Итак, вся группа вошла в лифт, который бесшумно заскользил вниз. Через несколько минут они шли по узкому коридору, который уперся прямо в дверь, ведущую в скалистую стену. Все это время Джонсон не сводил глаз с Чинга. Он думал, что перед ним необыкновенный человек, который мог объять взором всю глобальность проблемы Вселенной. Он начал понимать, откуда взялось почти религиозное поклонение этому человеку Дунтовым: не каждый мог разобраться в сущности Хаоса, а Роберту Чингу это удалось. Нельзя было осуждать человека, лишенного этой возможности, который так слепо поклонялся этому самому Чингу…

Они очутились в зале, на одной из стен которого висел экран, напротив был установлен проектор. Чинг пригласил всех садиться, сам сел рядом с оператором, и не говоря ни слова, кивнул ему.

Экран осветился.

Джонсон увидел темное небо, усеянное звездами. Затем одна из них начала скачкообразно увеличиваться, превращаясь в более широкий диск…

— То, что вы сейчас видите — это монтаж фильмов, снятых автоматическим межзвездным зондом.

Джонсон расслышал удивленное восклицание Горова:

— Межзвездные полеты… Сверхсветовая скорость. Невероятно! Только Шнеевайс мог бы… Но он покончил с собой, когда несмотря на мое противоположное мнение, Совет лишил его возможности продолжать исследования… Скажите, он действительно мертв?

— Каково ваше мнение обо всем этом? — спросил Чинг.

Горов безмолвно следил за изображениями. Теперь были видны континенты, растительность, обработанные участки поверхности. Затаив дыхание, Джонсон тоже следил за всем этим. Что он мог сказать? Он чувствовал себя абсолютно подавленным. Перед его глазами разворачивалось важное событие, которое переживало человечество. Ведь перед ним открывалась возможность отправиться к звездам! Новая солнечная система, может много солнечных систем… И это была настоящая свобода, и не какая-то химера!

Он еле удержался от восклицания, заметив большой город, затем странной формы космический корабль… Потом экран погас. Фильм закончился.

— Вы все видели, — сказал Роберт Чинг. — Теперь вы знаете: человек не одинок во Вселенной. Эта пленка была заснята на планете, принадлежащей к системе Синюс 61, очень близкой к нашей — по межгалактическим стандартам. Это первая из исследованных нами. Подумайте только. Если уже с первой попытки нам удается найти цивилизацию, сколько же их должно быть в нашей Галактике? Миллионы? Биллионы? А сколько необитаемых планет, которые можно заселить? Что же произойдет в таком случае с вашей системой, Горов? Может ли Гегемония мечтать о распространении своего могущества на всю Галактику?

— Нет… — пробормотал Горов. — Я признаю, что вы правы, учитывая эти новые условия… Если зона распространения жизни потенциально безгранична, Гегемония обречена — и я не стану облачаться в траур по этому поводу, так как это было бы бесполезно в социальном смысле…

— После всего, что вы видели, остаетесь ли вы приверженцем Гегемонии? Я хотел бы ожидать большего от человека вашего ума.

— Вы не поняли меня, — отвечал Горов. — Я никогда не был приверженцем Гегемонии как таковой. Новые условия вызывают новые отношения. Но безумцы Совета никогда не пойдут на это. Я стремлюсь к истине и социальной устойчивости, которые в конкретных условиях лучше всего гарантируют интересы общества. До сих пор Порядок Гегемонии больше всего соответствовал этой схеме. Однако, когда условия меняются, логический ум пересматривает свое отношение. Единственное, о чем я сожалею, это то, что Гегемония никогда не признавала факт межзвездных полетов. Это настоящий идиотизм. Мы могли бы узнать столько нового…

— Вы забываете, что Гегемония не является единственной организацией, способной строить корабли. Проект “Прометей”, являющийся плодом трехсотлетней деятельности Братства, почти завершен. И этот проект…

— Межзвездные корабли! — воскликнул Джонсон. — Корабль, который мы видели, когда прибыли сюда, не так ли?

— Да, — отвечал Чинг. — Менее чем через месяц “Прометей” полетит к Синюсу 61. И после его возвращения ход истории человечества коренным образом изменится — к лучшему или к худшему. Эра Гегемонии закончится. Подумайте только. Когда новость распространится, а Братство позаботится об этом — Торренсу придется выбирать: или строить корабли для межзвездных полетов, или попытаться преградить путь к звездам. И если Торренс выберет один из вариантов, то Кустов выберет другой. К тому же вы знаете, за нашим зондом при возвращении следовала чужая беспилотная ракета. Ясно, что обитатели этой планеты тоже скоро предпримут межзвездный полет. Если человек не придет к звездам, то они придут и нему. Галактика откроется человеку, что вызовет падение Гегемонии. Свобода и Хаос восторжествуют. Что же касается вас, господа, я приглашаю вас участвовать в самом великом предприятии всех времен. (Он повернулся к Джонсону, которому казалось, что во взгляде вождя Братства мелькнула тень зависти). Борис Джонсон, вы завоевали себе место на борту “Прометея”. Вы сражались слепо, но это был бой за права человека. Ваша храбрость может найти применение при первых контактах с мыслящими существами, отличными от нас. К тому же с самого начала нужна ясность: звезды являются всеобщим достоянием человечества, а не собственностью одной из сторон — будь то Гегемония или Братство. (Он повернулся к Горову). Что касается вас, вы обладаете качествами, чтобы вести переговоры с негуманоидами. Должен честно признаться, отсутствие эмоциональности, и постоянная ваша безмятежность, не вызывают у меня энтузиазма. Тем не менее ваш ум и ваша страсть к чистым знаниям могут облегчить первые шаги человека к чужой культуре.

Чинг улыбнулся.

— Однако у нас нет такой привычки — ставить наших гостей перед свершившимися фактами. Мы предоставляем вам право выбора, господа. Не обижайтесь, если выбор ограничен: или вы летите на “Прометее”, или выбираете легкую смерть без страданий — вам это гарантируют. Что же вы мне ответите?

Джонсон кивнул головой — отчасти машинально, отчасти в знак согласия. Он был сбит с толку. Пережив крушение всего, присутствовав в качестве бессильного свидетеля гибели всех иллюзий, он получил возможность начать новую жизнь, потенциальные возможности и перспективы которой он впервые так ясно различал. Битва, которую он вел, была битва за свободу. Речь шла об освобождении человека от особой формы тирании и даже не от тирании вообще, а о свободе воплощения. Свобода — это право выбрать судьбу, а сколько людей, столько судеб. В бесконечной Вселенной человек сам становился бесконечным и поэтому, может быть, бессмертным. А сам он, освобожденный от Гегемонии, мог наконец вздохнуть свободно. И не в отдаленных мечтах, а сейчас и здесь!

Он кивнул на этот раз с выражением полной уверенности.

— Я полечу, — сказал он. — И с радостью.

— А вы, Горов? — спросил Чинг.

— Я возмущен, — отвечал Горов, даже без тени юмора. — Я возмущен тем, что вы угрожаете мне смертью, если я не приму невероятное предложение восполнить огромный пробел в моих знаниях. Вы принимаете меня за идиота? Какой нормальный человек отказался бы от такого предложения? В результате контакта с неземной цивилизацией мы можем мгновенно получить такие знания, на которые в обычных условия у нас ушли бы тысячелетия. Вы предлагаете мне бесценное сокровище. Конечно, я согласен!

— Я подумал, что может быть, храня верность Гегемонии…

— Гегемония является переходным этапом, — возразил почти что обиженным тоном Горов. — Структурой, которая была полезной человечеству в данной, конкретной ситуации. А теперь условия изменились, и наш долг — измениться вместе с ними. Только Знание неизменно и бессмертно!

— Вы сделали правильный выбор, господа, — сказал Роберт Чинг. — Я сожалею только о том, что не могу улететь с вами. Возраст у меня уже не тот, да и столько текущих дел ждет меня здесь… Дело Братства можно считать завершенным только тогда, когда все человечество сможет свободно достичь звезд, как это сделаете вы. “Прометей” всего лишь начало. Как и герой, у которого он позаимствовал свое имя, он принесет человеку небесный огонь — Хаос, бесконечность. Но необходимо, чтобы этот дар исходил с небес, а не от Лукавого… И пока существует Гегемония, Братство будет существовать в этой системе, которая до сих пор была нашей… Однако я слишком далеко забрался, ведь еще столько предстоит сделать в течение месяца. За работу, друзья мои!