Мозг Юрия, похоже, работал не очень хорошо. Несмотря на репутацию Государственной Безопасности, в ней было достаточно офицеров, которым, как и ему, беспричинная жестокость была привычна не более чем кому-либо ещё. Радамакэру никогда ещё не приходилось принуждать к дисциплине чем-нибудь более серьезным, чем резкий тон время от времени.

Вокруг стула, к которому была привязана Шарон, была огромная лужа крови. Юрий искал ответ…

«Как она могла потерять столько крови?»

Наконец, прошептанные морпехом слова дошли до сознания. Радамакэр смутно осознал, что в помещении было множество истекающих кровью тел. Он не заметил их поначалу, поскольку они были оттащены в два угла зала, а еще порядка двадцати людей втиснулись в другие два угла.

«Втиснулись» было правильным словом. Казалось, они вжимались в переборки, как будто пытаясь отодвинутся как можно дальше от происходившего в центре. Или, что более вероятно, как можно дальше от специального следователя. То, что за исключением гражданина майора и трех граждан сержантов морской пехоты, очевидно проводивших избиение, все они были сотрудниками Государственной Безопасности, придало ситуации в целом в глазах Радамакэра оттенок безумного комизма. Неудивительно, что морпех назвал это «возможно самыми интересными четырьмя часами моей жизни». Роли поменялись!

Потом Юрий получше рассмотрел тела в другом углу и весь комизм пропал. Окровавленных и ошеломленных людей в одном из углов только побили. Теперь ими занимались несколько санитаров, но он признал их всех, несмотря на синяки и повязки. По существу, та небольшая группа состояла из большинства высших офицеров ГБ, назначенных во флотское оперативное соединение. Тех, о которых Юрий Радамакэр думал как о «своих людях».

Другая группа тел…

Он не узнал никого из них, кроме одной женщины, которая, как ему показалось, была офицером с другого супердредноута. Юрий был весьма уверен, что все они были членами команд СД, которые всегда держались на расстоянии от «флотского» ГБ.

Он понял, что они и были источником большей части крови вокруг стула. Все они были убиты выстрелом в голову.

Сообщники Джамки — он был уверен в этом.

Мертвый, мертвый, мертвый. Шесть тел.

— Ну? — спросил Каша.

Надзиравший за морскими пехотинцами гражданин майор Кхеди Лафит, командир подразделения морпехов «Правдивости», покачал головой.

— Я думаю, что она невиновна, сэр. — Он качнул головой в сторону голокамеры в руках стоящего рядом охранника ГБ. — Вы, конечно, можете изучить запись самостоятельно. Но если она и имела какое-либо отношение к смерти — то есть убийству — Джамки, то мы уверены, что не нашли и следа этого.

Каша осмотрел сидящего на стуле избитого офицера, плотно сжав челюсти.

— Что насчёт её политической благонадежности?

Гражданин майор выглядел немного смущённым.

— Ну-у… э-э… мы концентрировались на деле Джамки…

Каша нетерпеливо тряхнул головой.

— Не имеет значения. Я изучу запись самостоятельно. Также поступит и тот, кому гражданин председатель Сен-Жюст поручит проверку моего отчета, когда тот прибудет в Новый Париж.

Он повернул голову к охраннику ГБ с камерой.

— Вы действительно сделали хорошую запись, так?

Охранник поспешно кивнул головой. Он выглядел столь же нервозным, находясь рядом со специальным следователем, как и все остальные.

Видимо удовлетворённый, Каша вернулся к осмотру Джастис. Спустя несколько секунд, он дернул плечами. Скорее в раздражении, чем на самом деле имея в виду пожатие.

— Тогда уберите её со стула. Поместите её с другими и проследите, чтобы она получила медицинскую помощь. Спасибо, гражданин майор Лафитт. Гражданина комиссара Радамакэра я допрошу самостоятельно. Сейчас я почти уверен, что мы выжгли гниль, но лучше убедиться.

Двое граждан сержантов морской пехоты отстегнули Шарон от стула и, двигаясь осторожнее, чем можно было ожидать от только что избивавших её мужчин, помогли ей добраться до угла к санитарам. Как только стул опустел, Каша повернулся к Юрию.

— Пожалуйста, присаживайтесь, гражданин комиссар Радамакэр. Если вы невиновны, у вас нет причин бояться чего-либо, кроме короткого болезненного эпизода. — На ремне у Каша была кобура с пульсером. Тут он поднял оружие, держа его небрежно. — Если вы окажетесь виновны, то ваша боль закончится ещё скорее.

Юрий испытал некую гордость от того, что подошёл к стулу и уселся на него не дрогнув. Пока один из сержантов закреплял кандалы на его запястьях и лодыжках, он уставился снизу вверх на Каша.

И снова проигнорировал требование специального следователя.

— Господи Иисусе, — тихо прошипел он. — Вы пристрелили их собственноручно?

Снова последовало раздраженное подёргивание плеч.

— Мы находимся в состоянии войны, в момент наивысшего кризиса для Республики. Угроза безопасности, вызванная Джамкой и его кликой, требовала упрощенного судопроизводства и быстрого приведения приговора в исполнение. Их извращения и коррупция угрожали здесь подрывом государственной власти. По существу, когда поведение Джамки убило его, это действительно подорвало государственную власть.

Юрий старался сдержаться, чтобы не показать свое облегчение. Понял Каша это или нет, но он только что заявил, что Джамка был убит по причинам личным, а не политическим — и сделал это под официальную запись.

Каша произнес свои следующие слова немного громче, как будто хотел быть уверен, что все находившиеся в комнате офицеры ГБ услышали его.

— Естественно, гражданин председатель Сен-Жюст рассмотрит вопрос в целом и если он не одобрит мои действия, то назначит мне наказание. Что бы то ни оказалось. — Его тон был откровенно безразличен. — Тем временем, однако, — его взгляд оставил Юрия и прошелся по толпе офицеров, наблюдающих из углов, — полагаю, я ясно продемонстрировал, что непотизм в стиле Законодателей и подхалимство среди негодных и коррумпированных офицеров больше в этом секторе допущено не будет. Более того, будет сурово наказано.

Все три гражданина сержанта вернулись. Все они натянули перчатки для защиты рук.

— Тогда приступайте, — твердо сказал Юрий. По не совсем понятным ему причинам он внезапно исполнился уверенности. В сущности, он уже очень давно не ощущал себя так хорошо.

Конечно, это чувство долго не продержалось. Но, как и заявил Каша, в итоге всё закончилось. Одним расплывшимся глазом — другой полностью затёк — Юрий увидел, что пистолет возвратился в кобуру. И распухшими ушами он смутно услышал, как специальный следователь объявил о снятии с него всех подозрений. Правда, слова звучали так, будто были произнесены неохотно. Но они были произнесены. И должным образом зафиксированы. Юрий слышал, как Каша удостоверился в этом.

Пока гражданин сержант Пирс помогал ему пройти в угол, где ждали санитары, Юрий сумел пробормотать несколько слов.

— Тупаю бой ноз споман.

— Да сэр, это так, — пробормотал гражданин сержант. — Сожалею об этом. Мы сломали ваш нос сразу же. Распоряжение Специального следователя, сэр.

«Каша, ты гадкий ублюдок».

Позже, когда ему оказали помощь, он почувствовал себя лучше.

— Вы поправитесь, сэр, — уверил санитар, который занимался им. — Сломанный нос выглядит поначалу адски жутко — кровь повсюду — но на самом деле всё не так страшно. Несколько недель, и вы будете совсем как новый.

Следующие несколько дней Радамакэр провёл в своей каюте на борту «Гектора Ван Драгена» оправляясь от травм. Хотя официально он больше и не был под арестом, и поэтому не был обязан оставаться в каюте, Юрий решил, что в данном случае применима старая пословица об осторожности, как лучшей части доблести.

Кроме того, Юрий, так или иначе, ежедневно получал от сержанта Пирса полный отчёт о событиях, происходящих не только на супердредноуте, но и повсюду в оперативном соединении. Таким образом, он не видел ни единой причины рисковать и выходить в коридоры самостоятельно, особенно имея для этого замечательный медицинский предлог. Рассматривая ситуацию с философской точки зрения — чему, помимо старых пословиц, немало поспособствовали новые синяки, — Радамакэр счёл, что явления, описываемые такими терминами, как «Царство Террора», лучше всего наблюдать со стороны.