– Зря…
– Да брось ты, Юрок! Ну что, едем? – Я видел, что мой друг сдается.
– Постараюсь. Но Маришка может в окно увидеть, что я к тебе в машину сажусь и заподозрить меня.
– Ты во сколько в институт выходишь из дома? – Еще немного поднажать, и Юрка согласится поехать со мной. А там, на природе, да еще и с вином, я заведу разговор о нем и Марине. Пожалуй, изменю своим принципам невмешательства в чужую жизнь и постараюсь убедить его, что Марина его не любит, а только лишь использует.
– В восемь…
– Отлично! В восемь ноль пять я буду ждать тебя на автобусной остановке. Вино, мясо и картошку купим по дороге. Деньги вроде у нас есть!
Мой друг улыбнулся, но как-то резиново. При этом он продолжал смотреть куда угодно, но только не на меня.
– Ладно, я пошел, – не протянув мне руки, Юрка развернулся и зашагал к своему дому.
Крылатым выражением стала фраза, произнесенная в семидесятых годах одним из комментаторов хоккейного матча между сборной СССР и НХЛ. Он тогда сказал: «Нет, такой хоккей нам не нужен!» К нынешней ситуации ее можно было бы применить, заменив слово «хоккей» на слово «любовь». Эх, Юрка, Юрка, бедный мой друг! Завтра я попытаюсь растолковать тебе твою любовь. Естественно, я не Господь Бог, чтобы вершить судьбы людей, но Юра мне друг, а друзья не бросают в беде своих друзей.
Этой ночью я спал плохо. Мне опять снилась компьютерная игра, главным героем в которой снова был я. Только теперь за джойстиком, управляющим моими движениями, сидел не Юрка, а Марина…
В конце игры бородатые моджахеды окружили меня и расстреляли…
Погода в ноябре не способствует поднятию настроения. Сырость и серость за окном соответствовала моему внутреннему состоянию. Погуляв с собакой и упаковав пистолет, я отправился на автобусную остановку ждать Юрку.
Мой друг появился неожиданно, совершенно не с той стороны, откуда я его ждал. Это удивило меня, но задавать вопросы типа «Ты откуда идешь?» я не стал. Многие люди, даже если замечают какие-то мелкие странности, происходящие в их жизни, обычно не обращают на них внимания, принимая это как должное или просто отмахиваясь. Но человек думающий всегда задаст вопрос: «Почему?» И, проанализировав ситуацию, получит ответ. Я не из таких людей, потому что отмахнулся, не придал значения этой мелочи.
– Ну что, поехали?
– Поехали, – ответил Юра и принялся протирать очки.
Сейчас я уже не помню, о чем мы болтали, вернее, болтал я один, Юрка все больше молчал. Смазалось все как-то. Одно помню четко: нас остановили на посту ГАИ при выезде из Москвы. Инспектор, как всегда, представился и попросил выйти из машины. Когда я вышел, меня сразу же окружили два милиционера с автоматами и один в штатском, который спросил:
– Имеете ли вы в машине запрещенные предметы – оружие, наркотики, взрывчатые вещества?
Капелька холодного пота скатилась у меня между лопатками.
– Нет, не имею.
– Если вы не против, мы досмотрим машину.
– А если против? – Это я уже спросил по инерции.
– Все равно досмотрим, – человек в штатском сделал жест, означающий «приступайте!»
Дальше все было как в тумане: Юрку вывели из машины и увели в помещение поста ГАИ, появились двое понятых. Милиционеры раскрыли двери и принялись обыскивать автомобиль. А когда они вытащили сверток с пистолетом из-под моего сидения, я, сам не знаю почему, рванулся чуть в сторону. Милиционер, расспрашивающий меня до этого, схватился двумя руками за мою руку, я крутанулся всем телом и, сделав подсечку, перебросил его через себя.
Сзади послышался звук передергиваемого затвора автомата и резкий окрик:
– Лежать! На землю, сволочь!
…Мне завернули руки, надели наручники и отвезли в КПЗ.*
Когда дверь камеры захлопнулась, я сел на пол и чуть не заплакал.
Вечером меня отвели к следователю. Он то пугал меня, то говорил тихо и ласково. Как я понял, его интересовало только то, где я взял пистолет. Все его расспросы заходили в тупик, потому что я твердил одно: нашел два дня назад за гаражами, когда гулял с собакой. Он и так, и эдак пытался меня подловить, но я твердо стоял на своем.
Потом следователя сменил другой человек, одетый в джинсы и свитер. Тот не стал крутить меня, а спросил прямо, есть ли у меня деньги.
– Сколько?
– Пять тысяч долларов – и мы выпускаем тебя под подписку о невыезде. Пока будет следствие, насобираешь еще столько же и отделаешься условным сроком. Мы тебя пробили: ничего криминального в твоей биографии нет.
– Дайте телефон, – я протянул руку.
– Давай, звони, – он сунул мне трубку.
Я набрал Юркин номер. Гудок, второй, третий…
– Алло! – Ответил голос моего друга. Господи, спасибо, что ты есть!
– Юра, – холодно, без интонации, начал я. – Срочно привези мне пять тысяч долларов!
На другом конце была тишина.
– Алло, Юра, ты слышишь меня?
– Да, слышу. Когда?
– Сейчас. Банкомат работает круглосуточно, – надеюсь, он понял, что я имел ввиду под словом «банкомат».
– А куда везти? – Юркин голос был как из трехлитровой банки.
– В наш районный ИВС.*
– Хорошо.
Я, не прощаясь, нажал клавишу отбоя.
– Думаю, часа через полтора будет, – сказал я, возвращая телефон.
– Ждем-с, – человек в джинсах и свитере вышел из комнаты. Меня отвели обратно в камеру.
Не знаю, сколько прошло времени – и часы, и сигареты, и ремень со шнурками у меня забрали, – а мой друг все не ехал. Время как будто остановилось. Когда по моим расчетам прошла два часа, дверь в мою камеру распахнулась, и туда вошел человек в джинсах и свитере.
«Все, слава Богу, приехал! Сейчас меня выпустят!»
Я с радостью вскочил.
– Не приехал твой друг, – человек развел руки.
– Дайте телефон, он где-то рядом, может, заблудился! – Надежда на то, что Юрка приедет, еще жила во мне.
– На, звони, – я взял протянутый телефон.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – голос автоинформатора был мне ответом на набранный номер. Я попробовал еще раз и еще. Бесполезно.
– Может, он в метро едет?
– Какое метро? Время половина третьего!
– Сейчас я ему на домашний позвоню!
– Звони…
Я набрал Юркин домашний номер. После седьмого или восьмого гудка трубку сняла Марина.
____________________________________________
* КПЗ – камера предварительного заключения.
* ИВС – изолятор временного содержания.
– Алло, Марин, Юрка дома?
– Нет.
– Как нет?! Он давно уехал?
– Давно.
– Как приедет, пусть сразу едет ко мне, он знает, куда!
– Хорошо, я ему передам, – голос у Марины был слишком спокойным.
Я ждал друга всю ночь и весь день. Тысячи вариантов, почему он не приехал, крутились у меня в голове. А после обеда мой статус изменился: я из задержанного превратился в арестованного.
Прошло два месяца. За время следствия и суда я наездился в автозаках, посмотрел, что такое тюрьма изнутри. Суд, учитывая мои положительные характеристики из института и с работы, а также ходатайство спорткомитета, приговорил меня за хранение огнестрельного оружия к полутора годам лишения свободы с отбыванием срока в исправительно-трудовой колонии общего режима.
Тысячи лиц промелькнули за это время перед моими глазами. Я услышал множество историй о дружбе и предательстве, смелости и трусости, о верности и лжи. Но все равно так и не нашел ответа, почему мой друг не приехал ко мне в ту ночь в ИВС.