Виктор подозревал, что Петля была даже более опасным местом, чем трущобы Хевена. Но между ними было коренное отличие. Петля представляла собой гетто , а не просто скопление жилых домов. И как во многих других гетто в истории, в ней струились флюиды жизни. Несмотря на грязь и нищету, на презрение респектабельного общества, в Петле были некие подлинные живость и натиск.

Увы, эта пробивающаяся joie de vivre[3] распространялась и на карманников. Пока они добрались до цели своего похода, Виктор расстался с бумажником. Часы он умудрился сохранить, но только едва-едва.

Добравшись до своей квартиры, женщина принялась набирать коды, чтобы открыть замки на двери. Учитывая количество замков, это был длительный процесс. Для одного из них у нее даже был ключ — настоящий, подлинный, антикварный металлический ключ . Пока ждал, Виктор внезапно понял, что не знает имени женщины. Его до глубины души смутило такое падение в элитизм.

— Прости, — пробормотал он. — Меня зовут Виктор. Я забыл спросить…

Женщина победоносно повернула ключ и дверь наконец открылась. Столь же победоносно она одарила Виктора улыбкой.

— Прости, вундеркинд. Свое имя я говорю только тем, кто мне платит.

Она вплыла в дверь, подобно великосветской даме наносящей визит во дворец. Виктор робко последовал за ней.

Непосредственно за дверью оказалась маленькая гостиная. Там был Ушер, удобно развалившийся на диване.

— Он в твоем распоряжении, Кевин, — объявила женщина. — Но хочу тебя честно предупредить. С ним вовсе не весело.

Она двинулась направо к двери, стряхивая хвост с живостью, натиском и joie de vivre .

— Я буду в спальне. Скорее всего мастурбируя, хоть платы и не получу.

Она закрыла за собой дверь. Опять-таки с живостью, натиском и joie de vivre .

Виктор глубоко вдохнул и тут же выдохнул.

— Она — это нечто, — произнес он.

Ушер улыбнулся. Той же самой тонкой, ехидной улыбкой, запомнившейся Виктору.

— Да, знаю. Потому-то я и женился на ней.

При виде расширившихся глаз Виктора улыбка Ушера стала еще тоньше и еще ехиднее.

— О ней нет упоминания в моем досье, верно? Это урок номер один, малыш. Карта не эквивалентна территории. Человек не эквивалентен своему досье.

Теперь Хелен работала намного быстрее. По опыту она уверилась, что похитители заходят к ней в камеру только чтобы принести еду. Они, казалось, совершенно не задумывались о возможности того, что она может попытаться бежать.

Тяжелая дверь, которая запирала её в камере, явна была принесена сюда откуда-то еще. Впечатляющая дверь, во многих отношениях — цельная и тяжелая. На самом деле она выглядела новой. Хелен подозревала, что её купили специально для этой цели. А затем потратили множество часов на то, чтобы подогнать дверную коробку к неровному проему и вмуровать ее там.

Представив сарказм отца, она едва не расхохоталась. Любители! Великолепная дверь, это точно — вот только глазка в ней не было. Если похитители хотели проверить, чем занимается Хелен, то единственным способом сделать это было бы открыть саму дверь. Надо ли говорить, что дверь была снабжена несколькими замками — даже, судя по звукам, тяжелой цепью, приковывающей дверную раму к внешней стене. Как будто четырнадцатилетняя девочка могла её выбить!

В результате у Хелен всегда было заблаговременное предупреждение о том, что похитители собираются войти. Достаточно заблаговременное, надо надеяться, чтобы скрыть следы — хотя это становилось все менее исполнимым по мере углубления тоннеля.

Хелен на мгновение оторвалась от работы. Она уже сумела углубиться в стену больше чем на полметра, и почти уже не могла дотянуться до торца туннеля снаружи. Дыра, которую она прокопала, была как раз достаточно велика, чтобы втиснуться в нее и продолжать работу внутри. Но все еще достаточно мала, чтобы ее можно было прикрыть старой панелью, найденной Хелен в камере среди прочего мусора.

Обдумав ситуацию, Хелен поняла, что прежде чем углубляться дальше, ей нужно изобрести что-то вроде таймера. К сожалению, похитители отобрали у нее часы, прежде чем кинуть её в камеру. Когда она будет работать внутри туннеля, можно будет упустить громкое предупреждение, которое ненамеренно давали ей похитители, открывая дверь. Или может не остаться достаточно времени на то, чтобы выбраться и скрыть следы, прежде чем они войдут в камеру.

Но она не решение этой проблемы много времени она не тратила. Хелен всегда любила работать руками, особенно после того, как отец раскрыл ей прелесть изготовления моделей. Она была мастером по импровизации разнообразных маленьких устройств и вполне была уверена, что сумеет сконструировать и собрать какой-нибудь простенький таймер.

Вместо того она сконцентрировалась на более грубой и более фундаментальной проблеме. Само по себе рытье, к счастью, оказалось нетрудным. Пробившись через несколько первых сантиметров, Хелен обнаружила, что дальше идет просто засыпка. Сейчас она была вполне уверена, что находится где-то глубоко под Старыми Кварталами, в бесконечных слоях руин и развалин, отмечавших древний центр города. Чикаго было заметно больше двух тысяч лет. Во время столетий, когда шла война, никто не удосуживался убрать остатки старых и развалившихся строений. Их просто разравнивали и строили сверху.

Настоящей проблемой был вопрос, встающий перед каждым копающим подкоп: куда девать землю?

С сожалением, из-за того, что такой способ требовал много времени, Хелен пришла к выводу, что засыпку придется смешивать со старой грязью и пылью, покрывающей внутренность камеры. После тщательного перемешивания разница в цвете не будет слишком бросаться в глаза. Со временем, конечно, цвет будет изменяться и уровень пола начнет медленно подниматься. Но она надеялась, что процесс будет достаточно незаметным и не привлечет внимания похитителей.

Все это, конечно, в предположении, что у нее будут недели. Хелен знала, было ли это предположение справедливым. Возможно не было. Насколько она знала, похитители могли убить ее в течении ближайшего часа. Но выбора у нее не было, разве только сидеть и ждать. Как овца.

К черту! Память о матери придавала сил; тренировки мастера Тая помогали сохранять спокойствие. И она знала, что отец придет за ней. Не вскоре, возможно, но наверняка. Её отец именно таков. В нем не было романтичности, которая окружала воспоминания о матери, но он был надежен как восход солнца или как прилив.

Хелен вернулась к работе. Шварк, шварк.

Завершив изучение результатов полицейской экспертизы, Антон встал из-за консоли и подошел к окну, выходящему в город. Однако в окно он не смотрел. Да и не на что там было смотреть, поскольку в “картинном окне” его относительно недорогой квартиры видно было только другой гигантский жилой комплекс, стоящий с другой стороны бульвара. Если вытянуть шею, можно было поймать отблеск лежащей далеко внизу улицы с интенсивным движением.

Но его глаза не фокусировались на открывавшемся виде. Он был полностью погружен в себя.

— Господи Боже, — пробормотал он. — Я знал, что это не хевы, но такого не ожидал.

Из-за его спины раздался голос Роберта Тая.

— Ты знаешь личность виновников?

Зилвицкий кивнул.

— Священная Стая, — прорычал он. — “Кощеи”, как их иногда называют. Генные маркеры более чем очевидны. — Антон отвернулся от окна и уставился на мастера единоборств. — Вы о них слышали?

— Считается, знаете ли, что это выдумка, — ответил Тай. — Городская легенда. Так говорят все эксперты.

Зилвицкий не сказал ничего. Секундой спустя Тай сухо хмыкнул.

— Так уж, однако, случилось, что один из них как-то был моим учеником. Недолго. Мне не потребовалось много времени, что бы понять кем — или, следовало бы сказать, чем — он был, поскольку парень не мог удержаться от демонстрации физического превосходства.