выходу, где стояли чернокожие воины, все так же безучастно глядя перед собой. И тогда зловещая догадка пронзила его сознание. Ведь это было просто убийство! Только в больном мозгу фараона могла родиться идея такой жестокой расправы со своими пленниками. Не лежит ли где-нибудь на дне пропасти и Крум Димов, увлеченный туда легко добытым богатством?

А Мария? Что случилось с Марией? Неужели и она…

Он вздрогнул. Над его головой зачирикали похожие на воробьев птички. И вдруг они кинулись на нежащихся на солнце кошек. Только в Австралии есть птицы, нападающие на кошек, чтобы вырвать клочок шерсти для гнезда. Услышав грозное чириканье, три сони опрометью бросились к входу в подземелье. Одна из них метнулась Тому под ноги, и тот, взбешенный безвыходным положением, злобно пнул ее ногой. Кошка, жалобно мяукая, полетела в пропасть.

Тут же послышался голос Эхенуфера:

— Он убил священное животное! Смерть убийце!

И тотчас на них обрушился град камней. Теперь другого выхода не было. Том выхватил револьвер и открыл огонь по нападавшим. Он ни в кого не попал, но напугал их, и они отступили.

Решение было принято. Он будет преследовать их до тех пор, пока не найдет того, кто называет себя фараоном, и не заставит показать другой выход. Сволочи, они сами понесут его сокровища. Только дерзость может спасти, дать ему в руки богатство. Безумная дерзость! Стоит только вспомнить Кортеса, победившего Монтесуму в Мексике, Писарро, победившего Атахуальпу в Перу. И он — белый человек.

Том крикнул через плечо:

— Гурмалулу, за мной! Не отставай!

И он ускорил шаг. Неожиданно каменная плита под ногами опустилась, и он провалился в яму. Вслед полетел и Гурмалулу…

Эхнатон сдержал обещание. Когда Мария передала ему марлевые мешочки, полные насекомых, он погрузил их на вертолет и полетел, чтобы выпустить насекомых за пределами мертвого пояса пустыни, который окружал большой оазис Алис-Спрингс. Вернулся он скоро и на этом же вертолете отвез ее с братом в Аделаиду. Вместе с ними прибыли туда и черные опалы, которые он им обещал, сваленные в ящики, словно уголь. Только Бурамара отказался ехать с ними. Ничего не объясняя, он остался там, в подземном Ахетатоне. Он вышел проводить их и мрачно смотрел, как вертолет поднимался над плато.

Казалось, Мария все позабыла: и Алису, и лагерь старателей с кровавыми преступлениями, и подземный египетский город, и белую смерть растений, когда-то встревожившую ее. Или же старалась забыть все это, угнетаемая скрытой болью и страхом в сердце.

Но вот однажды в газете, на последней странице появилось краткое сообщение: «В Квинсленде, возле Барановых водопадов, лес начал сохнуть по необъяснимой причине».

На другой день промелькнула еще одна заметка: «Неизвестная болезнь опустошает виноградники и фруктовые сады на полуострове Эйр».

Затем целую неделю не было никаких известий. Даже Мария забыла об этом, увлекшись играми и развлечениями, не говоря уже о других людях, которые понятия не имеют о болезни растений и ее страшных последствиях.

Лишь на десятый день в сельскохозяйственной рубрике агроном из Перта описывал появившуюся в его районе болезнь, похожую на острый хлороз, нечто вроде растительной анемии, приводящей к общему ослаблению и смерти растений. А так как почвы этого района получали вполне достаточно азота в форме искусственных удобрений, а железо имеется а избытке во всех австралийских почвах, агроном выдвинул предположение, что это явление объясняется нехваткой калия.

Но уже через неделю профессор Уотсон, преподаватель Марии по вирусологии, выступил с обширной публикацией в Ботаническом журнале, где после ряда ссылок на ограниченность времени, которым он располагал, делал вывод, что обесцвечивание растений могло быть только результатом воздействия нового неизвестного вируса или обострения по неизвестной причине уже существующей болезни.

Общественность все еще пребывала в неведении. Люди не видели связи между какой-то болезнью растений и угрозой существованию всего человечества. Многие впервые услышали, что деревья и травы болеет. Однако все же было составлено несколько правительственных комиссий, которые должны были изучить вопрос на местах.

И вдруг бедствие разразилось подобно взрыву. Каждая из комиссий ежечасно передавала по телефону ужасающие известия. Местные газеты забили тревогу. Центральные разослали во все районы своих корреспондентов. Болезнь растений оказалась столь сенсационной, что игнорировать ее стало невозможно. С последних страниц «белая гибель» незаметно перешла на первые, хотя все еще и уступала известиям о разводах кинозвезд, скачках и гангстерских нападениях.

Раньше официальных властей, раньше общественного мнения биржа, подобно чувствительному барометру, отозвалась на признаки надвигающейся катастрофы. Акции банков, финансировавших фермеров, стели резко падать.

В эти дни Мария встречала в газетах имя Тома Риджера. О нем говорили как о единственном покупателе обесценивающихся акций. Естественно, сам он на бирже не появлялся. Биржа — храм самого могущественного бога, бога денег. Сделки совершали биржевые маклеры, получавшие за свои труды крохи от огромных прибылей этого финансового воротилы.

Начались массовые банкротства. Разорившиеся банкиры бросались вниз с Сиднейского моста или же пускали себе пулю в лоб. Фермеры спешно распродавали имущество и вкладывали средства в другие предприятия, лишь бы не связываться с сельским хозяйством.

Соединенные Штаты и Англия отказались покупать какие-либо австралийские продукты растительного происхождения. Это вызвало новые потрясения на бирже. Неоднократными девальвациями правительство попыталось поддержать курс национальной валюты. Но несмотря на все меры, несмотря на то, что были пущены в ход все золотые запасы, а добыча золота достигла небывалых размеров, австралийский фунт обесценивался с неслыханной быстротой.