— Уже завтра? — огорчился майор. Его лицо мягко расслабилось и стало бесстрастным, словно он над чем-то отстранённо размышлял. Или задумывал какую-нибудь аферу.

Тайгер же откровенно обиделся. На его насупленное лицо смотреть было и смешно, и грустно. Эх, миленький, у нас бы с тобой всё равно ничего не получилось!..

От сопровождения в своё бунгало на берегу небольшого озера в пригороде я не отказалась. Брент и Тайгер посидели на скамейке на берегу, накормили " рыб" — так тут называют жаброво-чешуйчатые мешки, которых в ветреную погоду гоняет по озеру, будто кучку мусора. Как истинные мешки, эти рыбы жрут всё, что ни попадёт им в пасть. Я вчера бросила в воду метровый веерный лист здешней пальмы — четыре рыбы жевали его, пока не встретились нос к носу.

Военные ушли к вечеру, и что-то мне не понравилось, как всё так же бесстрастно окинул взглядом моё временное жилище майор Брент.

3

Перед сном я обошла бунгало, в первый же день приезда на Портун оборудованное защитой по моему заказу. Мести молодчиков, поставленных на место, я не боялась. Военная полиция для них — непререкаемый авторитет. Я боялась себя. И защита в какой-то степени была для тех, кто мог близко подойти к бунгало.

Ладонь на солнечное сплетение. Тихо, спокойно… Можно ложиться спать.

В сон я вошла, как переступают порог в комнату. Дверь открылась — дверь закрылась. За спиной. А следом робко постучалась моя память. Но в сон-комнату просочился только её легкий вздох. В этой комнате три земных года назад я очнулась и осознала, что не помню, кто я такая и как меня зовут…

… Впрочем, в этой комнате, стерильной, бело-серой расцветки, я находилась недолго.

Моё тело ныло от боли, которая медленно вползала уже не только в каждую клеточку, но и в душу. Это было моё первое ощущение. Вторым стало чувство плаксивой слабости: тело не подчинилось, когда мне инстинктивно захотелось лечь набок и съёжиться. Инстинкт повелел мне перевернуться, поскольку в комнате царил холод, а я лежала без одежды, под короткой простынёй. Я старалась напрягать мышцы — напрасно. Мне захотелось реветь от злости, и глаза уже потеплели от подступающих слёз, как вдруг кто-то вошёл. Вошли. Двое.

— Время. Ну, что там у неё?

— К сожалению, вся последняя партия образцов оказалась бракованной. Эта тоже.

— Но она продержалась дольше всех.

— Результат тот же. Зародыш пережил клиническую смерть и начал мутацию. Через полчаса он начнёт внедрение в мозг. Это уже псевдосмерть. А потом они оба умрут.

— Почему полчаса? Остальные уложились в двадцать минут.

— Показания приборов. В данном экземпляре все физиологические процессы проходили замедленно из-за истощения. Зачем вообще брали эту худышку? А пока определённым остаётся лишь одно: мутация зародыша в разгаре, и нужно побыстрее избавиться от тела.

— Мы поместим её в тот же бокс, что и остальных?! Но они очнутся раньше и сожрут её!

— Боитесь лишиться привычной забавы? На кого-то уже поставили? Не беспокойтесь, юноша. Сегодня нас ожидает великолепное зрелище — драка из-за куска мяса. Сегодня легче будет определить сильнейшего. За секунды до того, как он сам скончается, разумеется.

Они бесцеремонно сбросили меня со стола на низкую каталку. Я не всё поняла из разговора двоих неизвестных, но усвоила главное: умру в любом случае. Снова к глазам подступили слёзы, и закрытые веки стали горячими. Жар обиды плеснул теплом по лицу и отозвался в мягко сжавшемся сердце. Я пожалела себя, пожалела того, кто во мне собирался убить меня и себя. Слёзы жгли глаза, но я стиснула веки и не выпускала их… Бедная я, бедный неизвестный мне зародыш…

Меня везли и везли, и равные промежутки света сквозь стиснутые веки отвлекали и гипнотизировали. Трудно вспомнить, когда я поняла, что пальцами правой руки касаюсь металлического прута каталки. Но поняла — и пальцы машинально сжались вокруг прохладного металла. Тело просыпалось! Не открывая глаз, я проверила его чувствительность. О какой бы части себя я ни думала, кожа откликалась едва заметной дрожью, а мышцы напрягались.

И когда я уже была готова прыгнуть с каталки и бежать что есть сил и куда глаза глядят, лишь бы в противоположном направлении, что-то горячее затрепетало в районе солнечного сплетения. А затем оно взорвалось и расплавленной струёй вскипело к горлу. " Я не хочу умирать! Я даже не знаю, как меня зовут! Я даже не знаю, с кем и с чем мне прощаться!" Сквозь раздирающую боль и вспухающие виски я лихорадочно старалась вспомнить хоть что-нибудь. И сияющий миг прошлого все-таки прорвался: торжествующе синее небо сквозь зелёные ветви деревьев, мягкие чёрные тени на траве и солнечные пятна, щедро разбрызганные повсюду… Пальцы левой руки вдруг задвигались, работая отдельно от меня, словно их крючило сумасшедшей судорогой. Я дёрнулась от резкого удара в лоб — и боль вдруг исчезла. И слабым эхом донеслось откуда-то издалека чье-то удивление… И возмущение… Кому-то чего-то не дали… Хотя пообещали…

— Что с ней?! Вы же сказали — полчаса!

— Что бы ни случилось, мы на месте! Открывайте дверь!

Каталка перевернулась. Я вцепилась в металлический прут, но он был плохо закреплён. Под моей тяжестью каталка врезалась в округлённый проём двери, и я вместе с прутом упала в тёмную комнату. В начале падения мне повезло: благодаря вывороченной железке, я выиграла несколько мгновений, чтобы сориентироваться, и съехала на конец прута, пока он скользил по поверхности. Высота падения уменьшилась.

Свалилась я на груду чего-то мягкого, пружинящего, прохладного — в общем, неприятного. Успела скатиться с этой груды и почти на ощупь разыскала угол, буквально втиснулась в него. И здесь судорожно зажала своё примитивное оружие и простыню. Стоя на коленях, я старалась разглядеть, на что упала.

Сверху гулко грохнула дверь. Я заторопилась хоть как-то приготовиться к обещанным кошмарам. Первым делом — одеться. Иначе — острое ощущение неуверенности и незащищённости. Простыню, благо тонкая, разорвала быстро. Чуть ноготь не сломала. Одной полосой завязала грудь, другой — обернула бёдра.

В комнате тускло затеплилось освещение. Через секунду-другую оно обрело такую мощь, что теперь я видела всё. В подробностях. И меня едва не вывернуло. Оказывается, я упала на трупы.

Помещение не было идеальным кубом. Небольшие выступы в стенах предполагали когда-то наличие дверей внутри этой жуткой комнаты. За одним таким выступом я и притаилась. Слева, за выступом тянулась прозрачная стена. За нею неслышно переговаривались и даже смеялись люди не то в медицинской, не то в военной форме. Все они были приятно возбуждены. Вспомнив диалог над моим телом, я поняла, что они и делают ставки. Но на что?

От пустых размышлений меня отвлёк металлический прут. Мне почему-то позарез понадобилось хорошенько исследовать его. Прут состоял из двух тонких трубок, вдетых одна в другую. С трудом повращав железку в разные стороны, я разъединила трубки и получила уже два оружия, почти дротики. Причём из отверстия одного торчал довольно острый винтовой штырь, на который накручивалась другая трубка. Подобие оружия в руках успокаивало, но только сознательно. Сама я тряслась, а сердце так вообще ходуном ходило. Прикинув, как можно использовать оружие, стопроцентно уверилась, что в жизни не дралась! А что, если придётся?.. Заглушая панику, откуда-то со стороны хлынула успокоительная волна убеждённости, что в нужный момент смогу распорядиться любым предметом, попавшим под руку. Откуда взялась эта странная уверенность, трудно даже предположить, но руки трястись перестали.

Между тем груда трупов зашевелилась. Отдельные фигуры поднимались на ноги и неустойчиво принимались бродить, с каждой секундой всё лучше координируя движения. За стеклянной стеной тоже оживились, начали тыкать пальцем то в один оживший труп, то в другой, кажется определяя победителя. Оттуда меня не видели, а живые мертвецы пока не обращали на меня внимания.