Генерал-лейтенант Лавочкин прилетел сам, внимательнейшим образом ознакомился с документацией по всем авариям и катастрофам с его машинами. Поинтересовался, почему ни одной его машины мы не используем в ночных полках. Мы показали ему кабину "кобры" и ночного И-185, показали изменения, внесенные Янгелем по нашей просьбе, но, заметили ему, что у "Ла" хуже с маневренностью, поэтому простым добавлением необходимых приборов не отделаться.

— Я спрашиваю об этом не для Ла-5: у него планер ЛаГГ-3. Я заканчиваю работу над цельнометаллическим истребителем Ла-7. Судя по работе вашего полка и вашей армии, истребитель должен быть всепогодным, и позволять летать ночью.

— Тогда, товарищ генерал, вам надо озаботиться и вот таким вот тренажером, — я повел его в "летно-тактический класс": большую палатку, где стоял один из наших тренажеров для слепого полета.

— Откуда такое чудо?

— Инженер 14-го гиап Герасимов сделал по моей просьбе, еще год назад. Сейчас в армии таких пять, а требуется иметь их в каждом полку.

— А где делали?

— В Ленинграде, на физприборе. Но, он не без недостатков. Требуется хорошая конструкторская доработка.

— Сделаем!

Лавочкин залез в тренажер, при включенном свете даже удержал горизонт, но, стоило закрыть кабину, как он потерял ориентировку и беспорядочно закувыркался. Пришлось остановить принудительно.

— Ну и "карусель"! Никогда не думал, что это так сложно!

— Здесь летчик нарабатывает необходимые навыки. Но, в полете еще сложнее. Здесь невозможно создать ускорения и реальные перегрузки. А это влияет на вестибуляр. Но, научившись здесь, гораздо легче научиться в воздухе. И аварийных случаев становиться ощутимо меньше.

А из бюро Яковлева так никто и не приехал! Всесильного замнаркома мнение летчиков о его самолетах не интересовало. "Летчики предпочитают "Яки"!" Других легких истребителей у нас не было, и для непосредственного сопровождения Ил-2, в основном, использовали их. В боях на малой высоте "Яки" имели преимущество, даже над "Мессершмиттом" последних моделей, у которых они выигрывали по весу и удельной мощности. Но, какой ценой это достигалось: живучесть "Яка" была нулевой!

А вот Ильюшин, заинтересовавшись тем, что ему из полков пришли указания на переделку машины, тоже прилетел сам, вместе с ним, на новом одноместном штурмовике Ил-1, прилетел Владимир Коккинаки. Так сказать, показать "задел". В Киеве, на аэродроме "Южный", нам показали его в "работе". По сути, это бронированный пикирующий бомбардировщик-штурмовик: может нести тонну бомб, как Пе-2 с перегрузом, есть тормозные решетки, угол пикирования 60 градусов. Хорошая механизация крыла. Вот только попробовать нам его не дали! Но все наши замечания по Ил-2 были скрупулезно записаны. Все-таки, внимание! И передача опыта.

На этом моя служба в 17 Воздушной Армии неожиданно закончилась: пришел приказ прибыть в Управление кадрами ВВС. Приказ был какой-то странный: должность моя оставалась вакантной, но дела требовалось передать Командующему армией. Еще один приказ пришел на передачу 14 гиап в распоряжение ВВС КБФ. Сдал дела. Владимир Александрович подписал акт передачи, и сказал:

— Ничего не понимаю! Только сработались, и на тебе! Что-то странное творится. Ты в Москве никому на хвост не наступал?

— Не без этого. Новикову и Яковлеву.

— Да им не хвост, а кое-что повыше отдавить надо! Может быть Сталину позвонить?

— А смысл? Все по форме: приказ есть приказ. Требуется сначала выполнить, а потом оспаривать. Я ведомого пока заберу? Если что не так, то вернется. А жена с полком в Ленинград полетит или поедет.

— Ну, как знаешь, Пал Петрович. Извини, что сначала не совсем нормально относился, напели мне в уши… Ну, ни пуха!

— К черту, Владимир Александрович. Еще увидимся, надеюсь!

Позвонил Людмилке, рассказал вкратце о приказе, сказал, что с Петром вылетаем в Москву. Она уже привыкла к внезапным вылетам туда-сюда. Посетовала на то, что дежурит, и не сможет проводить. Через два тридцать сели в Москве в Чкаловском. Петр остался на аэродроме, а я выехал в Москву. В кадрах меня еще больше ошарашили, что они к этому приказу отношения не имеют, что ведут картотеку до генерал-майора, включительно, остальными генералами распоряжается Ставка, что требуется ехать в Ставку. Пожал плечами, поехал на Арбат. Там сначала тоже возникло недоразумение, но потом неожиданно появился генерал-майор Алексеев, небольшого росточка, лысоватый, с небольшим брюшком.

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! Мне поручено обустроить вас и вашу семью в Москве.

— В данный момент, я в Москве один, жена и сын в 14-м полку в Киеве, но их переводят в Ленинград.

— Есть приказ об увольнении гвардии старшего лейтенанта Титовой-Бахметьевой из армии. Это связано с вашим новым назначением, товарищ генерал-полковник.

— Но я не получил никакого назначения!

— Получите! — улыбнулся генерал. Он предложил проехать и посмотреть три квартиры, все неподалеку от Кремля. Я выбрал квартиру на улице Грановского, 3, недалеко от Кремля и от Ставки. Позвонил в Чкаловское, попросил Петра привезти вещи. На входе в подъезд столкнулся с Ворошиловым. "Все чудесатее и чудесатее!" – как говаривала незабвенная героиня детской сказки! В квартире генерал Алексеев передал мне ключи, постоянный пропуск в Кремль, постоянный пропуск в здания Ставки Верховного Главнокомандующего, или Наркомата Обороны и Генерального штаба, если по-довоенному.

— К 00.30 вам приказано прибыть к товарищу Сталину. Ваш номер по ВЧ 1133, позывной "товарищ Бахметьев". Если понадобится машина, позывной "Синева", и называете свой номер. Вот справочник по ВЧ, товарищ генерал-полковник. Вот этот телефон – прямой в охрану и обслуживание дома. Так как вы один, вам это понадобится. Вашим адъютантом назначен подполковник Львов. Он с вами свяжется. Ваш кабинет находится в здании ставки, номер совпадает с вашим номером по ВЧ.

— Вы в курсе, генерал, на какую должность меня назначают?

— Нет, но, судя по всему, совсем не маленькую. Далеко не всех, кто служит в Ставке, так встречают. Я квартиру снимаю, например. Хотя уже больше двух лет тут служу начальником административного отдела.

Петр приехал поздно, ему пришлось добираться на перекладных, и долго ждал пропуска по Москве. Тем не менее, ужинать он отказался, сказал, что поел в Чкаловском. Я пошел на кухню с вещмешком, собираясь приготовить что-нибудь поесть. В этот момент зазвякал звонок в прихожей. Петр открыл дверь, вошел подполковник и три красноармейца с какими-то парашютными сумками.

— А где генерал-полковник?

— На кухне!

Я вышел из кухни, посмотреть, кто там заявился, как был: в свитере, галифе и в тапочках, с ножом в руках.

— Товарищ генерал-полковник! Подполковник Львов! Представляюсь по случаю назначения вашим адъютантом.

— Одну минуту, подполковник!

Я вернулся на кухню, про себя чертыхаясь: пожрать не дадут! Подполковник навалился на бедного Петю:

— Почему генерал сам готовит еду? А ты на что?

— Подполковник, оставьте его в покое, он – мой ведомый, а не денщик! — я прошел в зал, и накинул гимнастерку, портупею и вышел в прихожую. Солдатики вытянулись, и ели глазами мои три звездочки. А окантовка у солдат была малиновая! НКВД! Взглянул на подполковника, нет, у него просветы голубые, авиационные. Подполковник поймал мой взгляд:

— Я тоже служу в оперативном отделе НКВД, товарищ генерал-полковник. Эти двое – из охраны этого дома, я попросил их донести сумки, а рядовой Васильев – ваш ординарец.

— Спасибо, товарищи бойцы, можете идти. Товарищ Васильев, вы готовить умеете?

— Так точно, товарищ генерал. Мы тут и принесли продукты, туалетные принадлежности, и так, кое-что по мелочи.

— Ну, тогда раздевайтесь, и приступайте к своим обязанностям. Товарищ подполковник, как вас зовут?