— Так ли это, адмирал? — требовательно спросил Каша. — Вы не знаете абсолютно ничего о том, что за режим адмирал Тейсман может — а может и не — создать. Это может быть военная диктатура в чистом виде. Вы действительно настолько уверены, что это то, чего вы хотите?

— Это лучше, чем Сен-Жюст! — прорычала она.

Каша пожал плечами.

— Возможно. А возможно и нет. Но Сен-Жюст, так или иначе, мертв, и тем самым выпал из уравнения. Давайте не будем забывать, что нашей главной ответственностью — главной для всех нас — является ответственность перед республикой и её людьми. Не перед какой-либо её организацией.

— Легко тебе говорить! ГБшник!

Юрий стиснул зубы до хруста. Ради Христа, Женевьева. Мы только что едва избежали катастрофы из-за того, что одна женщина не могла контролировать себя. И теперь ты собираешься всё это испортить? На случай, если вы не заметили — адмирал! — у нас тут всё ещё есть два полностью вооруженных СД Госбезопасности в системе. Да, конечно, я, может быть, смогу контролировать этот, судя по тому, как у меня получилось собрать командный состав. Вот только это смешанный командный состав, собранный на скорую руку, и если подать людям из ГБ идею, что флот и морпехи собираются начать ответную чистку… Боже, всё это может перейти в гражданскую войну!

Он оборвал злую, отчаянную мысль. Каша снова обратился к Чин, всё тем же спокойным, холодным, уверенным тоном.

— Да, я ГБшник. Но скажите мне, адмирал, за что же вы обижены на меня? — Каша бросил взгляд на экраны. — Или на комиссара Радамакэра. Или на комиссара Джастис?

Это — наконец-то! — похоже проняло Чин.

— Ну… вы избили моих людей!

Брови Каша поползли вверх.

— Ваших людей? Адмирал Чин, я не могу припомнить ни единого случая, когда я распорядился бы о телесных наказаниях хотя бы одного представителя флота или морской пехоты. — Он посмотрел на Неда Пирса, который тоже попадал в поле зрения. — Ну, допустим, вы можете сказать, что я наказал кулаки сержанта, приказав ему превратить несколько моих людей в отбивные. Или вы забыли — в который раз — что Радамакэр и Джастис не военные и служат в ГБ.

Если у Юрия и были какие-то сомнения в том, что он любит Шарон Джастис, она развеяла их не сходя с места. Шарон улыбнулась Пирсу и сказала:

— Сержант, если вы простите мне свои бедные кулаки, то я прощу вам своё бедное лицо. Идёт?

Пирс улыбнулся в ответ.

— Договорились, капитан. Э… комиссар.

Голова Шарон слегка повернулась к изображению Чин. От этой трехсторонней голографической дискуссии голова Юрия начинала понемногу идти кругом.

— Женевьева, прекращай это, — сказал она. — Уже на протяжении шести лет ты восстановила карьеру — и, возможно, спасла свою жизнь — доверяя тем людям из ГБ, которым считала возможным доверять. Почему ты не хочешь сделать этого сейчас? За годы мы сумели спасти Ла Мартин от худшего, что происходило, работая вместе. Я бы сказала, что мы к этому привыкли.

Гнев Женевьевы спадал, и к ней начал возвращаться присущей ей ум. Юрий распознал признаки этого, и глубоко выдохнул.

— О’кей, прекрасно. — сказала Женевьева. — Но это относится только к… ну, к вам. К флотским ГБшникам.

Лицо Каша оставалось, как обычно, бесстрастным. Вези, командир «Тилдена», с другой стороны, выглядел определенно напряженным.

— Я верю, что комиссар Джастис не имеет претензий к капитану Вези, — заявил Каша. — По крайней мере, все рапорты, который я получал от неё при выполнении задания, были исключительно положительными. Я ничего не напутал, комиссар Джастис?

Из-за её секундного колебания, Юрий заподозрил, что рапорты Шарон были несколько отредактированы. Он очень сильно сомневался, что работа с флегматичным капитаном СД была таким уж положительным опытом. Но она жизнерадостно подтвердила.

— Нет, конечно. У меня не возникло проблем с капитаном Вези. И у вас тоже, Женевьева. Вы сами сказали мне, что были довольны работой капитана, особенно тем, как он поучаствовал в поимке того линейного крейсера манти в Даггане.

Взгляд Юрия перепрыгнул на изображение Чин, и он был вынужден подавить смех. Колебания Чин длились дольше «секунды». Юрий был вполне уверен, что похвала Чин Вези, была, в лучшем случае, выдана сквозь зубы. Однако Чин не стала спорить.

— Да, да. О’кей. Не могу сказать ничего плохого про «Тилден». — Женевьева снова начала думать как адмирал. — И, так как я вижу, что Юрий взял «Гектор» под контроль — спасибо, что отключили импеллер и гравистены, Юрий, это изрядно меня успокоило…

Радамакэр был ошеломлен. Он не приказывал…

Потом его взгляд поймал Кит Карсон, и Юрию пришлось бороться со смехом по настоящему. Выражение лица старпома «Гектора» было предельно заискивающим. Как всегда чувствительный к политическим течениям, Карсон, по-видимому, приказал снизить боеготовность СД, пока Юрий был занят предотвращением ещё одного разрушительного кризиса. Это был один из тех немногих случаев в жизни Радамакэра, когда тот был готов петь осанну подхалимам.

— … я думаю, что мы все можем считать военную ситуацию патовой, — продолжила Женевьева. И добавила, поморщившись: — Пока все согласны оставаться в состоянии сниженной боеготовности. И оставаться здесь, на орбите Ла Мартина. Предполагая, что сообщение с торгового корабля о прекращении огня с манти верно, нам какое-то время не нужно будет вести противорейдовые патрули. И — ха! — после того, что мы сделали в Ларами и Новой Калькутте, я также сомневаюсь, что в ближайшее время в окрестностях проявятся какие-либо пираты.

Юрий её поддержал.

— Я согласен с Женевьевой. Давайте посмотрим правде в лицо. Экипажи всех республиканских кораблей здесь, в Ла Мартине, сейчас настолько перемешаны…

«Спасибо этому фанатику. Ха! Закон непреднамеренных последствий опять работает!»

— … так, что пока мы все будем оставаться спокойными — как и сказала Женевьева, оставаться на орбите и в пониженной боеготовности — то никто никого не будет «чистить». Кроме того, — добавил он, пожав плечами, — остались ли у кого-нибудь по настоящему серьёзные неудовлетворённые обиды? Думаю, что в отношении кого бы то ни было находящегося в секторе Ла Мартин не осталось. Так что я не вижу причин, почему бы нам ни продолжать хранить этот сектор республики в состоянии мира и спокойствия. Просто подождите, черт побери, пока мы не узнаем точно, что происходит в столице.

Всеобщее облегчение было практически ощутимым, на всех трех экранах. Юрий ещё раз глубоко вздохнул. Ну, всё. По крайней мере, пока.

Голос Каша прервал его радостные мысли.

— Вы упустили последний вопрос, комиссар Радамакэр.

— Какой же?

— Меня, конечно. Точнее то, что я собой представляю. Я был послан сюда личным решением Оскара Сен-Жюста, тогда главы республики. И оставляя формализм в стороне, думаю можно, не погрешив против истины, сказать, что некоторое время я фактически управлял этим сектором диктаторскими методами.

Юрий уставился на него. Затем фыркнул.

— Да уж, точно не погрешив. Особенно про диктаторские методы.

Каша выглядел безразличным к сарказму. Его изображение на экране было всё ещё подавляющим. Мрачное молодое фанатичное лицо особенно выделялось, казалось, нависая над ними над всеми. По крайней мере, на мостике «Гектора», но Юрий был уверен, что так же было и на «Тилдене» — и, возможно, даже больше на линейном корабле, где Каша находился во плоти. Этот человек просто был настолько исполненным силы и пугающим, что производил такой эффект.

— Что вы хотите сказать, Каша?

К его удивлению, резко вмешалась Шарон.

— Юрий, перестань изображать задницу. Капитан Каша был вежлив с тобой, так что у тебя нет оправданий для грубости в его адрес.

Юрий уставился на неё.

— Он… ублюдок избил тебя!

— Во имя милосердия! — вырвалось у неё. — Ты ведешь себя, как школьник. Вместо того чтобы использовать свои мозги. Не ты ли тот человек, чьё любимее высказывание — ну, по крайней мере, одно из них — это «отдай должное тому, кто это заслужил»?