Тем более, что в качестве руководителя Демократической Лиги — Борис Джонсон был противником Гегемонии № 1.

Теперь он понимал к чему стремились Стражники. Медленно, методично они заставляли Опекаемых одного за другим проходить через контрольный пункт, где их обшаривал изучающий взгляд Эдетика. Нужно было потратить часы, чтобы проверить каждого, но Стражники не торопились. Они знали, что в конце осмотра все причастные к покушению будут идентифицированы: память Эдетика была безупречна.

Если только… Несмотря на всю сложность момента, Джонсон не смог удержаться от улыбки. Где Стражники стали бы искать противника Гегемонии в последнюю очередь? Конечно же, в своем штабе, в данном случае — в Министерстве Опеки. Апартаменты главного Опекуна Марса находились где-то в недрах здания, а остальную его часть занимал генштаб Марсианской Стражи. Если бы ему удалось попасть туда… Конечно, это было еще не спасение, но, по крайней мере, он избежал бы свидания с Эдетиком.

Расталкивая толпу, Джонсон проложил себе проход к эстраде. С озабоченным и суровым видом служащего, который с незапамятных времен борется с последствиями таких бедствий, он наклонился, чтобы ощупать смесь металла и растаявшего пластомрамора, которой было покрыто основание эстрады.

Заметив приближавшегося Стражника, он начал довольно громко ворчать:

— Вот гадство, как сильно расплавилось. Дерьмо! Понадобится по крайней мере пять часов, чтобы…

— Чем это вы там занимаетесь, эй вы?! — пролаял Стражник, направляя на Джонсона свое орудие.

— Чем я занимаюсь?! Разве вы не видите? Или вы думаете, что я в состоянии убрать все это голыми руками? Подумать только какое безобразие! Тут разворочено как следует. Понадобится паяльная лампа, чтобы очистить место, и термический пистолет, чтобы заделать пластомрамор. На это уйдет по крайней мере полдня работы!

— Все они одинаковы, эти тупицы из Обслуживания! — проворчал Стражник. — И долго ты еще собираешься бить баклуши с таким безмятежным видом?! Засучи рукава и принимайся за работу!

— Но я же как раз вам об этом и говорю! — простонал Джонсон. — Ничего не могу я сделать, если у меня не будет паяльной лампы и термического пистолета…

— Так чего же ты ждешь?! Иди за ними! — взревел Стражник.

— Так говорят, что вы там запрещаете входить в здание… — пробормотал Джонсон, внутренне ликуя.

Стражник покачал головой с гримасой отвращения на лице:

— Все они одинаковы эти бездельники, постоянно готовы воспользоваться любой оказией, чтобы ни хрена не делать! Бери ноги в руки, беги в Министерство и тащи свой инструмент, чтобы тотчас же приняться за работу. И поторапливайся!

— Не стоит так волноваться, — протянул ноющим голосом Джонсон. — Уже бегу!

Чувствуя на своем затылке ледяной взгляд Стражника, он поднялся по ступенькам и направился к служебному входу, который находился недалеко от центрального.

Переступив порог, он позволил себе слегка усмехнуться, тут нельзя было торжествовать слишком явно. Ведь коридоры всех публичных зданий, так же как и все большее число частных жилищ, были оборудованы Глазами и Лучами.

Он вошел в центральный холл, почти безлюдный в это время, за исключением нескольких Стражников, которые никогда не обращали внимания на персонал Обслуживания.

Дальнейший маршрут был вполне ясен: достаточно было пройти пятнадцать метров, чтобы оказаться в кабине лифта, затем подняться на третий этаж и выйти из здания на второй уровень. Как только он окажется на движущейся ленте тротуара, ему хватит нескольких секунд, чтобы расстояние между ним и Министерством стало вполне безопасным. Те немногочисленные Стражники, которых он мог встретить на своем пути, скорей всего не должны были заинтересоваться маршрутом простого служащего…

Тем не менее у Джонсона вспотели ладони, когда он двинулся через холл, так как едва пройдя три метра, он должен был встретить первый Глаз. Скромный вид этого прибора был обманчив, можно было заметить только небольшую линзу телекамеры, скрытой в стене, а под ней — металлическую задвижку еще меньших размеров. Камера и задвижка были непосредственно связаны с Главным Опекуном Марса, гигантской ЭВМ, в задачу которой входила слежка за правильным исполнением Свода Законов, первая заповедь которого гласила: “Все, что не разрешено, запрещено”. Практически это означало, что все последующие части Гегемонического Свода состояли из длинного перечня, предписывающего, что Опекаемый имел право делать в каждом конкретном случае, то есть из “Разрешенных деяний”. Все, что не совпадало с этим перечнем, запрограммированным в ЭВМ, считалось “Запрещенным Деянием”, то есть преступлением. А любое преступление каралось смертью…

Суд и приведение приговора в исполнение производились немедленно.

Прямо под Глазом находилось выходное отверстие излучателя, также скрытого в стене. В состав Луча входили смертельные радиоактивные изотопы. Устройство излучателя было также соединено с ближайшей ЭВМ.

Так Гегемония свела Правосудие к рефлекторной автоматической дуге. Глаз безостановочно передавал информацию ближайшему Опекуну, который сравнивал ее с перечнем Разрешенных Деяний. По слухам, если какой-либо поступок, каким бы безобидным он ни был, не совпадал с этим перечнем, устройству Излучателя данного Глаза передавался сигнал. Свинцовая заслонка открывалась, и смертоносная радиация распространялась в данной зоне. Время реакции всей системы не превышало секунды. Насколько верны были эти слухи? Действительно ли Главный Опекун давал команду немедленно казнить любого Опекаемого, виновного в “Запрещенном Деянии”? Действительно ли такая программа была заложена в ЭВМ? Этого Джонсон не знал. Но он слышал, что очень многие Опекаемые нашли смерть при, казалось бы, необъяснимых обстоятельствах…

Он прошел мимо первого Глаза и с какой-то отрешенностью подумал, что еще жив. Если слухи, которые распускала Гегемония, были оправданы, очень легко было совершить роковую ошибку: это мог быть подозрительный взгляд, неподходящая деталь одежды, факт нечаянного проникновения в зону, запретную для обслуживающего персонала, и самое кошмарное — перечень деяний, разрешенных законом, был точно известен, тогда как действия, способные вызвать немедленную смерть, точно определены не были. И, если Гегемония вводила в заблуждение в том, что касалось роли Опекуна, то это было еще хуже, так получалось, что смерть могла наступить в любой момент, без всяких видимых причин!

Глаза и Лучи незримо присутствовали во всех или почти во всех публичных заведениях Гегемонии: в магазинах, театрах, государственных учреждениях. И ходили слухи, что Совет готовился издать декрет, предусматривающий оборудование всех новых жилых помещений и зданий Глазами и Лучами. Если это было действительно так, то исчезала последняя видимость частной жизни, которая еще оставалась у Опекаемого…

Джонсон прошел мимо третьего Глаза… мимо четвертого… Теперь оставался только один, расположенный как раз под секцией из трех кабин лифта, с целью воспрепятствовать их использование любому, кому это было запрещено. Здесь-то и должно было все решиться…

Джонсон направился к средней кабине и вытащил из кармана тряпку. Напевая вполголоса, он начал протирать медные детали открытой двери. Затем, по-прежнему с тряпкой в руке, он вполне естественно переступил порог и занялся металлическими деталями внутри кабины

“Все еще жив! — сказал он сам себе, торжествуя. — Все будет в порядке!”

И в тот момент, когда он уже собирался нажать на кнопку третьего этажа, он бросил случайный взгляд вверх и почувствовал, что кровь застыла у него в жилах.

На потолке он увидел Глаз и Луч!

Надо было попробовать… Рискованно, но выбора не было.

Он закончил обработку двери и принялся за панель с кнопками этажей. Дойдя до кнопки третьего, он слегка нажал на нее через тряпку.

И когда дверь закрылась, и лифт начал движение вверх, он рванулся назад, выражая всем своим видом изумление, которое, он надеялся, было разыграно как следует. Затем он пожал плечами и продолжал свое занятие. Но все же задержал дыхание на время этого подъема, который показался ему нескончаемым…