Я посмотрел на свою подругу, раскинувшуюся на кровати на другом конце комнаты. Длинные, прямые, роскошные черные волосы — вот что мне у нее особенно нравилось, и они принадлежали ей от рождения. Органическая часть подлинной Ясмин. Больше, наверное, ничего не сохранилось, даже характер и манера поведения становились иными, когда она подключала модик, но зато функционировало все очень, очень здорово, да и выглядело не хуже. Но, несмотря ни на что, у тех, кто изменил пол, имелись особенности, которые их выдавали. Например, конечности: в клинике избегали их оперировать, слишком много разных костей. Бывшие мужчины, — обрезки, — отличались не по-женски большими ногами. И еще, почему-то они говорили слегка в нос. По этому признаку я всегда отличу обрезка от настоящей фемы, даже если остальное — как на подбор.

Я мнил себя знатоком человеческих душ. А на самом деле… Вот почему я каждый раз выбирал самую ненадежную ветку, влезал, усаживался поудобнее и протягивал топор каждому, кто желал по ней рубануть.

Когда я был уже в вестибюле, пилюльки неожиданно взорвались во мне фейерверком волшебных ощущений. Мир вокруг сделал глубокий вдох и развернулся во всей своей красе, стал огромным и ярким, словно воздушный шарик. Я ухватился за перила и только так сумел сохранить равновесие; потом, переведя дыхание, спустился вниз. Не знаю, куда сейчас отправлюсь, но одно могу сказать точно: пора добывать хрустики. Скоро платить за квартиру, и мне очень не хотелось одолжаться у людей Бея. Я засунул руки в карманы и в одном из них обнаружил деньги. Ну конечно! Русский успел дать мне три куска! Я вытащил пачку банкнот и пересчитал: осталось примерно две тысячи восемьсот. На остальные двести мы с Ясмин наверняка устроили сумасшедшую вечеринку. Хотелось бы воскресить в памяти хоть какие-то детали.

Снаружи меня едва не ослепило солнце. Плохо функционирую днем. Прикрыв глаза ладонью, я осмотрелся. Никого: Будайин всегда прячется от яркого света. Я неторопливо зашагал вниз по Улице, вдохновленный все более ясным пониманием того, чем сегодня займусь. Пора нанести визиты кое-каким знакомым. Теперь я буду желанным гостем. Я радостно ухмыльнулся; наркотики старательно поднимали мой дух, а соблазнительно хрустящие киамы помогали ему проделать остаток пути до райских врат. Три ближайших месяца, или даже больше, не надо беспокоиться о квартплате и прочих расходах. Пришло время копить жирок: восстановить запас пилюль в заветной коробочке, сделать себе подарок в виде нескольких таблеток экстракласса, вернуть парочку долгов, купить немного еды. Остальное положу на счет в банке. Деньги имеют дурную привычку улетучиваться, если долго лежат в моем кармане. Лучше убрать их подальше, превратить в крепкий кредит. Я не ношу с собой электронную карточку, иначе в один прекрасный вечер, в очередной раз нагрузившись так, что потеряю всякую способность соображать, разорюсь вчистую.

Я повернул к Восточным воротам. Чем ближе к стене, тем больше людей вокруг: соседи по кварталу, идущие в город так же, как я сейчас, туристы, спешащие насладиться прелестями Будайина, пока не прошло «безопасное время». Они обманывают себя, конечно: у чужака одинаковые шансы попасть в беду в любое время суток.

На углу Четвертой улицы городские службы воздвигли небольшую баррикаду — что-то чинили. Я прислонился к ограде, не желая упустить детали переговоров парочки уличных шлюх, вышедших с раннего утра на охоту за клиентами, или, если ночь оказалась неудачной, все еще рыскающих в поисках подходящей дичи. Я слышал подобные диалоги несчетное число раз, но Джеймс Бонд заставил меня другими глазами взглянуть на феномен модиков, так что знакомая сценка воспринималась сейчас по-новому.

— Салам, йа бинт, — произнес коротконогий, тощий мужчина, потенциальная добыча. Он был одет на европейский манер и говорил по-арабски так, словно выучил язык за три месяца в школе, где ни ученики, ни учитель никогда в жизни не приближались к местности, где растут финиковые пальмы[2].

Та, которую он назвал «девочкой», превосходила его ростом фута на полтора, учитывая длину острых каблуков ее черных сапожек. Скорее всего, это не фема, а обрезок или предоперационный гетеросек. Но «добыча» либо ничего не заметил, либо его удовлетворял любой вариант. Так или иначе, она выглядела впечатляюще. Все уличные охотницы в Будайине просто должны иметь броский вид, чтобы не теряться на фоне прочих достопримечательностей. Тип скромненькой, серой домохозяйки здесь не котируется. На шлюхе было короткое воздушное черное платье с оборками, без рукавов, с открытой спиной, опоясанное тяжелой серебряной цепочкой, с которой свисали четки для католиков. Глубокий вырез спереди обеспечивал отличный обзор. Ее лицо, богато расписанное пурпурным и оранжевым макияжем, выделялось кричаще-ярким пятном на фоне прекрасных золотисто-каштановых волос, уложенных так, чтобы посрамить все известные науке законы.

— Хочешь поразвлечься? — Как только она открыла рот, мне стало ясно, что в каждой клетке ее тела еще полно мужских хромосом, что бы там ни скрывалось под юбкой.

— Возможно. — «Добыча» осторожничал.

— Ищешь что-нибудь особенное?

Парень нервно облизнулся.

— Я надеялся найти Ашлу.

— Ой, малыш, извини. Что угодно — губки, ножки, ноготочки, но, как назло, Ашлы нет. — Она на секунду отвернулась и сплюнула. — Вот, иди к той девочке. По-моему, у нее есть Ашла. — Девица указала на свою подругу, стоявшую неподалеку. Эту я знал.

Парень благодарно кивнул и направился к ней. Я случайно встретился взглядом со шлюхой.

— Дерьмовые дела, милый, — произнесла охотница с коротким смешком. Мгновение спустя она уже озирала окрестности в поисках типа, который обеспечит ей завтрак. Через несколько минут подвернулась очередная жертва, состоялся точно такой же разговор:

— Ищешь что-нибудь особенное?

Новый кавалер был выше и плотней первого.

— Бриджит? — он словно извинялся за что-то.

Она порылась в черной пластиковой сумочке и вытащила коробку с модиками.

Модификатор личности немного больше, чем училка. Ее обычно вставляют в специальное гнездо, находящееся в модике, а если ничего больше не можешь принимать или хочешь для разнообразия побыть самим собой, — прямо в мозг. Зажав в руке кусок пластика розового цвета, охотница сунула коробку обратно.

— Вот она, женщина твоей мечты. Бриджит постоянно спрашивают, это девочка с фантазией. Она стоит дороже.

— Я знаю. Сколько?

— А ты сам как думаешь? — сказала шлюха, у которой имелись смутные подозрения, что парень легавый и хочет поймать ее на слове. Время от времени, когда обнаруживался дефицит неверных, религиозным властям приходилось переключаться на таких, как она.[3] — Сколько можешь заплатить?

— Пятьдесят?

— За Бриджит, паренек?!

— Сто?

— Плюс пятнадцать за помещение. Пошли, мой сладенький.

И они, рука об руку, зашагали по Четвертой улице. Как прекрасна любовь…

Я уже имел удовольствие познакомиться с «Ашлой» и «Бриджит»; интересно, что могут предложить другие модики в коробке шлюхи? Так или иначе, подобное знание никак не стоит ста киамов (плюс пятнадцать за помещение). Теперь эта тициановская красотка приведет к себе своего милого, вставит розовую штучку в пышноволосую башку и превратится в модель, с которой записан модик: станет сознавать себя Бриджит, получит ее мысли, чувства, воспоминания; и такое будет происходить снова и снова с любым, кто подключится, как она — мужчиной или первом, фемой, обрезком или гетеросеком.

Я миновал Южные ворота. На полпути к банку, возле ювелирного магазина, вдруг остановился. Какая-то смутная мысль не давала мне покоя, настойчиво пыталась достучаться до сознания. Очень неприятное чувство, словно тебе щекочут мозги, но избавиться от него нельзя. Может, побочный эффект от таблеток: когда я в таком состоянии, как сегодня, на ум приходят всякие бессмысленные идеи. Но нет, у меня сейчас не обычное наркотическое «озарение». Что-то, связанное с убийством Богатырева или телефонным разговором с Оккингом… Какая-то деталь насторожила меня.