Вероника не была красавицей. Роста ниже среднего, даже маленького, полноватая. Из-за своего роста и фигуры она постоянно комплексовала. Ей казалось, что у нее очень короткие ноги, короткая шея, короткие пальцы на руках. На хоре, чтобы увидеть ноты, ей приходилось стоять всю службу на цыпочках. До полноты ей было еще далеко, она была просто пухлая - какой-то особой младенческой пухлостью, с белой молочной кожей.

Вероника относилась к типу тех женщин, которые в девичестве бывают приятно обаятельны и умилительны. Но, выходя замуж и рожая детей, обретают существенную полноту и обрюзглость тела. Это тип уютной домохозяйки, нежной и заботливой, которая ждет мужа, печет пироги, растит детей и не ищет в жизни ничего другого, видя в этом свое единственное предназначение. Она всю жизнь будет чтить мужа и благоговеть перед ним, ни разу и ни в чем не возразив ему. Она родит ему много детей, сама всех воспитает и не заметит, как станет бабушкой, плавно занявшись воспитанием уже внуков. На хвори и болезни она не будет обращать внимания, как никогда не будет обращать внимания и на свою внешность.

Выросла Вероника в далеком уральском городке без отца и матери, на попечении строгой тетки-монахини. Краснокомбинатск - так именовался городок - был рабочим поселком при комбинате «Красный фрезергцик». Скучным, серым и пыльным, застроенным панельными пятиэтажками (местное VIР-жилье) и длинными деревянными бараками, жители которых мечтали переселиться в VIР- квартал за выслугой лет. Все население городка в несколько смен работало на заводе, а в выходные беспробудно пило горькую. Примерно половину населения составляли татары, приехавшие на комбинат из соседних татарских деревень. Татары хотя и считали себя мусульманами, в питии от русских не отставали, а по некоторым позициям даже лидировали. Завод вытачивал какие-то скучные болванки для других заводов, грузил ими товарные эшелоны и с грохотом отправлял по железной дороге.

В городке, кроме завода, бараков и пятиэтажек, была одна достопримечательность - железная дорога. Тетка Вероникина тоже когда-то работала на сем замечательном предприятии бухгалтером, но потом решила принять монашеский постриг, уйти со светской работы и с мирской жизнью покончить. Она мечтала уехать в монастырь - в Киев или в Пюхтицы. В советское время монастырей было мало, и попасть туда было не очень просто. И вот, когда она уже получила все благословения ехать в Пюхтицы, оформила необходимые бумаги, появилась маленькая Вероника. Все планы разом рухнули. Теперь тетка мечтала вырастить Веронику и лишь тогда осуществить свою мечту. Она поселилась с Вероникой при храме в соседнем селе, в семи километрах от Краснокомбинатска.

Был у Вероники и дядя священник, живший и служивший в Москве. Судьба Вероникиной матери была трагична. Мать, как и дядя с тетей Зоей, происходили из очень религиозной патриархальной семьи со строжайшими нравами. Все были глубоко верующими, соблюдали посты и церковные уставы, несмотря на то что религия в стране гласно и негласно преследовалась и всячески притеснялась. А их младшая сестра Ольга не желала жить подобной жизнью.

«Не хочу быть верующей, - говорила Ольга. - Вы отсталые, сумасшедшие ханжи, не хочу походить на вас. Не буду фанатичкой и посмешищем, весь поселок над вами смеется, а вы ничего не видите».

Тетка же твердила: «Бог тебя накажет за такие слова, не хочешь ходить в церковь - не ходи, а богохульствовать не надо».

В семнадцать лет, едва окончив школу, Ольга забеременела от одного татарина, токаря с завода. Зоя, которая была старше Ольги на десять лет, страшно вознегодовала. К тому времени брат Кирилл уже покинул поселок в пользу Москвы. А следовательно, все попечение о сестре и ребенке должно было лечь на ее плечи. Татарин жениться не захотел, вернее, ему родня запретила. Как узнали, что от него русская забеременела, быстро забрали его в родную деревню и женили на ком положено. Тетка в эту деревню ездила, пыталась их усовестить, но вышел хозяин семьи и заявил: «А мы почем знаем, с кэм этот дэвыц еще спал».

Зоя уехала несолоно хлебавши, утешая себя тем, что и правильно, нечего с инородцами связываться, сами вырастим. Ольга родила девочку, маленькую и слабенькую, но материнские чувства в ней не проснулись. Бросив дочку на попечение сестры, она пошла в полный разнос. Никакие увещевания и призывы к совести не помогали. Все чаще ее видели в компаниях парней, которые пили, дрались, матерились и гоняли на мотоциклах. Так и погибла Ольга.

Поехала кататься на мотоцикле с очередным своим ухажером. В то воскресенье с утра вся компания пила. На заводе в пятницу выдали аванс, поэтому возлияния в тот день были особенно обильными. Был жаркий июнь, ребята сильно разгорячились и решили охладиться, съездить на речку искупаться. Ольга со своим возлюбленным до речки не доехала: на дороге шли ремонтные работы, и пьяный парень не заметил многотонный асфальтовый каток. Оба погибли на месте. Как выяснилось позже, парень ни тормозить, ни объехать каток даже не пытался.

После гибели Ольги тетка с Вероникой переехала в село, купив маленький домик возле храма. В поселке ей оставаться было невыносимо. Так и росла Вероника с младенчества при храме. Бывало, и спала в церкви: заиграется и заснет прямо под лавкой, а тетка ее потом ищет. Тетка пела на клиросе и прислуживала в алтаре. Пекла просфоры, убирала, шила и латала облачения, пряла домашние коврики батюшке под ноги и готовила трапезу. Все это вместе с ней делала и Вероника. На клиросе пела лет с шести и службу всю знала наизусть лет с девяти, по-славянски читать выучилась раньше, чем по-русски.

Зоя приняла монашеский постриг с мужским именем Николая. А как только Вероника окончила школу, ее дядя отец Кирилл похлопотал, чтобы сироту приняли в регентскую школу при Московской семинарии: если там жениха себе не найдет, то пойдет с теткой в монастырь, а если найдет, станет матушкой и с мужем уедет на приход. Как было решено, так и сделали.

Веронику определили в регентскую школу, а тетка Николая со спокойной душой стала собираться в монастырь.

Теткины опасения, что у девочки могут проснуться гены матери, не оправдались. Ника выросла тихой и послушной, никогда не перечила и к службе Божией имела огромное усердие. Как только Вероника поступила учиться, дом в селе тетка продала, деньги разделила на две части. Одну -взнос на монастырь, а другую положила на книжку Веронике на приданое. Возврата назад, в Краснокомбинатск, не было.

Обезумевшая Алена выбежала из храма.

«Это он, и он венчается. Этого не может быть, как я могла прийти в храм, где он...»

Алена бежала и сама с собой разговаривала. Прохожие оглядывались. Ей было все равно, что они думают и что говорят. Она их не видела, с размаху налетела на какую-то толстую тетку с пакетами, которая осыпала ее проклятиями и руганью. Кто-то бросил: «Сумасшедшая».

Наконец она устала и повалилась на лавочку в каком- то сквере.

«Надо вернуться и расстроить ему свадьбу, - подумала Алена и даже вскочила, но тут же в бессилии опустилась. - Я не помню, где этот храм, я далеко ушла».

Отчаяние и нечеловеческая злоба овладела ее душой.

«Жалко, что я не пришла на полчаса раньше, когда священник вопрошал у брачующихся, не обещался ли другой невесте. Я бы вышла и сказала, что обещался, что он лжец, вот я, другая невеста, мне обещался!»

Теперь в своем отчаянии Алена рассуждала так, как будто заранее знала, где и когда состоится венчание, как будто она специально шла именно в этот храм, чтобы расстроить свадьбу. Она пришла, и лишь некоторые обстоятельства помешали ей это сделать.

На миг она пришла в себя.

«Какую чушь я надумала! Венчание, расстройство. Бред, ничего я не сделала бы».

Алена вспомнила книгу святителя Николая Сербского о некой горбатой девушке по имени Юлия, которая была безобразна собой, но очень богата. И однажды к ней посватался молодой человек, но сделал он это не по любви, а дабы поправить свое материальное положение. И, когда он расплатился со своими долгами, а деньгами его щедро снабжала невеста, он бросил бедную горбатую Юлию и собрался жениться на другой. Юлия же пришла в ярость и негодование и решила застрелить своего бывшего жениха прямо в церкви во время венчания.