В понедельник, возвратясь домой после работы, Владимир сразу заметил, что в квартире все стало, как прежде: инопланетяне покинули Землю или на Земле обосновались на новом месте, только кот Васька снова лежал на кухне. Он поднял голову и поглядел на Мостепанова с грустью - не в его вертикальных зрачках, таинственных и безмолвных, а во всей его мягкой и плавной физиономии, он даже присел и поджал сиротливо лапки.

Мостепанов все понял. Выглянула из комнаты Вера Федоровна. Она всплеснула руками и закивала головой, а затем все как-то туманно благодарила соседа и восхищалась им, ссылаясь якобы на мнение Юли.

Владимир уединился в комнате и живо вспомнил те несколько дней, вернее вечеров, совместной работы с Юлей, точно муза в ее облике посещала его и оставила красиво отпечатанные страницы его первой повести. Вспомнил он и ее нежность, горячую ласку любви уже вполне земную - как свою своеобразную грезу, когда грех и вовсе не касается женщины.

Кого же он любил? Ему казалось, что он мог бы жениться на Юле и был бы счастлив.

А Софья Пилипенко?

Какая бы она ни была, для любви и жизни с нею ему требовалось достичь новой высоты.

Повесть Владимира Мостепанова вышла отдельной книгой в издательстве «Детская литература» в изящном оформлении, с прекрасными рисунками. Как раскупили книжку Мостепанова в Доме книги, Софья не заметила. Зато, придя домой, она нашла на телефонном столике нераспакованный пакет с книгами. Это Тамара Осиповна, увидев очередь у книжном магазина на Пестеля перед концом обеденного перерыва, купила то, что покупали все. Прекрасно изданная детская книга могла пригодиться для подарка. Ей и в голову не пришло, что она принесла домой книгу Мостепанова, потому что далека была от мыслей о нем, ибо Анна в свое время решительно сказала, что этот для Софьи не жених.

- Мама! Мама! Спасибо! Молодец! - кричала Софья, распаковав пакет и нежданно обнаружив книгу Володи.

- А что это... что-нибудь особенное? - с важностью справилась Тамара Осиповна, выплывая из кухни.

- Ах, мама! Это же книга Володи!

- Какого Володи? Того самого? Поэта? Но это, кажется, проза?

- Это повесть обо мне!

- Как о тебе?!

- Ну, какой я была в детстве...

- А откуда ему знать, какой ты была в детстве?

- Может быть, я сама ему все выболтала... Ах, отличная книга! - И Софья убежала к себе читать.

В это время Владимир Мостепанов учился в Москве на Высших литературных курсах. Софья не без смущения решилась заехать к Вере Федоровне показать книжку Володи и заодно узнать его московский адрес. Вера Федоровна заметно состарилась, вся в морщинах, разговорчивая более прежнего.

Софья раза два заходила к Мостепанову, но в силу известных обстоятельств боялась его соседки. Может быть, роман ее с Мостепановым и был бы иным, если б не Вера Федоровна. К себе Владимира она тоже не приглашала - из-за матери...

- Софья! Ты отлично выглядишь! Кажется, даже помолодела?

- Здравствуйте, Вера Федоровна! - Софья со смущением оглядывалась.

- Ты не вышла замуж?

- Нет.

- А я еще не видела, - сказала Вера Федоровна, рассматривая книжку соседа с большим вниманием, но как-то рассеянно. - А! Какой молодец! Это та повесть, которую отпечатала на машинке Юля. Они засиживались за работой допоздна. Прекрасное было время, - добавила пожилая женщина, забывая о том, как она тревожилась за судьбу своей племянницы.

- Юля? Когда это?

- Все тогда же, - проговорила Вера Федоровна с усмешкой и торжеством. - Хочешь чаю?

- Вера Федоровна, прошу вас! Дайте мне его адрес в Москве. Я просто хочу его поздравить.

Вера Федоровна бросила на нее веселый взгляд, нет, совсем без злорадства или торжества, а скорее с полным проникновением в душу.

- Просто поздравить - мало. Я бы на твоем месте кинулась ему на шею, - подмигнула Вера Федоровна.

- Но как это сделать? - наивно проговорила Софья.

- А ты готова?

- Ну, расцеловать его хоть сейчас. Я так рада за него!

- Хорошо! - сказала Вера Федоровна. - Так я ему и передам. Иногда он звонит мне, а теперь, думаю, должен приехать.

- Вы что хотите передать? - переспросила Софья, уже слегка посерьезнев, точно гордость заговорила в ней и она никому не кинется на шею. Вера Федоровна поняла ее и встала, чтобы проводить гостью.

- Не беспокойся, ничего лишнего. Только то, что ты хотела расцеловать его за книгу. Ну, требуется автограф...

- Вера Федоровна, а это можно? Все-таки мы расстались не хорошо, долго не виделись.

- Это все балаболка мутил воду, но и он теперь весь в трудах, монографию пишет... Ну, я рада, рада за тебя, Софья!

- А что я, Вера Федоровна?

- Ты - вся как яблонька в цвету. Это всех радует. Всего хорошего. Счастья. Благополучия.

Софья машинально прошла две или три остановки, обласканная и все же обескураженная: ведь Вера Федоровна так и не дала ей адреса Володи - и, надо думать, недаром. Если даже он и женился там, в Москве, почему она не может его поздравить с книгой? Впрочем, соседка сказала бы о женитьбе.

Выход книги для автора - неизъяснимое событие. Смущение, радость, испуг, разочарование, ожидание - и полная неизвестность... И тут малейший отзыв будоражит... Узнав от Веры Федоровны о том, что приходила Софья, Владимир приехал в Ленинград, чтобы только увидеться с нею. Он вошел в Дом книги не с бокового входа, а в двери напротив Казанского собора, поднялся сначала на второй этаж, где убедился, что его книга распродана, и, довольный, вместе с тем смущенный этим, уже с рассеянным видом спускался вниз, неминуемо приближаясь к той, чье присутствие в этом мире он ясно ощущал, словно видел ее воочию - сквозь стены, этажи, поверх торопливой суеты множества голов и ног, и ему казалось, что она уже знает о том, что он здесь, но не выглядывает, потому что занята делом. Очередь столпилась у кассы, и Мостепанов, до странности еще молодой, с по-юношески припухлыми щеками, черноглазый и черноволосый и вместе с тем весь какой-то светлый, остановился у колонны с тем же затаенным волненьем, как в первый раз, когда увидел ее столь интимно особенную на виду у всех. Она уже подняла на него глаза, не выказывая удивления, а одну радость, точно знала, что он непременно придет сюда.

- Здравствуй, Володя! - сказала она, как бы вся покачнувшись в его сторону, однако не прекращая работы. - Ты подождешь меня?

Им обоим показалось неловко разговаривать при всех. И так продавщицы - уже в большинстве своем юные новые лица - со всех сторон смотрели на них с немым ожиданием и затаенным вниманием к чужой жизни.

И снова потекли у них встречи, теперь уже проще и серьезнее.

- Как ты жила эти годы? - спрашивал он, испытывая почему-то щемящую жалость, точно Софья была долго больна и теперь не совсем поправилась.

Тронутая нежной лаской его голоса, она взглянула искоса, и обида закипела в ее груди, на глаза набежали слезы.

- Как я жила? Как все. В одиночестве девушек еще нет никакой беды. А если ты учишься, то и подавно. Работа и занятия - вот и вся забота! И сейчас надо бежать на занятия. Нынче я кончаю университет.

- Молодец!

- Еще бы! А ты когда?

- В будущем году. В ночь я уезжаю... Приезжай на праздники в Москву.

...Еще в ту пору, когда Мостепанов работал в НИИ, он нет-нет да и ездил в Москву в командировку, чему всегда радовался... Покончив с делами, он шел куда глаза глядят, а в сущности, кружил по центру города, узнавая не только улицы, переулки, но и дома. Пять-шесть часов вечера, москвичи расходятся, разъезжаются по домам, забегая по пути в магазины, и странно видеть, как они покупают картошку, овощи, мясо, и вовсе удивительно наблюдать, как они деловито-весело выбирают торты, вина, точно нынче-завтра праздник, или у них каждый вечер праздник.