Охваченный любопытством, мистер Поттл двинулся вперед, чтобы увидеть все племя. Он осторожно полз, извиваясь, как змея. Песня продолжалась. Через мгновение сквозь густые заросли показался свет — огонек костра. Поттл взобрался на вершину небольшого холмика и неслышно раздвинул широкие листья…

На полянке на раскладном камышовом кресле комфортабельно сидел Мойли-Мойли.

Друг Наполеона (сборник) i_048.jpg

На раскладном камышовом кресле комфортабельно сидел Мойли-Мойли…

Толстыми коричневыми пальцами он пощипывал струны новенькой блестящей гавайской гитары. Рядом с ним на патентованной керосинке в алюминиевой кастрюле варилась пища, распространявшая удивительно знакомый аромат; тут же валялась пустая жестянка с ярлыком:

Наилучшие вареные бобы

Время от времени Мойли-Мойли лениво поглядывал на розовый журнал, непременный аксессуар каждой американской парикмахерской. Теперь до мистера Поттла отчетливо донеслись слова песни:

Далеко, далеко до Типерари,
Далеко, далеко…

Мойли-Мойли замолк; его зрачки уставились с ужасом в глаза мистера Поттла. Он схватил топор и готов был метнуть его, когда Поттл вступил в круг света и грозно уставил палец на Мойли-Мойли.

— Вы людоед? — спросил он.

Друг Наполеона (сборник) i_049.jpg

«Вы людоед?» — грозно спросил Поттл…

У Мойли-Мойли отвисла челюсть и упал топор…

— Кто же вы такой, чёрт побери? — спросил он на безукоризненном американском наречии.

— Я — парикмахер из Охайо, — ответил мистер Поттл.

Мойли-Мойли гулко захохотал…

— Я — тоже! — воскликнул он.

Мистер Поттл в изнеможении опустился в кресло.

— Как вас зовут? — слабо спросил он.

— Берт Ли, старший парикмахер заведения Шмидта в Буцарусе, Охайо, — ответил толстяк и ткнул себя в жирную грудь. — Мой — Ли! — сказал он и так захохотал, что в джунглях зазвенело эхо.

— Вы читали «Зеленые острова, коричневые людоеды и белый человек»? — тихо спросил мистер Поттл.

— Читал.

— Хотел бы я встретить автора этой книжки! — свирепо прорычал Поттл…

Друг Наполеона (сборник) i_050.jpg

Самая опасная игра

Вон там, направо, где-то есть большой остров, — сказал Уитни. — С ним связана какая-то тайна.

— А что это за остров? — спросил Рейнсфорд.

— На старых картах он известен под названием «Ловушка кораблей», — отвечал Уитни. Такое название кое о чем говорит, не правда ли? Моряки страшно боятся этого места, не знаю почему. Какой-то суеверный страх…

— Я ничего не вижу, — заметил Рейнсфорд, вглядываясь во мрак влажной тропической ночи Караибского моря.

— Ты думаешь, мы уже миновали этот остров?

— Не могу определить в темноте. Надеюсь, что да…

— А почему его так боятся? — спросил Рейнсфорд.

— Остров этот имеет плохую репутацию. Очень плохую.

— Людоеды? — спросил Рейнсфорд.

— Вряд ли. Даже людоеды не стали бы жить в таком диком, отрезанном от мира месте. Но худая слава об этом острове давно живет среди моряков. Ты разве не заметил, что наша команда сегодня целый день порядочно нервничала?

— Да, теперь, после того, что ты сказал мне, я кое-что припоминаю. Даже капитан Нильсен…

— Вот именно, даже этот, видавший виды старый швед, который подойдет к самому дьяволу и попросит у него прикурить, и то чувствует себя неважно… Во всяком случае, я очень рад, что мы уже выходим из этой зоны. Теперь, кажется, можно уже идти спать, Рейнсфорд?

— Мне не хочется, — сказал Рейнсфорд. — Я хочу посидеть на палубе и выкурить еще одну трубку.

— В таком случае — спокойной ночи.

— Ладно. Покойной ночи, Уитни.

Глубокая ночная тишина нарушалась лишь стуком машины, быстро гнавшей яхту вперед, и шумом воды, рассекаемой винтом.

Рейнсфорд, полулежа в плетеном кресле, беспечно пыхтел своей трубкой. Его начинала охватывать дремота.

Прервал ее внезапный звук. Раздался он с правой стороны: изощренный слух Рейнсфорда не мог обмануть его. Еще раз послышался этот звук, затем еще раз. Где-то в черном мраке ночи кто-то выстрелил три раза.

Рейнсфорд вскочил и бросился к перилам, захваченный сильным любопытством. Он напрягал зрение. Ничего не видно. Он влез на перила, полагая, что это поможет ему лучше видеть. Его трубка выскочил изо рта. Он нагнулся за ней и потерял равновесие. Его крик мгновенно замер: горячие, как кровь, воды Караибского моря замкнулись у него над головой.

Он вынырнул на поверхность и хотел еще раз крикнуть, но волна от быстро идущей яхты ударила ему в лицо. Соленая вода, попав в открытый рог, забила ему глотку. В отчаянии он энергично заработал руками, пытаясь догнать быстро удаляющуюся яхту, но остановился, не проплыв и пятидесяти шагов. К нему вернулось хладнокровие: не впервые ему попадать в переделку. Можно было еще надеяться, что его крики услышит кто-нибудь на борту яхты, но эта надежда была очень слаба и по мере удаления яхты становилась слабее с каждой минутой. Он сорвал с себя одежду и закричал изо всех сил. Но огни яхты казались уже маленькими светящимися мушками, и, наконец, ночь поглотила их.

Рейнсфорд вспомнил о выстрелах. Они донеслись с правой стороны, и он поплыл в этом направлении.

Вдруг он услышал крик, донесшийся до него из мрака ночи, — резкий, страшный крик животного, объятого ужасом, переживающего предсмертную агонию.

Он не мог по крику определить животное. Со свежим приливом сил он поплыл на этот крик.

После десяти минут решительной борьбы с морем до слуха его донесся другой звук — самый приятный, какой ему когда-либо приходилось слышать, — рокот и плеск моря, ударяющегося о скалистый берег. Не успел он оглянуться, как уже очутился на скалах. Напрягши последние силы, он вылез на берег. Острые камни выдавались повсюду, и он пополз вперед, нащупывая дорогу руками. Тяжело дыша, с израненными руками, он добрался до гладкой поверхности на вершине скалы. Густая чаща леса подходила к самому берегу.

В эту минуту Рейнсфорд совершенно не думал о том, какие опасности таятся среди этой массы деревьев и переплетающихся между собой зарослей. Он чувствовал лишь, что спасся от своего врага — моря и что его одолевает смертельная усталость. Он бросился на землю, на опушке джунглей, и заснул, как убитый.

Когда он открыл глаза, он увидел по солнцу, что было уже за полдень. Сон восстановил его силы, но острый голод мучил его.

«Где стреляют, — там должны быть люди. Где есть люди, — там должна быть пища», — подумал он. — «Но какие люди, — размышлял он, могут жить в таком диком, пустынном месте?».

Какое-то раненое животное, по-видимому, очень крупное, еще недавно пробиралось сквозь эти заросли; трава под ногами была помята, мох сорван; в одном месте трава была окрашена кровью. Какой-то блестящий предмет, лежавший в траве, бросился в глаза Рейнсфорду. Он подошел и поднял его. Это был пустой патрон.

— Двадцать два, — пробормотал он. — Странно. Животное, по-видимому, было довольно крупное, и охотник действовал слишком смело, выступая против него с легким оружием.

Он тщательно осмотрел почву и нашел следы ног охотника. Они шли вдоль скал в том направлении, куда шел и он. Он поспешил вперед, то и дело спотыкаясь через упавшие деревья и камни, но не останавливаясь, ни на минуту: приближалась ночь.

Вдруг Рейнсфорд завидел впереди себя огни.

Первое его впечатление было, что это деревня, так как много здесь было огней. Но, пройдя еще некоторое расстояние, он, к своему великому изумлению, увидел, что все эти огни исходили от одного высокого, огромного здания, с остроконечными башнями, уходившими вверх и терявшимися во мраке. Его глаза различали темные контуры великолепного замка, стоявшего на высоком отвесном берегу; с трех сторон замка скалы круто падали к морю, сердито лизавшему их у подножья.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: