Примечательна оценка уроков Ноябрьской революции и позиции правых лидеров социал-демократии, данная нынешним председателем СДПГ В. Брандтом. В статье «Уроки революции, закончившейся поражением» он пишет, что Эберт и его друзья, получив в свои руки политическую власть, не только не выступили против монополий и кайзеровской военщины, но, напротив, пошли на союз с ними, «все более попадали под влияние тех ценностей и норм поведения, которые преобладали в кайзеровской Германии». Ноябрьская революция предоставила СДПГ «неповторимый шанс», но она им не воспользовалась. «Сейчас не вызывает сомнения тот факт, — подчеркивает В. Брандт, — что если бы социал-демократия была в силах завершить демократическую революцию в Германии, т. е. дать солидную демократическую основу Веймарской республике, то Гитлер не смог бы захватить власть»4.
Вожди правой социал-демократии в 20—30-е годы давали совершенно неверное, фальшивое толкование как внутреннего развития капиталистических стран, так и международного развития. Они заявляли, что «передовые капиталистические государства» якобы уже «не стремятся к овладению новыми территориями в Европе», что эти страны находят более выгодным переход к «ультраимпериализму», т. е. к «интернациональному картелированию финансового капитала всех стран»1. Начавшийся мировой экономический кризис 1928–1932 гг. они поспешили объявить «случайным» и в то же время утверждали, что при «ухудшающейся конъюнктуре» невозможно, нецелесообразно «вести наступление на капитал…». Более того, базируясь на концепции «организованного капитализма», реформистские лидеры (К. Каутский, Р. Гильфердинг и др.) утверждали, что в Германии якобы уже достигнута политическая демократия, существует равноправие классов, что теперь задача-де заключается только в том, чтобы осуществить хозяйственную демократию, т. е. добиться равноправия рабочих и предпринимателей на заводах, и социализм будет построен. Внедрять в жизнь хозяйственную демократию, по мнению реформистов, должно было государство, будто бы стоящее над односторонними интересами отдельных классов, выражающее общую волю народа в целом. Не боевая классовая борьба рабочего класса, всех трудящихся, а сотрудничество классов — вот, по мнению оппортунистов, главное средство борьбы за социализм.
Руководствуясь такими концепциями, социал-реформисты не могли понять и не поняли подлинного лица фашизма, не смогли раскрыть его конкретную связь с крупным капиталом.
Одни из них расценивали фашизм только как бонапартизм, лавирующий между классами. Другие объявляли его мелкобуржуазным движением и по своему социальному составу, и по характеру.
Не понимая классовой сути фашизма, реформисты недооценивали и опасность фашизма. Полагали, что фашизм может иметь успех только в таких «мелкобуржуазно-отсталых странах, как Италия», но никак не в Германии, не в других «развитых», «демократических» странах Запада, которые имеют-де полный иммунитет к фашистской угрозе. В сочетании с антикоммунизмом подобные ошибочные оценки и привели лидеров социал-демократии к выводу, будто оградить «демократию» от фашистов можно только путем «конституционной» защиты буржуазно-демократического строя, без массовой борьбы трудящихся и уж тем более без объединения с коммунистами. Во всяком случае лидеры СДПГ, исключая возможность совместных действий с коммунистами, пытались помешать приходу Гитлера к власти путем поддержки «меньшего зла» — создания без участия социал-демократов реакционного буржуазного правительства. Как «меньшее зло» на президентских выборах 1932 г. они поддержали кумира юнкеров и милитаристов Гинденбурга. Они изображали Гинденбурга чуть ли не «прогрессивным» деятелем. Обманывая трудящихся, лидеры СДПГ утверждали, будто Гинденбург принадлежит к той части буржуазии, которая ведет «жесточайшую (!) борьбу против открытого и грубого фашизма». Выдвинув лозунг «Выбирайте Гинденбурга — бейте Гитлера!», реформистское руководство СДПГ с головой выдало массы фашизму1. Гинденбург, став президентом, спустя короткое время назначил Гитлера канцлером. Даже когда летом 1932 г. реакционные правящие круги в нарушение конституции отстранили от власти социал-демократическое правительство Пруссии, руководители СДПГ не приняли действенных мер для его защиты, не обратились к массам, не использовали силу профсоюзов, своих вооруженных отрядов, а все свои надежды возложили на имперский суд и предстоящие выборы. А между тем массы немецких социал-демократов, массы рабочих, особенно когда Гитлер пришел к власти, ждали призыва вступить в борьбу с фашистами.
Сил для противодействия фашизму было еще достаточно, если бы коммунисты и социал-демократы выступили объединенным фронтом, тем более что исторический опыт показал, что, когда коммунисты и социал-демократы выступали вместе, они добивались успеха. Так, в 1920 г. коммунисты вместе с социал-демократами и беспартийными рабочими организовали мощную всеобщую забастовку против капповского путча, в 1922 г. — внушительные выступления протеста против убийства Эрцбергера и Ратенау, летом 1923 г. объединенные силы рабочих организаций успешно провели первый в Германии антифашистский день.
Однако лидеры германской социал-демократии постоянно отклоняли неоднократные предложения коммунистов о создании в национальном масштабе единого фронта борьбы против фашизма. А ведь накануне прихода Гитлера к власти на выборах в рейхстаг, в ноябре 1932 г., общее число голосов, поданных за социал-демократов и коммунистов, достигло 13 241 тыс. против 11729 тыс. голосов, поданных за фашистов. Именно то, что по сравнению с предыдущими выборами количество голосов, поданных за нацистов, уменьшилось на два миллиона и само существование нацистской партии оказалось под угрозой, и послужило толчком к тому, чтобы господствующий класс поставил у власти Гитлера. Лидеры же реформистов, как германские, так и из II Интернационала, поражение фашистов на ноябрьских выборах 1932 г. близоруко оценили как конец фашистской опасности. Так, руководящий орган II Интернационала «Рабочая газета» писала: «Одно сейчас ясно: Германия не будет фашистской». Лейборист Ласки по случаю поражения фашистов на выборах в Германии также заявил: «Я считаю, что гитлеровское движение уже прошло свой кульминационный пункт и вряд ли оно долго сможет сохранять видимость той мощи, которой оно обладало несколько месяцев назад. Гитлер или кто-либо из его сторонников могут войти в кабинет Папена, но в этом случае их быстро оттеснят силы правых… Прошли те дни, когда они представляли собой серьезную угрозу… От всего его движения остались лишь угрозы, которые он не осмеливается осуществить… Он оказался лидером, лишенным прочной основы»1.
Подобная оценка политической ситуации в Германии была опасным заблуждением. Коммунисты решительно предостерегали против иллюзии, будто уже удалось уничтожить фашистскую опасность. Они снова и снова предлагали лидерам социал-демократии объединить усилия в борьбе с фашистской опасностью. Однако реформисты с упорным постоянством отклоняли все предложения коммунистов о совместной борьбе с фашистами. Они отклонили подобное предложение коммунистов в июле 1932 г., сделанное после того, как правительство Папена неконституционным путем отстранило социал-демократическое правительство Брауна — Зеверинга в Пруссии; они отклонили предложение коммунистов совместно бороться против фашистов в январе 1933 г., после того как Гинденбург назначил Гитлера канцлером; они отклонили предложение коммунистов о сотрудничестве в марте 1933 г. — после поджога рейхстага и начала разгула в стране открытого фашистского террора.
Лидеры социал-демократии не только отказывались сотрудничать с коммунистами в борьбе против фашизма, но и запятнали себя позорным подхалимством перед Гитлером. Социал-демократические руководители немецких профсоюзов выразили свою готовность сотрудничать с нацистами. Они заявляли, что нацистская «революция» — это-де триумфальное продолжение идей Ноябрьской революции 1918 г. и что их — профсоюзов и нацистов — общим врагом является коммунизм. 17 мая 1933 г. все депутаты рейхстага от социал-демократической партии, после того как депутаты-коммунисты были лишены своих мандатов и брошены в тюрьмы, голосовали за резолюцию о поддержке правительства Гитлера.