— Нет. Огородник мне не симпатичен. А его творения… — Борисов пренебрежительно махнул рукой. — Детективы я не читаю. Это не литература. Поделки на продажу.

«Куда же это мы идем семимильными шагами? — подумал Фризе, распрощавшись с Борисовым. — Неужели моя шутка при первой встрече с Огородниковым оборачивается попаданием в десятку?» Он вспомнил, как побледнел Герман Степанович при упоминании, что заветная мечта убийцы — знать, какими уликами располагает следователь. «Вы не боитесь, что я могу вас заподозрить?» — спросил тогда Фризе. И поступил глупо, просто потому, что разозлился на шефа, подославшего к нему известного писателя в тот момент, когда следствие только начиналось. Огородник, как его называет Борисов, мог бы пожаловаться и был бы прав».

Он вспомнил, что прокурор просил заглянуть к нему, когда будут закончены допросы. Но идти не хотелось. Фризе боялся, что не сумеет сдержать себя и выдаст непроизвольной интонацией, взглядом. «Начнем со звонка», — решил он.

— Здравствуйте, Олег Михайлович. Вы сказали зайти?…

— Ты освободился?

— Нет еще. Через час не будет поздно?

— Горячо? Люблю, когда все трудятся на полных оборотах. Зайдешь завтра утром.

Фризе с облегчением положил трубку. Завтра будет видно. Сейчас наступил долгожданный момент. Он захлопнул дверь на запор и стал готовить кофе. Подумал о том, что теперь надо ждать Ерохина. У того было седьмое чувство — «чувство кофе». Он всегда безошибочно подгадывал к торжественному моменту созревания напитка. Не оплошал и сегодня. Едва Фризе стал наливать кофе в чашку, как раздалась барабанная дробь в дверь.

— Прекрасно, — откомментировал Дима ситуацию в кабинете. Быстро снял куртку и, даже не потрудившись повесить ее в шкаф, полез за чашкой.

— Допросы ты, конечно, провел с блеском? — спросил он после первого глотка.

— Естественно.

— Чью фамилию впишешь в ордер на арест?

— Это зависит… — Фризе хитро посмотрел на товарища, — от того, по какой причине сдохла собака у Германа Огородникова.

— А у него сдохла собачка? — осторожно спросил Ерохин.

— Да. И еще — Убилава нашел в кармане дубленки Огородникова банку «Туборга».

— Понятно, — сказал майор. Правда, выражение его лица свидетельствовало об обратном. — По какой же причине нынче прозаики друг другу в карманы лезут?

— Ладно, Дима, допивай кофе. Я тебе по дороге все объясню.

Владимир снял трубку, позвонил в приемную. Марго проинформировала, что все машины в разъезде. Владимир поморщился и набрал номер прокурора.

— Олег Михайлович, опять Фризе беспокоит. Срочно нужно попасть в Переделкино, допросить свидетеля. Машины все в разъезде. Не дадите своей?

Шеф посоветовал вызвать свидетеля повесткой.

— Очень тороплюсь.

— Festina lente, — продекламировал прокурор из своей любимой латыни. — Не забыл университетские азы? Кто свидетель?

— Огородников.

— Хорошо. Машина у подъезда.

— Почему Огородников? — насторожился Ерохин. — А Лис?

— Потом и Лис. — Фризе встал из‑за стола.

— Возьми оружие, я сегодня пустой, — предупредил Ерохин.

— Что‑то трусоват ты стал, полицейский, — сказал Фризе. — Запомни: лев состоит из переваренной баранины. — Но пистолет из сейфа достал.

Всю дорогу Ерохин ворчал: зачем следователю понадобился Огородников? Фризе отмалчивался.

Точного адреса Германа Степановича Фризе не знал. Помнил то место, где они расстались несколько дней назад, и направление, в котором пошагал детективщик. «Спросить или заглянуть к Алине Максимовне?» — думал Фризе.

Увидев на дороге мужчину с большим заплечным мешком, Владимир попросил шофера остановиться и вышел из машины.

— Подскажите, где дача писателя Огородникова?

Мужчина остановился. Одет он был в потертый ватник и старенькую шапку со спущенными ушами.

— Это вы тут разъезжаете? — сказал мужчина знакомым голосом и Фризе узнал популярного детективщика.

— Здравствуйте, Герман Степанович! — Владимир улыбнулся. Так непохож был этот мужичок на одетого в модную джинсу лауреата всех милицейских наград, каким он впервые предстал перед следователем в его кабинете.

— Не узнали? Богатым буду. Ходил за комбикормом для кур. — Огородников дернул головой, показывая на заплечный мешок. — Вы действительно ко мне?

— Так точно.

— Тогда подвезите. Плечи уже затекли. Этот комбикорм такой тяжелый, словно камни. — Он стал снимать со спины мешок. Сообразив, что новый пассажир собирается водрузить свою ношу на светлое плюшевое кресло, шофер запротестовал:

— Стоп, стоп. Я сейчас багажник открою.

В машине Фризе познакомил Огородникова с майором.

— Вы ко мне целой компанией, — не очень приветливо прокомментировал Огородников и спросил Ерохина: — Значит, из уголовного розыска?

— Да, Герман Степанович.

— С Петровки?

— Нет. Из районного управления.

— Я с ними мало общаюсь. Вот на Петровке знаю всех. Начиная с Мурашова. И в министерстве тоже. Я у них постоянный гость. Помолчав, он добавил: — Впрочем, и не гость. Свой человек. — Он хотел еще что‑то сказать, но вместо этого требовательно бросил шоферу: — Тормозни. Прибыли.

Дача Огородникова оказалась попроще, чем у покойного Маврина. Одноэтажная, не такая вычурная. Зато забор был на славу: глухой, высокий, с двумя нитками колючей проволоки, пущенной по верху. Рядом с дачей стоял большой гараж. Подъезд к нему был расчищен от снега, виднелись следы протекторов. «Почему же он комбикорм таскает на собственном горбу?» — подумал Фризе и, словно отвечая ему, Огородников сказал:

— На машине теперь езжу в крайнем случае. Бензинчик‑то кусается. Не разъездишься. Особенно на короткие расстояния. Пока мотор разогреваешь — червонца как не бывало. — Он посмотрел на мешок, стоящий рядом, и спросил: — Не подождете пять минут? У меня куры не кормлены.

— Конечно, подождем, — согласился Фризе и бросил короткий взгляд на хмурое лицо майора.

— Большой у вас курятник?

— Хотите посмотреть? — обрадовался Герман Степанович. Его совсем не смущало то обстоятельство, что его застали за таким прозаическим занятием, как кормление кур.

В просторном холодном сарае, приспособленном под курятник, гуляли сквозняки. Лампы дневного света, неумело подвешенные под дырявым потолком, только усиливали впечатление неустроенности. Штук пятьдесят пестро–коричневых кур стремительно бросились к хозяину, едва он переступил порог курятника. Казалось, еще мгновение — и они расклюют его на мелкие кусочки. Фризе невольно задал себе вопрос: а если бы сегодня в магазине не оказалось комбикорма? Впрочем, не только этот вопрос возник у него при первом взгляде на хозяйство Германа Степановича. Душа Владимира, привычная к чистоте и порядку, возмутилась, соприкоснувшись с хаосом, царившим на птичьем дворе. Фризе молча смотрел, как давят друг друга породистые, но заморенные пеструшки, подбираясь к корму, который сыпал им хозяин не слишком щедрой рукой.

— И как с яйценоскостью? — хмуро спросил Ерохин, блеснув знанием специальной терминологии.

— С яйценоскостью? — переспросил Огородников, задумчиво глядя на пеструшек. — Да, знаете, что‑то не сильно. Не сильно! Правда, вчера три яйца взял. А сегодня еще не смотрел. Мне сосед говорил, поэт Ермоленко, надо речного песку им в корм подсыпать. Для скорлупы. Да все не соберусь съездить — роман держит.

Фризе нестерпимо захотелось дать этому бауэру хорошего пинка. Но это было бы грубым нарушением всех процессуальных норм. Поэтому он решил приступить к делу, ради которого они примчались в Переделкино.

— Герман Степанович, отчего ваш кокер–спаниель сдох?

От неожиданности Огородников уронил алюминиевую миску с кормом и напуганные куры с диким квохтаньем разлетелись по сторонам. Потом он деловито потер ладонь о ладонь, стряхивая остатки корма, и спросил с вызовом:

— Вы что, расследуете смерть моей собаки?

— Я думаю, если мы с майором хорошо поищем, то найдем на вашем участке место, где вы ее похоронили. Эксперты выяснят, что сдохла она от яда из группы цианидов. От того же яда, которым отравили санитара Уткина.