* * *

До приезда в Карелию мне довелось работать в богатейших музеях Новгорода и Суздаля. Нами руководили потомственные мастера — представители старой школы реставрации. Мы чувствовали себя неуверенно, когда такие учителя, как Барановы, Кириковы, Брягины, Чураковы, на глазах совершали чудеса. Казалось, невозможно постичь премудрости реставрации. Руководители помогали разбираться в трудных задачах. Чаще делом, реже — словами. Учили обращаться с инструментом, показывали, как пользоваться растворителем. А главное — учили понимать и любить подлинную красоту древнерусского искусства. Увлекательные уроки высоко ценились учениками, потому что позволяли проникнуть в святая святых любимой профессии.

Музейные хранилища из мертвых запасников с иконными досками постепенно превращались в основной источник познания, где любой памятник имел свою историю. Следуя советам учителей, мы начали постепенно отличать подлинные творения от ремесленных поделок.

Летние командировки в музеи России, работа в древнерусских городах давали возможность разобраться в закономерностях старой живописи. Тщательное изучение замечательных суздальских фресок, знакомство с архитектурой Суздаля XII—XVIII веков и сокровищами ювелирного мастерства суздалян раскрыли перед нами, молодыми реставраторами, неповторимую прелесть суздальского искусства. Сейчас, когда прошло двадцать пять лет со времени реставрации разрушенных войной реликвий Новгорода, реставраторы с благодарностью вспоминают эту поездку, определившую их творческую судьбу. Усталые после напряженной работы, часами осматривали мы богатые залы местного музея или, используя вечерние лучи щедрого новгородского солнца, копировали бессмертные творения Феофана Грека, фрески в Аркажах и Нередице.

* * *

Первые иконы, происходящие из часовен и храмов Карелии, я увидел в Кижах... Их было очень много в темной подклети дома Ошевнева. Огромные, двухметровой высоты доски; царские врата вычурной резьбы; десятки маленьких иконок, поставленных на полки, как рукописи в старинной библиотеке, — все это богатство манило к себе древней таинственностью. Хотелось сразу найти шедевры, сделать на них пробные расчистки и открыть что-то новое, доселе неизвестное. Мы снимали со стеллажей одну доску за другой, выносили каждую икону на яркий солнечный свет, рассматривали тщательно, стараясь угадать ценность древней живописи. Начинались робкие предположения, смутные догадки, осторожные неаргументированные выводы. Мы спорили, горячились, а доски молчали. Молчали, словно не желая открывать вековые тайны неопытным людям. А опыта, к сожалению, недоставало.

Разбор «кижской» коллекции стал подлинной школой изучения северной живописи. Когда затихли страсти первооткрытия и мы перестали считать себя искателями сокровищ, началась кропотливая работа. С раннего утра, чтобы не упустить ни одного светлого часа в коротком северном дне, отправлялись мы в дом Ошевнева. Лихорадочный осмотр «на выбор» сменился тщательным изучением и обсуждением всех семисот единиц хранения. Споры продолжались, но они велись не ради желания поспорить, а в поисках истинной атрибуции той или иной иконы. Теперь я знаю, что в описи кижского древлехранилища мы сделали немало ошибок. Больше, чем сделали бы сейчас. Но главного мы достигли. Нам стали дороги творения местных, обонежских мастеров, в наших руках появился ключ к распознанию характерных признаков и черт северной живописи.

Та осень вспоминается часто. Она была счастливой. Повседневные мелочи и невзгоды давно забыты. Перед глазами до сих пор золотые берега Кижского острова. Рдеющие на солнце осенние рощи висят над водной гладью. «Горящие» северные леса, как это ни странно, больше всего похожи на старые японские гравюры. Такие же лаконичные, четкие, словно нарисованные искусным каллиграфом. Работается легко, и на душе приятно от сознания того, что ты помогаешь вернуть людям прекрасное искусство, незаслуженно забытое во времени. Из подобных моментов и ощущений складывается любовь к делу, даже если оно такое трудное и сложное, как реставрация древнерусской живописи.

* * *

Следующую командировку в Карелию я ждал с нетерпением. Зимний период работы в московской мастерской требовал полной отдачи сил. Слишком много икон, присланных из различных музеев России, нуждалось в реставрации. Свободное время выдавалось только по вечерам или в редкие выходные дни. Все эти часы уходили на изучение истории древнерусского искусства, а особенно тех разделов, которые касались творчества северных живописцев. В книгах встречались лишь косвенные упоминания по интересовавшему меня вопросу. Маститые специалисты говорили об искусстве русского Севера походя, относясь к местным памятникам в лучшем случае с точки зрения влияния столичных школ на развитие провинциальных художественных мастерских. У меня же перед глазами стояли пусть немногочисленные, но поражающие нетленной красотой иконы, увиденные осенью в Кижах. Реставраторы раскрыли отдельные северные реликвии сразу после войны, и в течение нескольких лет они хранились среди остальных экспонатов дома Ошевнева. Разве можно считать чисто провинциальным явлением живописное дарование автора иконы «Власий», работавшего в XV веке. Замечательные произведения иконописи — редкие по мастерству изображения «Покрова» и «Успения» — также принадлежат кисти местных художников. И какое прекрасное понимание важнейших основ средневековой художественной культуры демонстрируют безымянные создатели. Внешние моменты — свидетельства провинциального происхождения шедевров северного искусства — отступают на второй план перед глубокой внутренней наполненностью и значительностью образного языка местных живописцев.

Северные иконы неповторимы, как неповторимы памятники иконописи Пскова, Суздаля, Новгорода и других древнерусских городов. Меня они покорили сразу. Чистотой духовного смысла. Умением говорить о прекрасном просто и одновременно возвышенно. Задушевностью и лиричностью, какая встречается только в искусстве Севера. Я понимал, насколько отличаются «кижские» иконы от уникумов мирового значения. Да мне и в голову не приходило сопоставлять отреставрированные сокровища из дома Ошевнева с древнейшими живописными реликвиями XII—XIII веков, с неземными творениями Феофана Грека, с виртуозными созданиями псковских мастеров или изысканными образами прославленного Дионисия. Памятники северной иконописи привлекают иными качествами: большой человечностью, доступностью и искренностью художественного повествования, незамысловатостью. Однажды увиденные, они навсегда остаются в памяти. Вот почему меня так тянуло снова поехать в Карелию и заняться раскрытием неизвестных произведений древней северной живописи.

* * *

Петрозаводский музей изобразительных искусств не может сравниться по дате основания ни с одним из крупных музейных хранилищ России. Он открыт в 1960 году и, наверное, является самым молодым в списке музеев республики. Но молодость не помеха, когда сотрудники горят желанием превратить свою галерею в крупный центр по сбору и изучению памятников местного искусства. Сегодня музей в Петрозаводске известен не только узкому кругу специалистов, но и всем, кто стремится познать историю отечественной культуры. В его запасниках сосредоточено около двух тысяч произведений северной живописи. А начиналась инвентарная книга музея всего-навсего с нескольких иконных досок, переданных вместе с другим имуществом петрозаводскими краеведами. Богатство древнерусского отдела Петрозаводского музея — заслуга многих людей, принимавших участие в пополнении и организации его фондов. Но главную роль сыграли реставраторы, искусствоведы и просто энтузиасты, участники многочисленных экспедиций по обследованию обонежских земель.

Экспедиция... Само слово заставляет вспомнить о романтике поиска, влечет в далекие края, обещает интересные путешествия, встречи с новыми местами, знакомство с многогранными человеческими судьбами. Поисковая экспедиция, связанная с любой отраслью науки, всегда привлекает к себе одержимых жаждой открытия людей. Сбор памятников древнего искусства — одна из самых захватывающих областей современной экспедиционной работы. Стоит обнаружить хотя бы один значительный образец творчества старых мастеров, и налицо открытие более или менее важной вехи в истории культуры отечества. А что может служить лучшим вознаграждением участникам экспедиции?!