На похоронах незнакомого дяди

Он гулял у самого дома.
Уходить далеко запрещалось.
Но вот он услышал музыку —
На улице, под открытым небом
Оркестр играл протяжно и грустно…
И люди толпою чинно шли
Вслед за машиной с гробом…
И он отправился со всеми,
Не ведая вовсе, куда и зачем.
— Кого ты хоронишь, мальчик? —
Спрашивали у него прохожие.
— Кого ты хоронишь, мальчик?
Брата? Отца? Или маму? —
И музыка уносилась в небо,
Пугая птиц на деревьях,
И шепот его: — Не знаю, —
Никто не мог понять.
На кладбище, в городе мертвых,
Среди высоких белых берез
Зияла глубокая яма,
Заиндевелая, с водою на дне.
Гроб, на веревках опущенный,
Заботливо засыпали землей.
А дома — как хорошо и тепло!
И мама, немножко сердитая:
— Живой! Слава Богу! Откуда
Идешь? Как, из кладбища? Ужас! —
Она никак не могла понять,
Зачем ходить на похороны
Незнакомого дяди?
И все же, смеясь, рассказывала всем
О странной причуде его,
А он всё вздрагивал
От далекого холода
И дивного счастья — жить!
Мга, 3 декабря 1979 года.

Зимой в деревне

Кто зажег фонари у окна?
Ни за что, ни за что не уснуть.
Засветив Млечный путь,
То над миром сияла Луна.
И неслись поезда торопливо,
И молчала Земля в полусне.
Лишь Луна улыбалась счастливо,
В дальних грезах о чьей-то весне.
Мга, 5 декабря 1979 года.

Старики в электричке

Разговор стариков незатейлив.
— Да, — протянет один, а другой,
Точно гуси вдали пролетели,
Вдруг куда-то покажет рукой.
И опять о чем-то стороннем
Рассуждают толково, умно, —
Мол, достоинства не уроним,
Жизнь видали не только в кино.
Что им выпало в недавние годы —
Все теперь как несказанный свет,
И забот будто больше и нет.
После гроз и непогоды
Так стоят деревья над водой,
Заповедной объяты тишиной.
7 декабря 1979 года.

На посмертное издание

С улыбкой ясной, как живая,
Все эти дни со мной она,
Старушка, странно молодая, —
И вкруг нас свет и тишина.
Беспечная, курила много.
Изящна, ласкова, умна.
Жила с блокады одиноко.
Писала книгу… Вот она,
Посмертно издана, а имя —
Она была филологиня —
Известно всем, кому дано…
И я стою пред ней, как школьник:
Прообраз и культуры облик —
Всё это в ней воплощено.
9 декабря 1979 года.

Мальчик

Невидимое, как собака,
Он уловил еще во сне.
И тишину — как точность знака, —
Что это, верно, выпал снег.
Весь долгий вечер дождик шел,
Смывая с окон свет уюта.
И точно: ах, как хорошо
Проснуться ранним зимним утром!
Он встал и враз убрал постель.
Раздвинул шторы в лес и в иней,
И в город новый с далью синей
В тонах прозрачных, как пастель.
10 декабря 1979 года.

Открытие искусства

В старинном солнечном Музее
Еще подростком он бывал…
На многое как бы сквозь сон глазея,
Он явно только «Фрину» отличал.
Он мнил, что Семирадского картина
Великолепна, лучшая из всех!
Не старцы и не колорит, а Фрина
Имела, верно, у него успех.
Со временем, полюбив шедевры,
Которыми столь знаменит Музей,
Стал с Фриной невнимателен, как первый
Ее приятель, друг ее друзей.
Но не она ль ему открыла двери
В прекрасный мир своею красотой?
В тиши о ней он помнил, как о первой
Любви своей, с лукавою мечтой.
17 декабря 1979 года.

Старая одинокая женщина

Всегда — и в дождь и в ветер хлесткий —
Она выходит, как на дозор.
Прохаживается у дома до перекрестка,
Подслеповато щуря неприметный взор.
Похожа издали немножко на икону,
Учительница первая для тех,
Кто нынче внучек водит в школу
В надеждах новых на счастье и успех.
Всех помнит хорошо, на удивленье.
Из бывших учениц кого-нибудь узнав,
Она приходит вся в волненье,
Высокая и грузная, как динозавр.
Лишь дети, пробегая в школу мимо,
Ее совсем не хотят и знать,
Когда так хочется неудержимо
Поймать кого-нибудь и приласкать, как мать.
18 декабря 1979 года.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: