— Она пожертвовала шансом на быструю смерть ради меня? — спрашиваю севшим голосом, не пытаясь вырваться. — Стася знала, что не успеет добраться до Йорка?

— Слишком далеко, Мэл, — мягко отвечает он. — Но это был единственный способ вытащить тебя из того дома. Ты не видела себя со стороны, Мэл. Ты была похожа на раненного зверя, сдавшегося, готового принять глупую смерть. Ни я, ни Стася не могли позволить этому случиться. Тебе нужна была цель, чтобы тронуться с места и мы дали её тебе.

— Скажи, а в Йорке ей действительно могли помочь?

— Да, — просто ответил он. — Но город слишком далеко расположен. Слишком далеко.

Вновь высвободилась из объятий и отошла в сторону, обхватив руками плечи так, будто бы стало холодно. На самом деле это было не так.

— Со мной что-то случилось там, на арене, — проговорила тихо. — Что-то нехорошее, словно бы я стала кем-то другим. Лишилась себя. Ты что-нибудь знаешь об этом?

— Да.

Он не уклонился от моего вопроса и этим застал меня врасплох. Как быстро рушится мой мир. Ещё вчера хотя бы знала, что я человек, теперь же не могу быть уверена даже в этом.

— Я не могу сказать тебе, кто ты, — не дождавшись нового вопроса, продолжил он. — Прости меня Мэл, но я не могу этого сделать.

— Что мне делать? — вновь повернулась к нему и несмело улыбнулась. — Тай, что мне делать? — спрашиваю, чеканя слова. — Я не знаю, кто я такая. У меня нет прошлого. А прошлой ночью я лишилась и настоящего. Моя подруга стала белым упырём, а ещё меня сегодня избили и собирались скормить этим тварям, — говорю в пустоту почти смеясь. — Ты можешь себе это представить? Меня пытались убить, а я даже не знаю за что! Вот умора! — не выдерживаю и заливаюсь горьким иссушающим смехом. — Она била меня и улыбалась! — смех обрывается, чувствую как задыхаюсь от нахлынувшей боли.

— Мэл, — он подходит ко мне и вновь пытается обнять, успокоить.

— Не трогай меня! — резко восклицаю, выставляя вперёд руки. — Слышишь? Не трогай!

— Ты не знаешь, через что я сегодня прошла! Ты не видел их лиц, не слышал их криков. Не знаешь, каково это, когда на тебя бежит эта тварь! Твоя подруга не просила убить её! Нет-нет-нет, это всё было не со мной, — крик скатывается до еле различимого шёпота, опускаюсь вниз, сжимаясь в дрожащий комок. Меня нагнал холод, а затем и Тай.

Медленно успокаиваюсь в его руках, слушая размеренный голос. Он убаюкивает меня, а я смотрю на кровавый пожар и мне кажется, что слышу их крики. За то, что они сделали — гореть им в аду.

***

Рассвет мы встретили в одной из комнат здания, лёжа в обнимку, греясь теплом друг друга. В других обстоятельствах постеснялась бы спать рядом с мужчиной в одной комнате, но эмоции прошлой ночи были слишком сильны для стеснения. Быстро вырубилась и также быстро и легко проснулась. Эмоциональная разрядка хорошо сказалась на организме. Мне стало легче думать. Правда мешалось чувство голода. Очень хотелось есть и пить, а ещё в туалет и принять душ.

Поёжившись от утреннего холода, выбралась из сооружённой лежанки и потянулась, подставляя лицо солнечным лучам, видневшимся за кромкой листвы. Улыбнувшись, посмотрела на спящего Тая. Не смотря на то, что его лицо было измазано серой грязью, он выглядел очень красивым. Такой спокойный и безмятежный. Как ему удаётся оставаться таким даже тогда, когда всё летит к чёрту? Рядом с ним чувствую себя как за каменной стеной. Он вытащил меня оттуда.

Стася мертва.

Эта мысль сбила с радостной ноты и обрушила на дно горя. Так больно знать, что где-то там, куда не проникает солнечный свет, спит моя подруга рядом с другими белыми упырями. У неё больше нет длинных пшеничного цвета волос, голубизна глаз сошла на нет, уступив место белому цвету, пышные красные губы высохли, как и округлость щёк и фигуры. Кожа да кости, длинные когти и острый ряд клыков. Словно увидела воочию свою подругу и резко прикусила губу, пытаясь прогнать наваждение. Мне стало по-настоящему страшно. Я плохая. Не смогла убить её, позволив превратиться в это. Нет мне прощения, нет оправдания. Этот поступок всегда будет камнем лежать на моей совести. О чём она думала, когда я бросила её там? Проклинала ли? Возненавидела ли?

За воспоминаниями о Стасе пришли мысли о Монтерее. О всех, кто погиб в ту ночь. Ори и Марин… мои приёмные родители. Трейси, погибшая на моих глазах потому, что не смогла защитить её. Если бы взяла её с собой… что гадать, она могла погибнуть и от рук упыря, что был в амбаре. А могла умереть прошлой ночью. Но она погибла потому, что я сказала ей идти в подвал. Видимо крышка оказалась недостаточно крепкой. И она умерла жуткой смертью. Все, кого узнала в этой жизни — мертвы.

Почувствовала, что за мной наблюдают. Тай смотрел прямо, задумчиво. Он молчал, не пытаясь растормошить меня, не навязываясь.

— Это всегда так больно? — негромко спрашиваю, не отрывая взгляда. — Терять близких?

— Да. Но потом станет легче, если ты позволишь себе отпустить их, — также тихо отвечает он. — Мэл, тебе нельзя сейчас позволять эмоциям брать вверх. Ты должна решить, куда мы двинемся дальше.

— Почему ты решил помочь мне? Почему остаёшься рядом? Кем мы были друг другу тогда?

— Кхм, — он негромко хмыкнул, выбираясь из постели. — Поверь мне, всё не так просто.

— Так объясни, — скрещиваю руки на груди, выжидательно смотря на него.

Он вновь вздыхает и качает головой.

— Ты не поверишь, если я расскажу тебе твоё прошлое. Тебе и не нужно мне верить. Сейчас ты должна сказать, куда мы двинемся дальше, потому что выезжать нужно немедленно. Оставаться здесь небезопасно. Мы не знаем, сколько выжило обитателей Ямы, но одно точно известно — они агрессивны и напуганы. Ты же не хочешь знать, что они могут с нами сделать?

— Нет, — губы пересохли и я облизнула их. Хотелось пить и есть. — Тай я не могу так просто принять решение. Мне нужно время, чтобы подумать.

— У тебя есть пятнадцать минут — время, которое мы потратим на завтрак. После этого ты скажешь, чего ты хочешь, — быстро ответил он, а затем, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты, оставив меня наедине с нерадостными мыслями.

— Как будто бы у меня есть выбор, — говорю вполголоса, а затем следую за ним.

Мара

Низко над водой таяли небольшие пузырьки радужной пены. Их негромкий тихий шорох приятно ласкал слух, также, как и кожу, лоснящуюся от жары в натопленной ванной комнате, где горели свечи. Сотни огоньков разгоняли тьму, заставляя ту забиться в углы, чтобы наполнить ванную тёплым мерцанием уюта и комфорта. Ванна стояла посредине на кафельной, когда-то белой, плитке на выкрашенных в золотой цвет с узорчатой рябью ножках, с давно выбитым краном, из-за чего воду приходилось набирать вручную, и она быстро остывала. Жар в комнату приносила небольшая переносная печка, заполненная хворостом, щепками и ветками деревьев. Это место казалось вырванным из окружающей действительности. Казалось, что за пределами этой комнаты нет жизни и что всё уходит в непроглядную смертельную тьму. Но здесь, пока горит огонь и тихо поскрипывают свечи, царит покой.

— О чём ты мечтаешь, Мара?

В ванной лежат двое. Молодая женщина, прислонив затылок к груди мужчины, задумчиво выводит по воде узоры, наблюдая за переливами сотни сгустков пены. Её завораживало перевёрнутое отражение, видневшееся на дне каждого пузырька. В этом она видела загадку, которую хотела разгадать. Он же смотрит на неё, её движения, слушает как мерно вздымается и опускается обнажённая грудь, он касается её рук и опускает их под воду.

— А какой ответ ты хочешь услышать? — её голос звучит утомлённо.

День был по-настоящему бесконечным. Столько дел, забот, новый город, неисчислимые задачи возникли перед победителями. Королевская битва уже как три месяца закончилась, а кажется, что это было эоны лет назад. И в другой жизни у них была призрачная, но свобода. Свобода пути, нескончаемых потрескавшихся асфальтовых дорог. Прерии, укутанные в снег и дождь, разрушенные пригородные деревушки, ржавые машины и мосты. Всего и не вспомнить, что повстречалось им. Но дорога закончилась здесь. И с каждым днём девушка всё больше и больше смотрит на горизонт, мечтая вырваться из образовавшихся пут обратно на волю. К несчастью, но даже мечтать об этом, она права не имеет. И поэтому молчит, когда он задаёт подобные вопросы.