Голос этот уколол Виктора Викторовича. Вернее, суть самой просьбы, в основе которой лежало неведомое ему презрение к только что уважительно припомнившейся оплате за ночное такси. Живут же некоторые, наследство сваливается, чёрт возьми! Не-ет! Так дело не пойдёт! Расслабляться нечего.

– Вы, кажется, сказали, что исполняете свои песенки где-то… Где? В клубе, в концертном зале, в филармонии?– Нет, я, к сожалению, такой возможности не имею. Я довольствуюсь случайными слушателями. Но меня это не смущает, так как правильно сказано: «Искусство принадлежит народу». Когда я училась, то выступала в институте. Я хочу совершенствоваться и я добьюсь. К тому же, человек искусства радуется уже тому, что живёт искусством, это – «сон золотой». Есть и другой вид сна – «сон разума», и он, конечно, «рождает чудовищ». Плохо, если не уважают первый, а второй господствует во всевозможных видах. Что касается меня, то у меня есть некоторые идеи и мне бы хотелось их реализовать.

– Девочек-то «с идеями» полон лагерь под Тагилом! – вырвалось у Виктора Викторовича. Он вспомнил спецколонию для проституток.

– Они что, за идеи сидят? Но ведь, кажется, то время прошло…

– Для них время никогда не пройдёт, – сострил.

– Не правда ли странно, – вздохнула Полякова. – Ночь, милиция, двадцать первый век… А знаете, Франсуа Вийон все свои стихи написал в тюрьме?

– Ну-ну, эрудированная, – усмехнулся Клековкин, будто быть таковой плохо.

– Моя жизнь ещё не определилась. Я ищу себя…

– А вот это мы слышали! Пьёте, курите, и не только сигареты обычные, но и с «травкой»… Ваша бабушка не одобрила бы такой образ жизни!

– Зря вы обобщаете. Можно искать себя, но иметь вполне чёткие представления о том, где верх, где низ, где правая сторона, а где левая, где чёрное, а где белое. Мой образ жизни! Чем же он плох? Я сижу дома (сочиняю), потом гуляю, развлекаюсь, езжу в гости.

– К кому?

– К своим друзьям, к знакомым…

– Они, ваши друзья, тоже ничего не делают или все наследство получили?

– Ну почему! Некоторые учатся, другие пока ищут себя…

– Понятно. Значит, вся ваша компашка дурью мается?

– Напрасно вы считаете бездельем поиск себя. – Она словно взялась терпеливо обучать пониманию жизни этого занятного, по её мнению, человечка.

Клековкин поразился её наглостью. Как ведут себя в милиции бабёнки? Нормальные, не преступницы? Тише воды, ниже травы! А эта готова своим голосом зычным всему райотделу доложить, что сама она бездельница, а друзья её трутни!

– К вашему сведению, – решил пустить в ход главный аргумент, из-за которого, между прочим, и продолжал, как он считал, следственные действия, – гражданка Евгения Горьковая, – понизил голос до шёпота, – не проживает по этому адресу, – его глаза в этот миг сфокусировались, и это, конечно, испугало подследственную.

– Но она живёт там! Я была у неё на прошлой неделе, вернее, в прошлом месяце… была…

– Назовите фамилию квартиросъёмщика!

– Я… я не знаю.

– Хватит врать, Полякова! Кто вас направил в эту квартиру?

– Никто. Я сама. Я ничего не делала. Отпустите…

– Отпустим. Когда выясним.

Клековкин погремел ключами сейфа, достал оттуда бумажные листки, сколотые скрепкой.

– Вот ознакомьтесь…

Полякова не спешила брать.

– …за тем столиком написано, где ты сесть не захотела.

– Не надо мне тыкать, мы с вами не пили на брудершафт!

– Я не пью и вам не советую. А будете кричать – примем меры.

– Какие?

– Узнаете.

Она взяла эти бумажки, стала читать:

...

Объяснительная

Я, Непоренкова Алла, была задержана в квартире неизвестного мне музчины. Он ушёл рано. Я осталась одна. Взяла его электробритву и положила к себе в сумочку. Взяла там же ещё денег в тумбочке. Он мне дал за ночь всего сто рублей. Я взяла пятьдесят долларов, остальные положила обратно. Этот адрес мне дал один парень, как зовут его, не знаю, у него кликуха Штырь.

...

Объяснительная

…Я была задержана в номере с мущиной по имени Олег. Он оказался домушник. Я приходила в гостиницу «Маленький приют» каждый вечер. Шла в номер, куда говорила администратор Камова Л.Т… Там были и другие девочки, они также работали, как я. Получали, когда как. Парень по кличке Банкет мне знаком, но никаких адресов я от него не получала.

...

Объяснительная

Признаюсь вам честно в том, что я занимаюсь тем, что встречаюсь с мужщинами и получаю от них денежные суммы, но бумажник не брала. Адрес мне дал Бойко, зовут его, кажется, Вовка, а кличка Штырь.

– Зачем вы мне такое дали? – Полякова швырнула бумажки на стол.

– А ты не шуми!

– Не тыкайте!

– Вас тоже нашли в чужой квартире!

– …с мУЗЩиной? – ухмыльнулась она.

– Нет, но квартиросъёмщик не Женя Горьковая, а именно – мужчина. И ответьте мне на такой вопрос: вам известен гражданин Бойко, он же Штырь, он же Банкет?

Полякова расхохоталась.

У Виктора Викторовича пока не было жены. Он хотел жениться на подруге своей сестры, на тихой-тихой «Белой Мышке». Она-то была согласна! Но он… Он, Клековкин, видал баб. Особенно эти хороши. Он словно бы отравился их красотой, их особой одеждой, их красивыми сочными ртами, их весельем, их умением. Нет, теперь ему такую подавай… Он эту «Белую Мышку»-Машку и обнять не хочет, и приласкать не желает. А те, что ржут на весь райотдел… Ух, какие они! Жениться на такой, на криминогенной, конечно, невозможно… Исключено.

Сие противоречие, этот, можно сказать, дуализм Клековкина, и подогревал его раздражение к девице Маргарите Поляковой. Да, кто она есть? Она – как те, что сейчас моют пол в коридоре, у которых ночь предстоит в «обезьяннике». Там они проведут нынешнюю ночь. Будут материться, просить «сигареточку», называть «красавчиком» и «мальчиком» и, в конце концов, он не сможет устоять, и в его записной книжке прибавится ещё один телефончик, ещё один адресок… Полякова – не лучше! Все они одинаковы, кто шатаются по вечерам, кто не сидят с матерями дома, как его сестра Глашка, как её подружка «Белая Мышь»… Глаза Виктора Викторовича опять сбежались к переносице, сфокусировавшись между глаз допрашиваемой.

Она уже не смеялась, оторопело взирая на этого, показавшегося ей очень странным человека, на его ещё нестарое лицо, сохраняющее следы былой конопатости. Глаза ужаснули. И не своим дефектом, а старческой пустотой.

– Я не знаю этого человека, – сказала тихо, – этого… Бойко.

Ещё одна машина прибыла, взвизгнув резиной об асфальт.

– Вот что… Рита, – сказал издёрганно, но решив изменить тактику, точно старший брат сестрёнке: – Вы, видать, не испытали всей сложности жизни! Вам, Рита, надо подумать о профессии, да и мужа найти – для девушки, так сказать, – главное дело.

– Не Рита, – поправила Полякова величественно.

– А… а как? Тебя же Маргаритой звать…

– Да, полное моё имя Маргарита, а сокращённо – Мага. Так меня зовут знакомые, друзья и родные. Но ещё Мага – моё сценическое имя. Мага Полякова. Я, по-моему, уже представилась, когда здесь знакомила вас с моей работой как исполнительницы. Меня никто никогда не звал Ритой и звать не будет. А для вас я Маргарита Всеволодовна!

Клековкин растерялся. Какая, чёрт, Мага! Он по-доброму, он с пониманием, он не какой-то тупой чурбан, он видал людей, он к ней как к человеку, а она ему – Мага! Я покажу тебе Магу, Маргарита Всево-ло-дов-на!

– Вот что, Рита, – повторил, накалившись тихой яростью… – Нечего тут какую-то певицу изображать. Те, кто шляются ночами… Ты ведь можешь так угодить к не очень добрым людям…

Говоря всё это, он вспомнил, что Влас (умник, институт закончил и скоро уйдёт в другой отдел, где не будет заниматься всякой мелочью) говорит, что из него, из Клековкина, никогда не выйдет первоклассного следователя, мол, упрям. Да, он такой! А почему? Жизнь у него тяжёлая!