Как-то вечером русские у Вавры пели особенно громко. И у Архангела тоже пели. Они праздновали Первое мая. Нашего майора дома не было. Он ушел на праздник в комендатуру. Когда майора не бывало дома, мама и госпожа фон Браун беспокоились.

Я сидела на кровати. Сестра лежала рядом и читала «Пасхальную книгу». Это была единственная детская книга, которую мы нашли среди толстых кожаных томов в библиотеке. Я ее знала наизусть, сестра тоже. Тем не менее, я выхватила книгу из рук сестры, закричав, что она моя, захлопнула и уселась на нее.

Сестра приняла бой с радостью. Ей тоже было скучно. Она отвесила мне затрешину. Я ухватилась за ее косу. Отец закричал, что хочет тишины и покоя, раз уж сегодня Первое мая, русские празднуют, и никто не идет к нему с часами. Отец ругался потому, что у него кончились сигареты. Я еще раз толкнула сестру и встала с кровати. Пошла к двери.

— Куда это ты направилась? — спросила мама. Она стояла у таза с теплой водой и пыталась без мыла и порошка постирать наше белье.

— В туалет. — Так я говорила всегда.

Я закрыла за собой двери комнаты и побежала к входной двери. В кухне сидели госпожа фон Браун и, что удивительно, закутанные Архангел с Ангелом. Архангел как раз говорила:

— Госпожа фон Браун, я должна остаться у Вас, даже если буду спать на полу. Сегодня они празднуют Первое мая и много пьют.

Входная дверь была заперта. Ключ торчал на месте, но, если его повернуть, будет слышно в кухне. Тогда я отправилась в салон и услышала продолжение разговора.

— Они принесли ведро красного вина и три ведра водки. Я боюсь! Пустите меня на чердак, дорогая госпожа фон Браун. Ваш дом под защитой господина майора. Господин майор — милый, образованный человек, он не допустит грубостей!

Я выпрыгнула из окна салона в заросли плюща. Шла, держась за стену. Слушала пение из дома Вавры и из дома Архангела. Пели то громко, то тихо. Стена, к которой я прижималась, была холодной. Я посмотрела на звезды. Нашла одну, самую яркую. Наверное, это Венера. Венера, утренняя и вечерняя звезда, мне нравилась. Про нее мне рассказывал дедушка. Мне вспомнился дедушка. Стена стала еще холодней.

Я давно не вспоминала дедушку. Не могу понять почему. Тогда появился человек в самолете. Человек в коричневом шлеме. А дедушка пошел домой к бабушке Юли. Он находился вблизи Альса, когда я из-за макарон побежала на склад и забыла про дедушку. Может, он уже умер, потому что я о нем забыла!

Я пошла к Кону. Кон сидел при свече. Был он в длинных серых кальсонах и нижней серой рубашке. Кон читал газету. Как только я вошла, он отложил газету.

— Здравствуй, фрау!

Встал, подошел к шкафу, достал кусок колбасы.

— Хочешь поесть?

Я покачала головой. Колбаса была очень жирной.

— Не хочешь? Махт никс, махт никс! — Кон спрятал колбасу в шкаф. Прислушался к пению.

— Громко поют, — сказал он озабоченно.

Я ответила:

— Махт никс, махт никс!

Кон сел к столу. Протер очки. Я рассматривала его газету. Язык незнакомый, и буквы незнакомые. Показала ему на заголовок.

— Кон, что здесь написано?

— Скоро конец войне!

— Но она же кончилась!

— Кончилась здесь. Но не по всей Германии. Нацисты еще сопротивляются, стреляют.

Он оторвал кусок газеты, насыпал черные крупинки табака. Такой табак назывался махорка. Свернул сигаретку, прикурил от свечки.

— Когда война кончится, вы все вернетесь в Россию?

Кон кивнул.

— Ты рад этому?

Кон посмотрел на меня сквозь толстые стекла очков. Самодельная сигарета его повисла на нижней губе. Маленький горящий кусочек упал Кону на штаны.

— Ты рад этому? — повторила я свой вопрос…

— Пять лет прошло. Дома все изменилось. Все-все изменилось!

— А почему ты не с ними? — Я показала на дом Вавры и дом Архангела. — Почему ты не поешь?

Кон выплюнул окурок изо рта. Тот упал на пол и погас. Кон глубоко вздохнул.

— Петь-то ты можешь?

Кон улыбнулся и запел. Он пел тихо-тихо нежным, баюкающим голосом. Пел какие-то непонятные слова. Я бы вот так сидела и слушала его вечно. Наверное, мы долго сидели. Вдруг отворилась дверь, и вошел Геральд.

— Послушай, Кристель, твоя мать в истерике. Тебя ищут по всему дому.

— Ну и что?

— Давай иди, скоро одиннадцать.

Кон перестал петь. Свернул новую сигарету.

— Фрау, фрау, — пожурил он меня, — делай, что велит мама.

Я, проклиная все на свете, встала и отправилась за Геральдом.

— Что ты все бегаешь к этому сумасшедшему гному? — спросил он меня.

— Сам ты сумасшедший гном!

— Ты знаешь, Архангел с Ангелом расселись у нас.

— Без тебя знаю!

Все окна в доме были темные. Светилось лишь кухонное окошко. Мы обошли террасу, подошли к кухне. В зарослях плюща, под окном, лежало что-то темное, большое. Оказалось — наш орденоносный старшина. Он не был моим другом. У него были неприветливые глаза, узкие, сжатые губы. От него постоянно исходила угроза. А сейчас он лежал беспомощный с закрытыми глазами, открытым ртом и спал. От него несло водкой. Я смотрела на него, с удовольствием плюнула бы в раскрытый рот, если бы не боялась разбудить его. Геральд подергал меня за рукав.

— Пошли! Пошли! Знаешь, я кое-что нашел. Сейчас покажу.

Геральд потащил меня к свету. И вправду он держал что-то в руках.

— Я его стащил у старшины!

Это был пистолет!

— Поздравляю! — обрадовалась я. — Что будем делать?

— Сначала спрячем!

— Где?

— Под плющом.

— Нет! Нет! Боюсь к нему подходить. Вдруг проснется…

— Тогда в тележке гнома.

Геральд согласился. Мы побежали к лужайке. Было темно. Не без труда мы нашли садового гнома с тележкой. Тот лежал на земле. Мы его подняли, Геральд положил пистолет в тележку. Я нарвала травы и замаскировала пистолет. Потом мы пролезли через окно салона в дом. У двери в комнату дядек что-то двигалось, там кто-то был. Я страшно испугалась… Но бояться было нечего. Это была мама. Она даже не очень меня ругала, потому что устала. Устала до чертиков.

Хотя была полночь, я не спала. Возле меня, совсем близко — она всегда прижималась ко мне во сне, — скрипела зубами сестра. Иногда причмокивала губами. За моей спиной ворочался в постели отец. Скрипела кровать. Отец стонал. Мама громко храпела. Через закрытые окна доносился праздничный шум. Я уже не различала — из дома Вавры или из дома Архангела. Я сунула в рот большой палец. Он пах землей. Запах напомнил мне о траве, под которой мы спрятали пистолет. Я пососала палец. Во рту стало кисло. Подумав, я решила организовать банду. Настоящую банду с настоящим пистолетом. Потом слизнула грязь из-под ногтей и проглотила ее. Подтянула к животу ноги, стала перебирать пальцами. За этим приятным занятием я и заснула.

Вскоре я проснулась и, открыв глаза, увидела, что еще темно. Снова закрыла глаза, перевернулась на живот. Попыталась заснуть, чтобы досмотреть приятный сон, но услышала шум. Неужели праздник продолжался? Ах нет, кажется, это высокий, пронзительный голос Архангела! Я встала и осмотрелась. Широкая кровать, где спали родители, была пуста. Родителей не было и за столом. Их вообще не было в комнате. Сестра сидела на кровати, завернувшись в одеяло, и растерянно на меня смотрела.

— Что случилось?

Сестра не ответила. Она кусала пальцы. Я подползла к ней. Близко-близко. Спросила еще раз. Но сестра мало что знала. Когда она проснулась, в комнате были солдаты.

Злые солдаты, с оружием. Они вытащили из постели отца с матерью.

— И куда их увели?

Сестра не знала. Я схватилась за платье.

— Куда ты собралась? — спросила сестра.

— Пойду посмотрю. Шум на кухне.

Я надела платье. Надела его наизнанку. Швы торчали наружу. Но мне было все равно: так и так платье кошмарное.