В 10:00 131-я пехотная дивизия доложила, что 8-я танковая рота в сопровождении пехоты прибыла в Ковель в 09:05.^{149} Не трудно представить, какой диапазон реакций вызвало это сообщение в немецких штабах разного ранга — от удивления до безграничного восторга и воодушевления.

Конечно, семь «пантер», пусть даже с ограниченным боезапасом и небольшим количеством оставшегося в баках топлива, сумели существенно увеличить боевой потенциал ковельского гарнизона. Уже вскоре танковая рота приняла участие в отражении вражеских атак на город, поддерживая пехотинцев огнем своих мощных орудий. Для танкистов эти бои были тяжелыми, достаточно сказать, что в боях в Ковеле Николусси-Лек потерял пять танков[40].

Таким образом, в результате смелого «гусарского» рейда по сложной местности, с плохо работающей связью и в нарушение всех приказов, часть 8-й танковой роты 5-го танкового полка СС сумела прорваться в Ковель. В ходе рейда было уничтожено 16 противотанковых орудий, два зенитных орудия, два танка (или «шерманы», или Т-34) и 40 противотанковых ружей, а также много стрелкового вооружения. За это 3 апреля 1944 года Николусси-Лек был упомянут в сводке Верховного главнокомандования вермахта^{150}, что всегда являлось одним из высших актов признания заслуг военнослужащего.

Хотя этот успешный прорыв не имел никакого решающего значения, так как кольцо окружения, разомкнутое 8-й ротой, сразу же снова сомкнулось за кормой последней «пантеры», однако моральный дух как осажденного гарнизона, так и деблокирующих войск резко вырос. Это был реальный успех немецких войск. Но о снятии осады и спасении города говорить было еще преждевременно, поскольку коридор еще не был пробит, а 47-я армия не собиралась сдавать своих позиций.

Тем временем общее положение деблокирующих войск было совсем уж не радужным. В районе железнодорожной станции в Черкасах, в таком себе немецком «анклаве» на контролируемой советскими войсками территории в полутора километрах от основной немецкой линии фронта, оставались две «пантеры» и полтора десятка гренадер под общим командованием обершарфюрера СС Фааса. В этот момент станция приобрела важное значение как опорный-перевалочный пункт на пути к Ковелю. Понимали это и в советских штабах — 31 марта к Черкасам вышли усиленные артиллерией части 175-й стрелковой дивизии^{151}, скорее всего, это был 277-й стрелковый полк, готовившиеся отбивать станцию.

Уже через час после того, как танки Николусси-Лека ушли к Ковелю, группа Фааса была атакована. Первоначально их обстреляли из пушек и минометов, в том числе из реактивных залповых «катюш»: по данным немцев, по двум обездвиженным «пантерам» было совершено четыре залпа по 16 снарядов. Однако точность стрельбы советских гвардейских минометчиков была настолько низкой, что этот обстрел никакого результата не принес — танкисты укрылись за броней от дождя осколков и никаких потерь не понесли, так же как и ни один из танков из строя выведен не был. Последовавшую вслед за обстрелом атаку пехоты немцы успешно отразили огнем танковых орудий и пулеметов и действиями гренадер прикрытия. В ходе боя несколько красноармейцев сумели вплотную приблизиться к танкам, но были уничтожены усилиями экипажей. Один гренадер из отряда прикрытия был убит.

После отражения атаки спокойствие для окруженных так и не наступило, поскольку красноармейцы начали обстреливать танки из противотанковых ружей и двух 45-мм противотанковых орудий. Хотя огонь велся с дальней дистанции и не мог представлять реальной угрозы хорошо бронированным «пантерам», однако свою беспокоящую роль он все-таки сыграл, все время держа немцев в напряжении.

Новая советская атака на танки Фааса началась через час после первой. На этот раз немецкие солдаты оказались в трудном положении, красноармейцы были остановлены лишь в 30 метрах от первого танка. В разгар боя Фаас установил радиоконтакт с унтершарфюрером СС Каспером, который командовал четырьмя «пантерами», увязшими в болоте южнее Черкас. Через Каспера Фаас смог связаться с артиллерией и вызвал огонь поддержки, накрывший лес, из которого атаковал противник. В свою очередь советская сторона снова задействовала «катюши», однако прямого попадания по танкам достичь так и не удалось. В ответ, недолго думая, Фаас навел огонь артиллерии на позицию советских реактивных минометов, которая была накрыта прямым попаданием уже вторым залпом. «В воздух поднялись столбы дыма, показывающие, что взорвался боезапас реактивных установок». «Прямое попадание!» — прокричал Фаас в микрофон^{152}.

Тем не менее активность противника не снижалась, и во второй половине дня 30 марта советские войска несколько раз атаковали район станции с северо-востока, однако немцы отбили все атаки и удержали позиции.

В ночь на 31 марта 11-я рота полка СС «Германия» гауптштурмфюрера СС Хайнца Тройкера[41] и четыре «пантеры» унтершарфюрера СС Каспера, сумевшие, наконец-то, выбраться из грязевого плена, пробились к станции Черкасы, усилив группу Фааса, а Тройкер принял на себя командование. С собой они привели транспортер боеприпасов, что было очень кстати, так как боезапас у двух танков Фааса был уже практически израсходованным. К несчастью для немцев, как выяснилось, в транспортере боеприпасов оказалось мало снарядов, так как они были частично израсходованы при прорыве к станции. Тройкер расставил танки и пехотинцев на подступах к станции, частично прикрыв все направления.

Утром 31 марта немецкий периметр у станции снова был атакован, однако эсэсовцы и пехотинцы сумели отбиться. Однако полностью контролировать окружающую территорию возможности не было, и отряды красноармейцев легко просачивались между немецкими опорными пунктами и «танковыми островками». Советские саперы даже сумели снова восстановить разминированные минные поля в районе железнодорожной насыпи.

К вечеру 31 марта группа Тройкера на станции Черкасы была в довольно-таки тяжелом положении, прежде всего из-за нехватки боеприпасов. К тому же быстро выяснилось, что немцы здесь предоставлены сами себе. Тройкер попытался потребовать воздушную поддержку и снабжение по воздуху, однако обеспечить ни то ни другое было невозможно. А когда Тройкер затребовал у Рихтера обеспечить снабжение боеприпасами, то тот предложил им выходить из положения собственными силами: чтобы эсэсовцы двумя танками прорвали кольцо окружения и вышли к основной линии фронта, удерживаемой частями 434-го гренадерского полка и 3-го батальона полка СС «Германия», и тем самым сами установили линию снабжения.

Делать было нечего, и обершарфюрер СС Фаас решил лично принять участие в этом прорыве, вместе с танком Беккера. Однако на полпути обе «пантеры» были подбиты замаскированными противотанковыми орудиями. Экипажи смогли благополучно выбраться из горящих машин, однако радист Кинцек был убит выстрелом в голову, а несколько человек были обожжены или ранены. Так что попытка выйти к немецким линиям не удалась, поэтому Фаас принял решение пробиваться обратно на станцию. В суматохе они потеряли раненого наводчика, поэтому Фаас с двумя солдатами был вынужден отправиться на его поиски. По пути эсэсовцы нарвались на боевое охранение противника, но успели выстрелить первыми. Найдя раненого, они погрузили его на брезент и сумели благополучно вернуться на станцию.

Со своей стороны, командование 42-го корпуса также прилагало усилия, чтобы пробиться к станции. В ночь на 1 апреля в направлении на Черкасы атаковал недавно прибывший на фронт 2-й батальон 1-го лыжно-егерского полка (речь о нем будет идти ниже), а Муленкамп придал этому батальону две гужевые повозки с боеприпасами, чтобы они доставили их на станцию. Однако эта попытка провалилась, так как атака батальона не увенчалась успехом.