Каждый день он выводил своего пони…
На прогулку, — думалось мне. Но не прошло и трех недель как он приходит ко мне и спрашивает: «Папаша, посоветуй мне какие-нибудь хорошие акции». «Зачем?» — говорю я. «Мне хочется сыграть на бирже», — заявляет Боб. Не забывайте, ему было всего девять лет. «А на какие деньги?» — удивляюсь я. «На мои прибыли», — говорит Боб. Знаете, что он делает все это время?
— Нет, сэр. А что?
— Этот чертенок отдавал в прокат своего пони другим ребятам. Он отпечатал маленькую вывеску:
М-р Роберт Массей младший.
Пони в наем.
Мальчикам — десять центов.
Девочкам — двенадцать.
А когда я спросил его, почему он берет с девочек дороже, чем с мальчиков, он сказал: «Мальчики считают унизительным платить меньше девочек, а потому сами прибавляют лишних два цента». Боб сделал в то лето, наверно, около пятидесяти долларов.
— Неужели? — отозвался Брит.
— Да, и сберег все до последнего цента.
— Я нажил тогда сорок восемь долларов шестьдесят четыре цента, — подтвердил сын.
— Видите ли, — сказал м-р Массей старший, — мне хотелось, чтобы мой сын далеко пошел в жизни. Мать его умерла, когда он был младенцем, и я воспитывал его сам. Думаю, что я весьма недурно справился со своей задачей. У нас было обыкновение гулять вместе, и я обычно спрашивал: «Боб, о чем ты думаешь?» Он отвечал: «ни о чем», а я говорил: «Когда тебе не о чем думать, высчитывай проценты». И Боб здорово наловчился в этом.
Он внезапно обернулся к сыну и рявкнул:
— Боб, сколько будет шесть с половиной процентов с десяти тысяч за шесть месяцев?
Сын подумал не больше двух секунд и ответил:
— Триста двадцать пять.
М-р Массей старший просиял.
— Расскажи-ка ему, папаша, как ты нанимал меня к себе на службу!
Оба расхохотались. Очевидно, это была их излюбленная шутка.
Каждый день он выводил своего пони…
— Преуморительный случай! — сказал м-р Массей старший.
— Когда Боб кончил школу, некоторые из его друзей поступили в колледж и подзадоривали на это и его. Я сказал: «Тебе будет выгоднее заниматься эти четыре года коммерцией». Он согласился с моими доводами, но заявил: «Я не буду служить у тебя. Двум Массей тесно в одном предприятии. Ты рассчитываешь, что я буду работать задаром только потому, что я твой сын». Я здорово разозлился, но он настоял на своем и получил службу в одной оптовой торговле. Я продолжал уговаривать его перейти в мою контору. Однажды он говорит: «А есть ли мне смысл служить у тебя?». «Что ты хочешь этим сказать?» — спрашиваю я, хотя и знаю, к чему он клонит. «Будешь ты платить мне больше того, что я сейчас зарабатываю?» — «Да! Сколько ты получаешь, Боб?» «Двести в неделю. Я согласен перейти к тебе на двести пятьдесят».
— «Ты лгун, Боб», — говорю я. — «Ни одна фирма не платит двадцатилетнему юноше двухсот долларов в неделю». — «А вот моя платит!» — отвечает он, — «и двести пятьдесят моя последняя цена. Хочешь — соглашайся, хочешь — нет!» И уходит.
М-р Массей взял новую сигару.
— Ну, разумеется, — заговорил он снова, — как только Боб ушел, я позвонил одному своему приятелю, имевшему отношение к его фирме, и говорю ему:
«Узнай мне, сколько вы платите Бобу». Тот сообщил, что Боб зачислен на жалование в двести долларов в неделю. Я сдержал свое слово и нанял Боба к себе за двести пятьдесят.
Прошло не мало времени, прежде чем я выяснил правду. Боб получал от той фирмы всего шестьдесят в неделю. Он дал на чай выдававшему жалованье клерку, чтобы тот в случае если кто-нибудь станет спрашивать, ответил, будто бы Бобу платят двести долларов. Ведь Боб заранее знал, что я стороной наведу справки. Боб-то думал, что он меня одурачил, но вся потеха в том, что я готов был платить ему триста!
— Да, за папашей приходится смотреть в оба! — подтвердил молодой Массей. — Ha днях мы оба отправились завтракать с одним из клиентов. Когда нужно было расплачиваться по счету, папаша заявил, что он должен позвонить по неотложному делу, и отошел от столика. Я ждал, ждал, но он так и не вернулся, и нагрел меня на целых шестнадцать долларов!
— Зато ты нагрел меня на предыдущей неделе, — заметил м-р Массей старший. — Притворился, что увидал в другом конце ресторана какого-то приятеля, пошел якобы поговорить с ним, а сам юркнул в боковую дверь, предоставив расплачиваться мне одному.
— Я хотел расквитаться с тобой за попытку надуть меня в шахматной партии, — возразил сын. — Папаша и я играем в шахматы, — обратился он к Бриту. — По десяти долларов партию. Как-то вечером папаша обыграл меня пару раз, но я зорко наблюдал за ним и в конце-концов обнаружил, что он украдкой ставил фигуры обратно на доску, когда ему казалось, что я смотрю в сторону.
М-р Массей старший расхохотался.
— Я всегда старался научить Боба держать глаза открытыми, — пояснил он. — Множество юношей так и не усваивают этого правила, поэтому, умирая, не оставляют после себя в наследство ничего, кроме пальто и старой соломенной шляпы. Держу пари, что Боб этого не сделает. Он знает, как в наше время ведется житейская игра!
— А как? — спросил Брит.
— Каждый норовит перегрызть другому горло.
— Разрешите спросить вас, одобряете ли вы идею совместной работы отца и сына в одном предприятии? — спросил Брит.
— Конечно, — ответил м-р Массей старший. — Таким образом, я могу не спускать с него глаз.
— Хо-хо! Эго ты так думаешь! — заявил сын. — Мне приходится глядеть в оба, чтобы не упускать тебя из виду. Ты думаешь, я не знаю, что ты пытался прикарманить себе все барыши от вчерашней сделки? Ты отлично знаешь, что это я припер покупателя в угол и заполучил его подпись на купчей.
— Ну, что же, — кротко заметил м-р Массей старший, — если бы ты не шатался по ночам с той блондинкой, то поспел бы в контору вовремя, чтобы получить все причитающееся тебе и даже, сверх того.
— Как же! Есть у меня возможность, когда ты вечно тут как тут! Да если бы я не вставал раньше тебя, у меня не на что было бы сменить рубашку.
— Ни один зевака еще не нажил миллиона, — произнес м-р Массей старший.
Он посмотрел на часы.
— Угодно вам еще что-нибудь спросить, м-р…
— Брит, — напомнил репортер. — Я хотел спросить…
— Только покороче! — сказал сын. — У меня назначено деловое свидание.
— Где? — спросил отец.
— Не твое дело! — отрезал сын.
— Пожалуй, вам хватит материала для одной из этих газетных статей, — проговорил м-р Массей старший. — Ведь все они, по существу, одинаковы.
— Пожалуй, — согласился Брит. — Благодарю вас!
— Боб, проводи его, — сказал отец.
— А ты что — калека? — спросил сын, но тем не менее проводил Брита до двери с четырьмястами семью святыми.
В просторном холле висела какая-то картина. Невольно пораженный ее красотой, Брит обернулся еще раз взглянуть на нее.
— Это нарисовал один итальянишка, называвшийся, кажется, Липпи, — информировал репортера м-р Массей младший, распахнув перед ним входную дверь, — говорят первоклассный художник, но никчемный делец. Загребал так мало, что едва кормился. Папаша отдал за эту маленькую картинку одиннадцать тысяч, но они принесли старику Липпи мало проку. Наживай, пока жив, не так ли? Спокойной ночи, м-р… э… э… э…
Брит вернулся в редакцию, уселся в углу репортерской комнаты и усердно застучал на своей пишущей машинке. Он втайне гордился составленной им статьей. Память у него была что называется «фотографическая» и он воспроизвел свою беседу с отцом и сыном Массей с поразительной точностью.
Ночной редактор пробежал первую страницу повествования Брита, вздохнул и сказал:
— Вы можете идти домой, Брит. — Потом кивком головы подозвал к себе старого Гривса, ревматической поступью проковылявшего от своей машинки к редакторскому столу. Гривс написал свое первое интервью за много лет до того, как юный Брит появился на свет.