Другой цикл — нерегулярный, тысячелетний и опустошительный — цикл ледников, которые обволакивают планету, накрывая ее протяженной грядой облаков. Они препятствуют испарению воды — и Рамну постоянно находится либо на пороге ледникового периода, либо в нем самом. А между тем необходимо лишь одно: воздвигнуть горный кряж на высокой широте! В сочетании с мощным действием вулканов, тысячелетиями наполняющих верхние слои атмосферы пылью, это способствовало бы выпадению снегов. Под действием градиента давлений высота ледового покрова значительно понизилась бы, и ничто не помешало бы таянию снегов.

Последние миллиарды лет Рамну, как уже говорилось, попеременно находилась то в преддверии ледника, то в ледниковом периоде, причем превалировал последний. Когда лед в очередной раз надвигался на Рамну, там появились люди. В последнее время он двигался с ужасающей скоростью, каждый год — на километры. Все достижения экологии были бессильны перед ним. Местные культуры спасались бегством или гибли, что происходило с незапамятных времен неоднократно.

И теперь Бэннер задалась целью спасти аборигенов. Процветающим звездным цивилизациям это было вполне под силу. Сначала, разумеется, потребуется тщательное изучение вопроса, затем исследования и разработка проектов. Но в принципе решение напрашивалось само собой: гигантские орбитальные солнцеотражатели соответствующих размеров, в необходимых количествах и в нужных местах, оборудованные датчиками, компьютерами и регуляторами, — так, чтобы путем их правильной ориентации постоянно поддерживать оптимальный для данных условий режим, подавая дополнительные порции тепла в регионы, где оно в данный момент необходимо. И проблема будет решена. И тогда ледники отодвинутся обратно к полюсам и никогда уже больше не появятся…

Бэннер искала помощи. А Великий герцог Гермесский неумолимо стоял на ее пути. И Флэндри догадывался — почему.

На «Хулигане» был небольшой гимнастический зал. Капитан корабля и его пассажирка имели обыкновение заниматься там по вечерам после работы. Потом каждый отправлялся в свою каюту, принимал душ, соответствующим образом одевался, чтобы встретиться перед обедом, за коктейлями.

В один из таких вечеров они играли в гандбол неподалеку от входа в салон. Под дружный смех мяч летал между ними, отражаемый встречными ударами. Босые ноги утопали в упругом эластичном покрытии пола, прыжки доставляли наслаждение. Вдоль спины и по лицу игроков струился соленый пот. Легкие глубоко дышали, сердца стучали, кровь текла быстрее. Бэннер на несколько мячей обогнала его, но это далось нелегко, и она далеко не была уверена, что удастся удержать превосходство. Семнадцать лет разницы в возрасте были почти незаметны. Он был по–юношески быстр и вынослив.

«И почти так же строен и гибок», — подумала она. Ниже и выше шортов под гладкой загорелой кожей вздымались мускулы — не тяжелые, а упругие, как мускулы борзой или рысака. Он улыбался ей; белоснежные зубы сверкали на загорелом лице, черты которого, лишь слегка отточив, время, казалось, пощадило. Она видела, что и он с удовольствием наблюдает за ней, — более пристально, чем того требует игра. И это приятно возбуждало. Взяв в руки мяч, он подбросил его ногой, и мяч отлетел в сторону. Пытаясь поймать его, Флэндри бросился наперерез. Она тоже кинулась за мячом. Они столкнулись, забавно сцепившись ногами. Оба упали.

Он встал на колени:

— Бэннер, вы в порядке?

К ней вернулась способность дышать, в голосе его она уловила тревогу. Взглянув вверх, она заметила обеспокоенность и в его лице.

— Да, — прошептала она. — Просто дыхание перехватило.

— Вы уверены? Чертовски неприятно, что я так неловок!

— Нет–нет, вы не виноваты, Доминик. Не больше, чем я, честное слово. Я в порядке. А вы? — Она села.

И вновь они оказались рядом, — щиколотки, руки, его грудь у ее груди. Она почувствовала, что он взмок. Запах чистого мужского тела приятно волновал. Губы их разделяло несколько сантиметров. «Мне надо немедленно встать», — подумала Бэннер, но не могла. Взглядом они притягивали друг друга. И тут, как бы помимо ее воли, глаза ее закрылись, а губы приоткрылись…

Поцелуй длился минуты — то были сладостные и светлые минуты. Когда он притянул ее к себе, Бэннер внезапно охватила тревога.

— Нет, Доминик, — услышала она свой голос. — Пожалуйста, не надо!

«Если он будет настаивать, — знала она, — я уступлю». И когда он сразу отпустил ее, она ощутила смешанное чувство…

Он вскочил на ноги и помог подняться ей. С минуту они стояли, глядя друг на друга. Наконец он улыбнулся — обычной своей кривой усмешкой:

— Не буду говорить, как мне жаль, что все так вышло, — не хочу лукавить. На самом деле это было восхитительно. И все же прошу вас извинить меня.

Ей с трудом удалось рассмеяться.

— Я тоже ни о чем не жалею, и не нужно никаких извинений. Мы оба в ответе за происшедшее.

— Тогда… — Он хотел было дотронуться до нее, но рука его дрогнула. — Не бойтесь, — мягко произнес он. — Я достаточно умею владеть собой. Правда, и прежде со мной случалось подобное — причем именно здесь.

Скольких женщин брал он с собой в путешествия? И сколько из них смогли отвергнуть его? Если бы только мне удалось разобраться в нем! Если бы я разобралась в себе самой!

Она сжала кулаки, глотнула два раза и выдавила из себя:

— Послушайте, Доминик. Вы чертовски привлекательны, а я не робкая девственница. Но и не распутница.

— Нет, разумеется, — он старался говорить как можно серьезнее. — Дочь Макса и Марты не может быть распутницей. Я просто немного забылся. Больше это не повторится.

— Я ведь уже сказала, что и я забылась! — воскликнула она. — О, как бы мне хотелось, чтобы мы… лучше узнали друг друга!

— Надеюсь, узнаем. Хотя бы как друзья, если на большее вы не согласны. Идет?

На глазах ее были слезы, когда они протянули друг другу руки. Она сердито смахнула их с ресниц. Но не смогла подавить дрожь в голосе.

— Черт побери! Будь я нормальная баба — мы бы давно уже были вместе!

Он покачал головой:

— Считаете, что вы не слишком нормальны? Я склонен согласиться с этим. — И помолчав, добавил: — Но это вовсе не порок. Нельзя быть совершенством во всех областях, к тому же ни одна из них не охватывает жизнь в целом. И все же, сдается мне, вы заблуждаетесь. Впрочем, нетрудно выяснить, в чем дело.

Она уставилась на кончики пальцев ног:

— У меня нет большого опыта… по этой части. Да я и не страдаю от этого.

— Причина все та же: вы слишком погружены в свои нечеловеческие проблемы. — Он обнял ее за плечи. — Это во многих отношениях неплохо, даже достойно похвалы, но ваши чувства расходуются не в том направлении, в каком следовало бы. И как раз поэтому в вас появилась закомплексованность. Но не беспокойтесь ни о чем, дорогая.

Внезапно она уткнулась лицом ему в грудь, а он обнял ее за талию, гладил по голове и что‑то бормотал. Наконец ей удалось оторваться от него.

— Хотите обсудить эту проблему? — спросил он и добавил с обезоруживающей улыбкой: — У вас есть сочувствующий, хотя и несколько заинтересованный собеседник. Представляю, каково это — проводить жизнь с чуждыми тебе людьми! Быть для них чужой!

— Нет–нет, вы преувеличиваете, — сказала она, чувствуя, как напряжение понемногу слабеет. Да, я хочу поговорить о том, что для меня так важно. Не могу сейчас просто пойти в душ, как будто ничего не произошло. Хочу погасить эту вспышку. Он показал, что мне нечего бояться —разговор будет не о нас двоих… — Понимаете, мои отношения с Йеввл — это ведь не что иное, как мощная связующая нить между мной и ими…

Воротник, который носила Йеввл, являл собой образец волшебства электроники. Телевизионный сканнер следовал за движениями ее глаз. Аудиоприемник улавливал произносимые ею слова. Термопары, вибросенсоры, хемосенсоры обшаривали окружающее пространство, давая представление о том, что Иеввл чувствует, что вдыхает, что ощущает на вкус. А результат, доходивший до Бэннер, уже не был простой суммой данных. Он трансформировался с помощью самых высоких радиочастот, которые только пропускала атмосфера Рамну. Мощности хорошо экранированного изотопного генератора было достаточно для передачи сигнала, который мог быть уловлен и расшифрован с помощью анализатора. Сигналы подавались на компьютер станции Уэйнрайт, где их фиксировали чувствительные приборы. Однако для завершения операции нужен был человек — его мозг, его руки, интеллект, воображение, интуиция, выработанная годами. Сидя в шлеме перед видеоэкраном, положив ладони на пару слегка вибрирующих пластин, Бэннер удавалось — почти удавалось — перевоплотиться в свою названую сестру. (Как бы ей хотелось, чтобы связь была двусторонней! Но нет — только став одной плотью, они могли бы поговорить друг с другом, будучи едины до мозга костей. И тем не менее они были назваными сестрами. Они действительно ими были.)