Пока распаковывался, стукнуло семь. Значит, впереди еще целая ночь, чтобы дать отдохнуть своей заднице и сменить режим работы глаз с «дорожно-поискового» на «расслабляющий». Я собирался просидеть весь вечер в номере — видели б вы, в какой городишко я попал, не сомневаюсь, приняли бы такое же решение, уж поверьте.

Часа на два я вырубился. После четырнадцати часов за рулем нужен был отдых. Должно быть, спал я довольно крепко, так как не заметил, когда эта тварь с ресепшена меня навестила. Только проснувшись, увидел что кто-то подсунул мне под дверь кипу бумажек. Дальнейшее расследование показало, что бумажки — это рекламные проспекты местных забегаловок. Наверное, она сообразила, что за время пребывания здесь я могу проголодаться, и это было с ее стороны очень предусмотрительно. Может, она и была наивной простушкой, но то, что она сделала, было одной из самых приятных услуг, когда-либо оказанных мне незнакомыми людьми.

А я в самом деле проголодался и, просмотрев рекламки ресторанов, выбрал одну — местной «Пиццы-Хат». Мне всегда нравилось заказывать пиццу на себя одного, особенно в гостиничный номер. Пицца из «Пиццы-Хат» в гостинице никогда не отказывается поспособствовать скорейшему выводу шлаков из моего организма. И я заказал у них пиццу. К моему удивлению, доставка тоже была вовремя. Еду доставили через полчаса, что для такого городишки совсем неплохо. Я положил пирог на тумбочку и стал набивать желудок. Мне всегда нравилось есть в одиночестве. Одно из самых моих любимых занятий в жизни. Я сотни раз слышал от всяких безмозглых слабаков, что есть в одиночестве — одно из самых депрессивных занятий в мире. Просто бред сивой кобылы. Меня почти ничто так в жизни не радует, как есть в полном одиночестве. Ненавижу ужинать, а также обедать и завтракать вместе с кем-то. Всякий раз, как иду ужинать с каким-нибудь человеком, мне приходиться сдерживать газы. Да что с вами, люди? Все так обижаются, если в их присутствии пукнешь. Не могу этого понять. Подобные персонажи — точно как тот профессор английской литературы в колледже, оскорбившийся, что я размечтался на его драгоценном уроке. Люди забывают, что они тоже пердят. Все вдруг вообразили, что они вроде Девы Марии. Чтоб всем подобным личностям благополучно где-нибудь сдохнуть.

Единственная негативная сторона потребления пищи в одиночестве состоит в том, что оно навевает неприятное чувство тоски от сознания собственной независимости. Во всяком случае, на меня навевает. Поясню. Сколько бы я ни заказывал себе еду, всегда при этом чувствую, что взрослею и становлюсь все более ответственным и независимым. Не то, что быть взрослым, ответственным и независимым так уж плохо, но иногда я тоскую по тем временам, когда меня кормили родители. Временами независимость неплохая штука, но чаще всего — преступление против человечества. Даже сейчас я бы предпочел, чтобы меня кто-нибудь содержал, заказывал еду, возил повсюду, а я бы оттягивался на переднем сиденье. Задолбали все эти личные обязанности. Когда у меня будет куча денег, чего в ближайшем будущем скорее всего не предвидится, я найму себе десяток личных ассистентов, которые оградят меня от приступов меланхолии независимости. Уж чего-чего, а ее точно стоит опасаться. Временами она уходит под воду, но потом неизменно всплывает на поверхность.

К счастью, в тот раз хандра меня миновала, я съел свою пиццу в мире и спокойствии. Правда, не целиком, оставил пару кусочков горничной, на случай, если она проголодается.

Тот вечер я провел, фантазируя, чем займусь, когда приеду в Чикаго. После недолгих размышлений я принял решение, что сначала поселюсь в каком-нибудь отеле на окраине, пару дней порыскаю, поищу какую-нибудь ненапряжную работенку. Затем, после того, как найду работу, подберу себе квартиру над аптекой или вроде того. К тому же я знал там одну девушку. Моя подруга, Мэри, жила в пригороде, и я собирался сразу же ее выцепить, как приеду. Мэри мне нравилась, по крайней мере, если что, она могла чем-то помочь.

Так получилось, что в ту ночь я почти не спал. Слишком много мыслей вертелось у меня в голове, слишком уж я был возбужден предстоящей дорогой. Как бы то ни было, на следующее утро я не преминул воспользоваться великолепной возможностью позавтракать в гостинице, что стало первой серьезной ошибкой за все путешествие.

Завтрак подавали в небольшом помещении в двух шагах от ресепшена, и я увидел ту самую даму, которая вчера содрала с меня девяносто баксов за ночь в этой дыре. Она тоже меня заметила, я помахал ей рукой по пути в вестибюль. На столе стояла обычная для таких мест херня: куча дешевых английских кексов, картонных на вид кренделей, омлет, какие-то левые хлопья и отвратительный искусственный апельсиновый сок. Вся еда выглядела так, будто ее месяц продержали на жаре. Учитывая последнее, к яичнице я не притронулся. Эти помои разом обернулись бы для меня зловонным потоком размером с Ганг, поверьте. Так что я взял крендель и пару упаковок масла, которые нашел на столе. На неестественного вида сок я даже не взглянул. Вроде апельсиновый сок, а запросто сойдет за моторное масло.

В помещении было почти одно старичье, не считая сидевших с ними подростков. Большинство выглядели настолько больными, что, казалось, одной ногой они уже в могиле, даже тинэйджеры. У всех были отвратительные стрижки и зубы. Если уж совсем откровенно, все в этой тошниловке выглядели как плоды инцеста. Не уверен, правда ли это, но имитация удалась на славу. И все, как сговорившись, уставились на меня, словно я сбежал из дурдома, а из рукава торчит крюк вместо руки. Поверьте, я отнюдь не параноик. Но абсолютно каждый продукт инцеста смотрел на меня с дикой враждебностью. А поскольку проблем на свою задницу я вовсе не искал, выбросил остатки картонного кренделя в мусорку и слинял. Это разом напомнило мне вечер на бульваре Белл, когда я пытался поужинать. Тогда меня тоже мигом оттуда смыло. Но, честно говоря, этот инцидент за завтраком не особенно меня потревожил. Все равно пора было выдвигаться, я отдал ключи от комнаты женщине на ресепшене и выписался.

Граница штатов была в паре футов от гостиницы, так что даже еще не выбравшись на шоссе 80, я снова попал в Индиану. Как и вчера, стояло прекрасное солнечное утро. Часов десять, не больше; до Чикаго оставалось еще часа два езды.

Дороги в тот день были пусты. Наверно, по той причине, что трассу не перегружали толпы беглецов на «хондах». По большей части попадались грузовики и внедорожники со всякими баранами за рулем. Хотя чего уж там, ехать было одно удовольствие. Я проезжал мимо кукурузных полей, похожих на кладбища сельхозтехники, мимо остовов сгоревших амбаров, мимо указателей на Лафайет и Форт-Уэйн. Через час Индиана осталась позади, и меня встретил штат Иллинойс. Смею предположить, многие сейчас недоумевают. За каким рожном меня понесло в этот Иллинойс? Я в курсе, что Чикаго большой город и все такое, но вам, наверно, все равно непонятно, на кой ляд я ломанулся в такой, казалось бы, беспонтовый штат. А все просто. Я и раньше говорил, как мне хочется жить инкогнито, а если не брать Аляску, что может быть безвестнее Иллинойса? Поскольку вырос я все же на недружелюбных улицах большого города, то Чикаго — это был разумный выбор. Если бы в Иллинойсе ничего не вышло, всегда оставалась возможность перебраться в другой штат, типа Монтаны, например.

Не успел я толком проехаться по Иллинойсу, как стали попадаться указатели на Чикаго. И, как я уже говорил, я не счел разумным сразу же кидаться в бурлящее чрево чикагского центра. Ведь такое же чрево я покинул всего день назад. Потому и стал высматривать какой-нибудь отельчик на подступах к городу.

В скором времени я заметил указатель какого-то занюханного городишки под называнием Тинли-Парк. Он находился всего в каких-нибудь тридцати милях от центра Чикаго, и там было полно гостиниц. Идеальное местечко. Я свернул с шоссе под указатель на Гарлем-роуд и, если совсем уж откровенно, с трудом удерживал себя в машине. Никогда не передать словами состояния, в котором я пребывал. Моя утопия материализовалась. Нью-Йорк отделяли от меня тысячи миль, мой взор и сознание были чисты, как вода на пляжах штата Мэн.