В Оргоне народ воздвигнул виселицу, на которой болталось окровавленное чучело с надписью: «Рано или поздно такая участь ждет всякого тирана».

Забившегося в углу кареты Наполеона спас от рук толпы граф Шувалов.

Но это происшествие произвело на Наполеона такое сильное впечатление, что, проехав четверть лье, бывший император счел за благо переодеться. Он напялил на себя старый синий редингот, кивер, украшенный белой кокардой, и, сев на одну из лошадей охраны, поскакал впереди кареты.

Неподалеку от Сен-Кана он остановился у какого-то трактира. К нему подошла трактирщица:

– Слушайте, – спросила она его, – вы не встречали на дороге Бонапарта?

– Нет!

– Мне очень любопытно будет увидеть, сумеет ли он спастись. Думаю, что народ его разорвет на части. Это и понятно, он этого заслужил, проходимец этакий! Скажите-ка, это правда, что его переправят на остров?

– Ну конечно!

– Надеюсь, что его все же утопят.

– Я тоже на это надеюсь, – сказал Наполеон.

Этот малоутешительный диалог заставил его снова сменить одежды.

Послушаем теперь генерала Трушесс фон Вальдбурга:

«Он вынудил после этого одного из адъютантов генерала Шувалова надеть на себя синий редингот и кивер, в которых он приехал в трактир, несомненно для того, чтобы в случае опасности именно этого адъютанта оскорбляли или даже убили вместо него.

Буонапарте, пожелавший выдать себя за австрийского полковника, надел мундир (австрийский) генерала Коллера, нацепил на грудь орден Святой Терезы, одолженный у генерала, напялил на голову мою дорожную фуражку (прусскую) и накинул на плечи плащ (русский) генерала Шувалова.

После того как комиссары союзных держав подобным образом экипировали его, кареты тронулись в путь. Но, прежде чем спуститься вниз, мы прорепетировали в комнате порядок нашего следования.

Кортеж должен был возглавить генерал Друо. За ним следовал так называемый император (адъютант генерала Шувалова), за ним генерал Коллер, Наполеон, генерал Шувалов и я; мне выпала честь составить арьергард, к которому присоединилась свита Наполеона.Мы прошли в таком порядке через растерянную толпу людей, которые прилагали огромные умственные усилия для того, чтобы узнать, кто же из нас был тот, кого они звали своим “тираном”.

Адъютант Шувалова (майор Олевьев) сел на место Наполеона в карету, а Наполеон с генералом Коллером поехали в коляске.

Отряд жандармов, присланных в Экс мэром, рассеял толпу, которая старалась окружить нас. И путешествие наше продолжилось в довольно спокойной обстановке.

Мне хотелось бы умолчать об одном обстоятельстве, но как историк я не имею на это право. Дело в том, что наша близость к Наполеону, то, что мы почти постоянно находились с ним в одной комнате, позволило нам установить, что он был болен венерической болезнью. Он так мало стеснялся ее, что в нашем присутствии принимал необходимые лекарства. Так мы узнали от его врача о том, что болезнь эту он подцепил во время своего последнего посещения Парижа.

Иногда нам попадались на пути скопления людей, встречавших нас громкими криками “Да здравствует король!” Они вопили также и оскорбления в адрес Наполеона. Но дальше этого дело не доходило.

Однако же Наполеона это не успокаивало. Он продолжал оставаться в коляске австрийского генерала и велел вознице почаще курить для того, чтобы эта фамильярность смогла скрыть его присутствие. Он даже попросил генерала Коллера петь, а когда тот ответил, что петь не умеет, Буонапарте приказал ему свистеть.

Так он и продолжал путь, спрятавшись в углу коляски, делая вид, что спит, убаюкиваемый приятной музыкой генерала и окруженный клубами дыма от трубки кучера».

26 апреля Наполеон прибыл в замок Буйиду, что неподалеку от Люка. Там его ждала сестра Полина, приглашенная господином Шарлем, членом законодательного корпуса.

И там произошла очень неприятная сцена, о которой нам рассказал Маршан:

«Завидев своего горячо любимого братца, Полина забыла обо всем пережитом ею, протянула к нему руки и зарыдала, называя его разными нежными именами. Но вдруг она остановилась, посмотрела на брата, узнала австрийский мундир. И тут же побледнела и сказала дрожащим голосом:

– Что это за наряд? Чей это мундир?..

– Полетта, – ответил Наполеон, – ты хотела бы, чтобы меня убили?

Принцесса посмотрела на него с возмущением:

– Я не смогу обнять вас в этой одежде! О, Наполеон, что вы сделали?

Император не стал настаивать. Он немедленно удалился, прошел в приготовленную для него комнату для того, чтобы сменить одежду. Сбросив австрийский мундир, он надел мундир направляющих старой гвардии, а затем вернулся в комнату своей сестры. Та бросилась к нему, раскрыла ему свои объятия и поцеловала его с такой нежностью, которая вызвала слезы в глазах всех присутствующих. Наполеон и сам был очень взволнован»42.

Спустя три дня после этого, 28 апреля, он поднялся на борт английского фрегата «Непотопляемый» и отплыл из Фрежюса в направлении Порто-Феррайо, куда прибыл 3 мая в морской шляпе.

Бывший владыка Франции стал опереточным повелителем островка с населением в две тысячи человек…

Глава 11 Талейран подталкивает Марию-Луизу к супружеской измене

Господин де Талейран обожал веселые шутки.

Альбер Вивьан

Пока Наполеон обустраивался на острове Эльба, а Людовик XVIII въезжал в Париж, встречаемый приветствиями толпы, которая с такой легкостью отправила на гильотину его брата, господин де Талейран работал над претворением в жизнь весьма малопочтенного плана.

Для того чтобы иметь возможность вести европейскую политику, ему мешала, как он сам в этом признался, «одна непредвиденная пешка». Этой мешавшей ему пешкой не была ни Англия, ни Пруссия, ни Россия. Это была страстная любовь Марии-Луизы к Наполеону. Любовь, которая внезапно выросла за последние недели и которой союзникам следовало опасаться.

Господин де Талейран не стал задумываться над выбором средств. Он отдал распоряжения о том, чтобы императрице рассказали во всех подробностях об изменах императора…

В этом гнусном деле особая ставка делалась на женщину, мадам де Бриньоль.

Послушайте Фредерика Массона:

«Эту любовь господин де Талейран решил убить. При Марии-Луизе находилась одна женщина, всецело бывшая в его власти и являвшаяся самой большой сплетницей и политиком своего времени. Ей были неведомы угрызения совести и щепетильность, она не знала, что такое признательность. Проведя бурно молодые годы на манер итальянок, она любила интригу ради интриги, и всякий раз, когда ей удавалось попасть в какую-нибудь дипломатическую авантюру, она чувствовала себя как рыба в воде. Эта придворная дама была не из тех, кто со временем оставляет свое место и уезжает к себе. Она предпочла другое: она осталась почти одна при Марии-Луизе и обрушила на нее огонь своих батарей. По наущению Талейрана она сначала намекала, потом стала утверждать, что Наполеон никогда ее не любил по-настоящему, что он ей постоянно изменял. Императрица отказывается верить? Тогда мадам де Бриньоль требует к себе двух лакеев, только что покинувших в Фонтенбло своего хозяина и благодетеля, и приказывает им сказать все, что ей было нужно, всю ложь, которую она придумала совместно с господином де Талейраном.

И никого рядом для того, чтобы ободрить, вдохнуть энергию в эту высокую вялую девицу, не способную принять решение, движимую чувствами и более оскорбленную рассказами об изменах, чем свержением себя с трона. Кроме того что она стала жертвой для заклания, современной Ифигинеей, она позволила отдать себя замуж, а потом освободить себя от мужа. Как сказал Шварценберг, политика поломала то, что политика же и построила. Это – не результат однодневной работы: она еще около года боролась против всей ополчившейся против нее Европы, использовавшей все средства для того, чтобы победить сердце этой девушки. Гордыня, тщеславие, ревность, зависть – все было использовано для этого, и победа была достигнута только тогда, когда ее заставили тем или иным способом заменить одну любовь на другую, когда благочестивый император Австрии был вынужден принудить свою дочь пойти на публичную измену мужу. И только тогда монархическая Европа смогла зааплодировать, а наградой за супружескую неверность стало предоставление изменнице трона»43.