Взяв в руки одну пачку, он потряс ею:

– Сань, а сколько здесь?..

– Десять тысяч… – Я сам был в шоке.

– И таких в сумке двести пятьдесят пачек? – Юра взял вторую. Теперь в каждой руке он держал по десять тысяч долларов.

– Нет, теперь уже двести сорок восемь! – Мой друг глуповато улыбался.

– Санька, мы сделали это! – Он бросил пачки обратно в сумку и взглядом показал на бутылку. – Давай?

– Наливай! – Я знал, что еще ничего не закончилось, расслабляться нельзя, впереди много дел, но не отметить такое событие было бы глупо.

Мы выпили. Глядя на своего друга, я вдруг поймал себя на мысли, что с ним что-то не так. Что-то изменилось в его внешности. Прикидывая так и эдак, я вдруг понял: у Юрки на лице отсутствовали очки.

– Юрок, а где твои… эти… – Я покрутил пальцами у глаз.

– Да я сейчас в линзах. Очки ведь лишняя улика, а это нам совершенно ни к чему… Хорошо, что напомнил. Пойду, сниму их, а то глаза щипет.

Он ушел в ванную снимать линзы, а я тем временем плеснул себе еще немного водки и опрокинул стаканчик.

Вечер прошел в делах и заботах. Мы распихали деньги в нашу спортивную сумку, Юркин рюкзачок и тубус. Маски, перчатки и сумку Мусы я разрезал на мелкие кусочки и часа два Юрка методично спускал все это в унитаз. Так же в унитаз отправились поломанные наушники и осколки бутылки водки. Приемник, работающий на волне «жучков», Юра сжег, замкнув какие-то контакты, потом повыламывал мелкие радиодетали, которые вслед за осколками бутылки отправились путешествовать по московской канализации.

– Саня, а куда корпус девать?

– Спрячь его поглубже на антресолях. Даже если бабуля и найдет его, то вряд ли разберется, что это и откуда взялось.

– Ладно. А пистолеты?

– Их заберем с собой, по дороге выбросим, – то, что «Вальтер» с глушителем будет похоронен, сомнений не вызывало. Это серьезная улика. А вот насчет ТТ я еще не решил. К десяти вечера мы избавились от большинства улик, собрали все вещи, которые завтра унесем с собой и, согласно, плану, решили лечь спать. Напоследок я перенес все сумки и тубус в прихожую и осмотрел комнату. Вроде бы все в порядке, осталось убрать пакет с обувью, в которой мы работали.

Отнеся этот пакет в прихожую, я вдруг заметил маленькую сумочку-барсетку, которая валялась в куче бабушкиной обуви у входной двери. Вот растяпа! Эту сумочку я перед уходом из квартиры Аслана вытащил из-под оглушенного Игоря.

– Юра! – Позвал я друга. Когда он выглянул из комнаты, я жестом показал ему, чтобы он следовал за мной. Мы двинулись в ванную, так как это было единственное помещение в квартире Анны Аркадьевны, за исключением туалета, в котором можно было зажечь свет.

– Что это? – Юра близоруко щурился, разглядывая барсетку.

– Не знаю, я ее у Игоря забрал перед уходом.

Юрка взял сумочку в руки, открыл ее и вытащил черный плотный кисет. Развязав его, он высыпал на ладонь несколько небольших прозрачных камешков. У меня опять, второй раз за вечер, пересохло во рту. Еле ворочая шершавым языком, я сказал:

– Юра, друг мой, это то, что стоит два с половиной миллиона долларов!..

Ночь я спал без снов: сказались усталость и большое количество алкоголя. В семь утра, приведя квартиру Анны Аркадьевны в то состояние, в котором она пребывала до нашего вторжения, мы по очереди покинули ее. Никто не обратил на нас внимания, по дороге к машине мы никого не встретили.

Первым делом, усевшись в машину и заведя двигатель, я закурил. Двое суток без сигарет были мукой, но дело того стоило: на заднем сидении лежали две сумки и тубус общей стоимостью в пять миллионов долларов.

Глава 7

Несколько месяцев назад один мой знакомый по институту покупал квартиру. Он, когда мы отмечали новоселье, в подробностях рассказывал, как происходит процесс купли-продажи. Из того рассказа мне запомнился один момент: деньги за квартиру покупатель кладет в банковскую ячейку. Эта информация всплыла в моей памяти, когда мы с Юркой решали, куда спрячем нашу добычу. То, что домой ее тащить было нельзя, не вызывало сомнений.

– Ну что ж, Сань, в банк так в банк. Только давай немного денег себе на расходы возьмем и плюс к этому долги надо отдать.

– Конечно, Юр; я возьму три с половиной тысячи. Три надо отцу отдать, а пятьсот пустить на мелкие расходы, – у меня до этого момента на мелкие расходы и пятиста рублей-то не было!

Мы заехали к моему отцу отдать долг, благо жил он недалеко. За то время, что я отсутствовал, Юрка по справочной узнал, где находится ближайший банк, у которого есть ячейки в аренду. К десяти утра мы уже освободились и направлялись домой отсыпаться.

Деньги с бриллиантами были помещены в ячейку, доступ к которой был у нас двоих круглосуточно.

Дома меня встречал мой пес, который так искренне радовался моему возвращению, что я решил перед тем, как лечь спать, пойти погулять с ним, заодно и избавиться от «Вальтера».

Там, где я обычно гулял с собакой, была навалена куча старых железобетонных плит. Она была настолько старой, что среди этих самых плит уже выросли полутораметровые березки. Если взобраться на самую вершину, то под ногами будет щель между когда-то сложенными штабелями. В эту щель я и бросил пистолет. Теперь достать его оттуда мог человек, у которого в распоряжении есть бульдозер с подъемным краном, или же у него трехметровые тонкие руки.

ТТ я решил оставить себе: мало ли что в жизни может случиться. Тем более что он не использовался последние пятьдесят пять лет. Я подумал, что неплохо было бы отвезти его на дачу и спрятать там, заодно можно и шашлыков пожарить. Но одному ехать скучно, может, позвонить Юрке и пригласить с собой?

Я снял трубку и набрал домашний номер друга. К телефону на другом конце подошла Марина:

– Алло!.. Слушаю вас!.. Говорите!..

Разговаривать с ней мне почему-то не хотелось, и я молча положил трубку. Ладно, буду вечером гулять с собакой, позвоню ему с улицы на мобильный.

Поспать мне удалось до восьми вечера. Когда проснулся, собака вопросительно смотрела на меня.

– Собирайся, дружище, пойдем погуляем! – Пес завилял хвостом, выражая радость.

На улице я набрал Юркин мобильный номер.

– Здорово, как твои дела? – Конечно, глупо было спрашивать у новоявленного миллионера, как его дела.

– Нормально, – голос друга говорил об обратном. Таким тоном обычно принимают соболезнования. Мне показалось, что он говорит так, потому что рядом с ним Марина и, возможно, они поссорились.

– Давай выходи на улицу, поговорить надо! – Я не стал выяснять по телефону причину трагического голоса моего друга.

– Сейчас, – связь прервалась.

За своим просто отличным настроением я не увидел то, чем вызвано отвратительное настроение друга. Не увидел и вообще не придал этому факту значение.

Юра вышел минут через десять. Вид у него был такой, будто он пришел не с другом пообщаться, а на какую-то разборку. Взгляд настороженный, руки в карманах.

– Юрка, слушай, давай завтра утром поедем ко мне на дачу! Мы ведь так и не отметили нашу успешную операцию. Пожарим шашлыков, попьем вина! У нас там домик, хоть и маленький, зато уютный и с печкой!

– Я не знаю. Мне в институт с утра надо, а потом вечером на работу… – Мой приятель был в напряжении. Я списал это на семейные неурядицы. Да, достала же его Маринка! Необходимо всеми правдами и неправдами вытаскивать его на дачу.

– Юр, ты скажешь, что поехал в институт, а сам поедешь на дачу. А вечером позвонишь Марине и скажешь, что у тебя срочная работа и ты останешься там. А утром в Москву вернемся… Давай, соглашайся, мы с тобой из ТТ постреляем…

– Ты что, не уничтожил пистолеты?

– «Вальтер» – да, а ТТ – нет. Я его хочу себе оставить. Завтра на даче и спрячу.