Несмотря на то что некоторые события, изложенные в этой книге, происходили в действительности, лицам, имеющим отношение к российскому теневому рынку золота, не следует принимать мой рассказ слишком близко к сердцу. Хорошо известно, что в делах такого рода истины просто не существует, хотя приближение к ней может быть бесконечным.

(11 сентября 1954 года)

Шел дождь. Промозглый мелкий дождь пятые сутки поливал верховья Бирюсы. Было холодно и безветренно. Тайга на склонах гор, окружавших лагерь, подернулась желтым и красным, но в сером свете холодного дня цвета были неяркими, грязноватыми. Тяжелый туман лежал в распадках.

Лагерь, поселок, прииск и дорога утопали в жидкой грязи, размешанной гусеницами бульдозеров, стекающей по бесчисленным причудливым каналам, пробитым гидропушками золотодобывающих установок. На юго-запад от Покровского — основной базы, ближе к Андреевскому, шли взрывные работы, и каждые полчаса пропитанный дождем воздух вздрагивал, донося плотный гул взрыва.

Майор Семен Захарченко, начальник лагеря, стоял у окна караульного помещения и смотрел, как колонна из полусотни мокрых, облепленных грязью зэков в сопровождении пяти автоматчиков и двух собак вползает в ворота зоны. Охранники были в плащ-палатках, капюшоны скрывали лица, спереди плащи оттопыривались и под ними угадывались очертания неуклюжих ППШ с круглыми магазинами.

Жестяная печка в караулке светилась багрово сверху, у трубы, и тихо монотонно гудела. Тепло было и сухо, и спать хотелось смертельно. Но спать никак нельзя — опасное теперь это занятие, плохо может кончиться. Майор дернул головой, ударившись виском о раму окна. «Вот уж стоя засыпаю. Сутки еще не выдержу. Ночь даже не выдержу. Плохо…»

Дверь распахнулась, впуская волну сырости, капли дождя долетели до печки, зашипели на раскаленном металле. Вошедший офицер откинул капюшон, усталым жестом приложил ладонь к козырьку фуражки.

— Ну что, Саша? — Майор снял с полки кружки, нашарил в столе кулек с сахаром. — Плохи дела-то наши?

— Людей мало, товарищ майор. — Лейтенант провел мокрой ладонью по лицу, сел у стола.

— Вот-вот. Мало людей-то, а золота много. Слишком много золота. С сегодняшним за центнер перевалит наверняка. У тебя сколько сняли?

— Пятнадцать с небольшим.

— У тебя пятнадцать, у Григорьева десять, у Леши восемь с половиной — точно за сотню будет.

— Что по связи передают, товарищ майор?

— Да нет связи почти. Утром пробились кое-как, один треск. Ждите, говорят. И так уж неделю ждем. И сегодня самолета не будет. Погода, чтоб ее…

— Может, прекратить добычу? Временно, до самолета?

— Нельзя, Саша. Всю ораву в одном месте держать нельзя. Информаторы сообщают — совсем зверье на взводе. Уголовные оскалившись ходят. Если б можно было, я третью часть в верховья, на Хорму отправил, да людей в охрану нет. Гоценко в твоем отряде?

— Клич? Да, у меня.

— Как он?

— Тихий последнее время, почти не видать.

— Повнимательнее будь, Саша. Все вокруг него собираются. Он и еще трое. Зверье!

— Побег готовят?

— Кабы побег… Кусок огромный под боком — сотня кило, и с каждым днем все больше и больше. А настроения — сам знаешь! Лаврентий уже год как враг народа, а у нас ни одного пересмотра приговора пока. Если самолета еще пару дней не будет, Клича надо убирать!

— Куда ж его денешь?

— Туда! — Майор ткнул пальцем в низкий дощатый потолок. Обрюзгшее лицо его на мгновение стало жестким, холодным. — Попытка к бегству.

— Но…

— Какое «но», сынок? На мине сидим, в любой момент рвануть может. Вот что, Саша. Я тебе доверяю. Больше всех здесь доверяю, поэтому и позвал. Дело одно надо будет сделать, Саша. Очень ответственное дело. Как стемнеет, возьмешь солдата и двух зэков, каких скажу. Двух лошадей возьмешь, четыре вьючника. Заберешь золото из хранилища и доставишь на Катышный, в верховья. Там схоронишь и сразу назад. Сроку тебе даю восемь часов. Смотри сюда. — Майор достал карту из планшета. — Вот здесь, во втором распадке снизу, есть оборудованное место. Бункер. Нашла партия геодезистов в сорок седьмом. В управлении про него известно, так что в случае чего будут знать, где искать металл.

— А что за бункер, откуда?

— Эх, парень! Золото здесь до нас еще лет двести добывали. Даже путь, говорят, контрабандный проходил. Сам знаешь, на полигонах то ружье кремневое поднимут, то череп с дыркой. Места с историей — человеков покрошили здесь немало. Бункер найдешь вот по этой кроке.[1] Лейтенант посмотрел на маленький листок бумаги и хотел спрятать его в карман гимнастерки.

— Нет. — Майор остановил его руку. — Надо запомнить, Саша. И сразу забыть потом.

— Запомнил. — Лейтенант отдал рисунок. — Кого я должен взять с собой?

— Возьмешь сержанта Павленко, Каманова Володю и Федорова из Лешиного отряда.

— Зачем зэков брать?

— Вдвоем быстро не управитесь, а мне здесь нужен каждый человек.

— Почему именно этих?

— Каманов был со мной в Восточной Пруссии, в сорок четвертом. На фронт попал семнадцатилетним пацаном, доброволец. Был снайпером. Потом школу офицерскую закончил, разведвзводом командовал. Две Красные Звезды и Красное Знамя. Представлен был к Герою. Срок получил в сорок шестом.

— За что?

Майор махнул рукой, не стоило сейчас объяснять.

— Сережа Федоров, студент, сын Анатолия Павловича, ты знал его по Ленинграду.

— Профессора Федорова сын? Надо же! А он?

— В пятьдесят втором — десятку. Болтал много. Короче, Саша, они знают, что я все сделаю, чтобы вытащить их отсюда. Они помогут, и им зачтется.

— Ну, если вы в них уверены, товарищ майор…

Захарченко устало взглянул на собеседника и, опустив лицо в ладони, глухо сказал:

— Уверен.

В сумерках резкий ветер задул с Хоройского Белка, разогнал низкие дождевые облака. Яркие звезды зажглись над долиной Бирюсы. В темноте гул реки слышался сильнее. В тяжелом, глуховатого тона реве неожиданно возникали высокие, чистые звуки, иногда сливаясь в странную, затейливую мелодию.

Майор смотрел вслед маленькому отряду, медленно уходящему вниз по реке. Лошади осторожно ступали по мокрой гальке, вздрагивали от холода. Каждая несла по два опломбированных вьючных ящика защитного цвета с металлической окантовкой. Темнело быстро. Через сотню метров Захарченко уже не мог различить отдельные фигуры, угадывалось только само движение. Вот подошли к повороту тропы. Исчезли…

Проверив посты, майор зашел в свою комнату и встал, опершись руками на стол. Он знал, что если сядет или ляжет, то немедленно уснет, но сдаваться не хотелось. Еще минуту он боролся, потом вытащил ТТ из кобуры, положил под подушку, достал из сейфа две запасные обоймы, сунул в карманы брюк и упал не раздеваясь на койку.

«Они вернутся утром в пять. В пять ты проснешься. В пять… Золото укрыто надежно… Ты сделал, что должен…»

По всем приметам до бункера оставалось никак не меньше шести километров, а лейтенант уже чувствовал, что силы его на пределе. По этой тропе, похоже, лет пять, а то и больше, никто не ходил — сплошные завалы из полусгнивших деревьев и заросли колючего, цепкого кустарника. Одна из лошадей повредила ногу и с каждым шагом все заметнее хромала.

— Привал. Передохнем чуток. — Лейтенант устало опустился на поросшую мхом кочку и прислонился спиной к холодному мокрому стволу лиственницы.

От мха шел пряный теплый запах, слегка сладковатый, непривычный. Сильный ветер шумел в кронах деревьев, его гул перекрывал другие, обычные в ночном лесу звуки, и невольная, неосознанная тревога постепенно овладевала душой.