Уже в первой партийной программе итальянских фашистов (1921) было записано: «Партия рассматривает государство не как простую сумму индивидов, живущих в определенное время и на определенной территории, но как организм, содержащий в себе бесконечные ряды прошлых, живущих и будущих поколений, для которых отдельные индивиды представляются лишь преходящими моментами. Из этой концепции общества партия выводит категорический императив: индивиды и группы (категории, классы) должны подчинять свои интересы высшим интересам национального организма»³.

«Разъясняя» концепцию фашистского государства, Муссолини провозглашал: «Фашизм понимает государство как абсолют, по сравнению с которым все отдельные лица или группы имеют относительное значение. Тот, кто говорит фашизм, тот имеет в виду государство»⁴. «Все в государстве, ничего вне государства» — эти слова Муссолини были своего рода формулой фашистского тоталитарного государства. Лидер испанской фаланги Примо де Ривера также провозглашал: во имя единства все классы и индивидуумы должны подчинить себя общему закону. Государство должно быть орудием на службе этого единства, в которое оно должно уверовать. Все, что противостоит этому глубоко органичному единству, должно быть отброшено, даже если большинство стоит за него. Мосли в том же духе заявлял:. «Движение является фашистским, так как оно… основывается на высоком понимании государства…признает необходимость авторитарного государства, стоящего выше партии и фракционных интересов» Г

Приписывая государству абсолютный и первоначальный суверенитет, фашисты отвергали демократию, демократические институты, любые демократические процедуры. Не случайно, что первая же речь Муссолини после прихода к власти была открытым вызовом и оскорблением парламента. Муссолини не требовал доверия для своего правительства а угрожал парламенту, запугивал своих противников «свирепой тоталитарной волей» фашистов: «Я мог бы воспользоваться победой, я мог бы превратить это темное и серое здание в солдатский бивак. Я мог бы разогнать парламент и образовать чисто фашистское правительство. Тем не менее я составил коалиционное правительство, но не для того чтобы получить парламентское большинство — я в нем не нуждаюсь… Я составил коалиционное правительство, чтобы призвать на помощь истощенной Италии всех — независимо от партий, — кто хочет спасти ее… Я не хочу править вопреки палате, коль скоро в этом нет необходимости. Но палата должна понять, что от нее самой зависит, жить ли ей еще два дня или два года… Мы требуем полноты власти…»². Не демократия, а сила — вот источник нашей власти, цинично заявлял Муссолини; именно поэтому он пользовался максимумом силы, находящейся в его распоряжении. В конечном счете именно сила влечет за собой согласие. Во всяком случае когда не хватает согласия, имеется сила и т. д. — твердил Муссолини.

Германские фашисты, отвергая либерально-демократические институты[16], также воспевали тоталитаризм, сильное государство, верховную волю вождя, фюрера. Так, философствующие фашисты Кронер, Глокнер, Фрайер и другие, грубо нападая на «пустозвонство» демократии, требовали строить государство на иерархических принципах, в духе средневековых сословных государств. Они «доказывали», что воля государства должна находить свое выражение в воле фюрера, что сила государства исходит от фюрера. Верховный фюрер наделяет всех других фюреров определенными полномочиями в строго иерархическом порядке. Каждый из фюреров безоговорочно подчиняется своему непосредственному начальнику, но при этом имеет, в сущности, неограниченную власть над подчиненными ему фюрерами.

Для обоснования права фюрера на руководство государством фашистские идеологи широко использовали аргументы иррационального, мистического характера. Отбросив как чуждую «национальному духу» идею общественного договора, они на ее место выдвинули идею о мессианской роли «вождя», отмеченного печатью избранности, о фюрере как выразителе и олицетворении расового, национального и народного духа. Государство, по мнению фашистских идеологов, является воплощением расовой, народной общности, общности нации и крови. Цель государства состоит в сохранении этих общностей. Не народ создает государство, а, наоборот, государство, возникшее как результат предначертаний судьбы, выраженных в воле фюрера, объединяет народ и нацию.

Оправдывая идею «фюрерства», в частности, сам Гитлер уподоблял человеческое общество биологическому организму, у которого должны быть голова и тело. Голова, мозг нации — ее фюрер. Избранный круг фюреров с «абсолютным авторитетом» и «абсолютной ответственностью» он противопоставлял «безответственной» демократической парламентской системе. Вместо мнимых парламентских свобод и равенства Гитлер предлагал немцам беспрекословное подчинение «во имя общего блага» и железную дисциплину.

Фашистская клика окружила Муссолини, Гитлера ореолом непогрешимости. «Человек, — утверждал, например, Лей, «фюрер» фашистских профсоюзов в Германии, — должен признавать авторитет. На этом покоится принцип вождизма и общности. Общность без авторитета немыслима. Раса и кровь сами по себе еще не создают общности. Поэтому фюрер, который воплощает авторитет нашего общества, для нас неприкасаем. Фюрер нации стоит выше критики для любого немца на вечные времена… Никто не имеет права задаваться вопросом: прав ли фюрер, верно ли то, что он говорит? Ибо, повторяю еще раз, — то, что говорит фюрер, всегда верно»¹.

В апреле 1942 г. фашистский рейхстаг на своем заседании, кстати последнем, даже формально объявил Гитлера «над законом» и провозгласил его неограниченным владыкой над жизнью и смертью миллионов простых немцев. Фюрер может в случае необходимости принудить любого немца всеми находящимися в его распоряжении средствами к исполнению своего долга и при нарушении этого долга покарать без оглядки на так называемое естественное право, гласил фашистский закон.

«Культ фюрера» занимал центральное место в нацистской системе одурманивания масс. В детской организации, в союзе гитлеровской молодежи «гитлерюгенд», в «трудовом фронте» (в фашистских профсоюзах), на производстве и дома, в театре и кино твердилось одно и то же: «Фюрер всегда прав!», «Безоговорочно выполняй приказ фюрера!», «Справедливо все то, что служит национал-социализму и фюреру!»

Польский исследователь фашизма Ф. Рышка пишет, что, «вероятно, было два источника, служивших примерами для подражания, Доведенные в фашистском государстве до абсурда: пример папской непогрешимости (так обозначенный в политическом трактате Ж. де Местра «О папе») в католической церкви и образец военной иерархии, наиболее полно претворенный в прусской армии»¹. Последнее, подчеркивает Рышка, было особенно важным: «Поскольку фашизм ориентировался на войну, организация государства копировала организацию армии. Здесь проявляется диалектическое изменение положения, описанного в свое время Ф. Энгельсом: армия воспроизводила черты общества; общество, организованное в фашистское государство, становится отражением армии»².

Весь фашистский государственный аппарат был проникнут духом вождизма — беспрекословного подчинения руководителям фашистской партии и государства. Закон от 26 января 1937 г. обязал чиновников приносить клятву, в которой говорилось: «Клянусь, что буду верен и послушен фюреру».

На принципе вождизма, принципе иерархии («решения — сверху вниз, ответственность — снизу вверх») строилась и фашистская партия. В сущности, фашистская партия не была политической партией в точном смысле этого слова. Она не имела никаких подлинно открытых политических функций. Вся ее деятельность сводилась к исполнению функций организационно-технических, пропагандистских, даже полицейских. Никакой политической самостоятельностью и активностью эта партия не обладала. Вся полнота власти в партии (как и в государстве) принадлежала фюреру, вождю, «харизматическому» лидеру ³.