И у нас все время есть что‑то новое, постоянно меняющаяся информация из внешней Вселенной. Приходят новости, книги, пьесы, музыка, живопись, наука — да, и моды, и развлечения. У каждой личности — свое восприятие, оценки, опыт — свои и только свои, и потом мы их сравниваем, спорим, пытаемся синтезировать — нет, Диана, мы не стоим на месте, нет!

Краем сознания она заметила эту фамильярность — обращение по имени, но не поняла, как реагировать: то ли быть польщенной, то ли насторожиться. Но главная мысль была — сформулировать ответ.

— Кстати — при том, что вы раньше говорили, и всем вашем отношении к нам, вы привозите сюда трех парий–бродяг, когда в течение целых столетий ступить сюда для чужака было редкой привилегией — поверьте мне, мы ценим вашу помощь и доброту, но я не могу не подумать, что — когда эта война перекрыла весь поток информации со звезд — что у вас отчаянная нужда хоть в чем‑то свежем.

— Вы мудры не по годам, — медленно ответил он. — «Отчаянная» — слишком сильное слово. Отец Аксор очень нам интересен, а его спутники идут с ним в одном наборе. Есть и более глубокие мотивы — но их понял бы только захариец. Вы лично, Диана, здесь более чем желательны.

Но она продолжала видеть то же одиночество, подобное одиночеству Люцифера, и гадала, как же оно отражается на обществе, поколение за поколением. Вдруг Таргови показался ей куда менее чуждым, чем этот человек рядом с ней.

Но туг они дошли до края и остановились. Кукулькан широким жестом показал на раскинувшийся вид. У Дианы перехватило дыхание.

Утесы обрывались в шхеры, где ревели валы, разбиваясь белой пеной на синем, фиолетовом, зеленом. Дальше без конца и края лежал океан, скрываясь вдали в дымке, и штормовые облака отсюда казались не громоздящимися чудовищами, а скульптурной миниатюрой. Опалесцировали воды бухты, переливаясь цветом земных роз в нескончаемой игре золотистого света и иссиня–чер- ной тени на глубоком изумрудном фоне. На западе начинал распускать крылья Патриций. На юге взгляд преграждала снежная вершина Эллады, зажженная пламенем.

Когда Кукулькан взял ее за руку, было естественно ее крепко сжать. Он снова улыбнулся и вернулся к прежней мысли:

— Человечеству нужны твои гены. Они драгоценны. И твой долг передать их дальше.

Адмирал и самопровозглашенный император сэр Олаф Магнуссон предоставил право безопасного прохода кораблю с Терры при условии, что его экипаж сдаст оружие и передаст управление людям адмирала. Не потому, что сам по себе одинокий корабль — легкий крейсер с уменьшенным для скорости вооружением — представлял хоть сколько‑нибудь серьезную угрозу. А потому, быть может, что главой делегации, бывшей на борту корабля, был адмирал Флота сэр Доминик Флэндри.

Перелет был коротким — от звезды рандеву до солнца Сфинкса, планеты, на которой Магнуссон расположил свою ставку. Это был дальновидный выбор. Помимо положения, имевшего в сложившихся условиях стратегическое значение, планета была пригодна для жизни людей и была мощным промышленным центром, охватывающим всю систему. Не то чтобы людей там не было — имя планете было дано, когда люди отчаялись хоть как‑то понять ее коренных жителей. Те просто платили свою дань Империи и продолжали заниматься своими загадочными делами. На прибытие Магнуссона они отреагировали так же равнодушно, не оказав никакого сопротивления, дав ему все, чего он требовал, приняв его обещание компенсировать затраты после победы, но сами ничего не предлагали. Это его вполне устраивало. Ему не было ни нужно, ни желательно еще одно общество под его управлением в дополнение к имеющимся — и так уже сильно растянутым и с трудом организованным.

Управление — понятие относительное. В контролируемом им пространстве — в настоящее время клин, занимающий десять процентов от того, что объявляла принадлежащим ей Империя, — жизнь большинства миров шла без заметных изменений, если не считать ограничений межзвездной торговли. Те же чиновники занимались примерно теми же делами, что и прежде. Разница была в том, что докладывали они — если докладывали — комиссарам Флота Магнуссона, а не наместникам Герхарта. Они следили за выполнением всех реквизиций. Они не пытались бунтовать — иначе их сбросили бы их собственные подчиненные под громкое одобрение населения, не желавшего подвергнуться ядерной бомбардировке.

Но пока что мало кто в открытую поддержал дело олафистов. Основное требование было — не оказывать ему сопротивления. Победит Герхарт — можно объяснить, что выбора не было. Победит Магнуссон — еще будет достаточно времени проявить лояльность.

Так, упрощенно говоря, обстояло дело с гражданскими. Некоторые офицеры Флота отнеслись к своей присяге с античной серьезностью и увели тех, кто пошел за ними, в космос или в горы — вести партизанскую войну во имя династии Моллитора. Их число было более чем уравновешено теми, кто принес присягу на верность самозванцу. Среди них были не только оппортунисты. У многих долго копилось недовольство режимом, который пожирал их жизни и службу без всякого толка. Другие видели в революции путь к восстановлению в обществе правды, чести, твердости и даже — что бы ни имел в виду избранный ими вождь — остановку жерновов бессмысленной полувойны с Мерсейей.

И потому Магнуссон достаточно прочно удерживал завоеванное, по крайней мере до серьезных поражений. Если он ослабнет, все это рассыплется под его пальцами. Более тесно сплоченная внутренняя Империя под властью сторонников Герхарта была менее уязвима. Но однажды пронзенная, она может вскоре разорваться на части: независимые нации и миры поспешат отделиться, пока гражданская война не обрушит их священное процветание.

И потому Магнуссон не рисковал слишком растягивать свои владения. Вместо этого он дал приказ авангардным силам захватывать быстро, что получится, и не искать больше боя. Тем временем он консолидировал защиту тыловых районов. При этом высвобождались одна за другой эскадры, необходимые для следующего большого броска.

И адмиралы Герхарта тоже не рвались в бой слишком скоро. Им задали хорошую трепку. Нужны были ремонт и замены, и не в меньшей степени — восстановление боевого духа. Общее их превосходство в силах оставалось подавляющим, но для противостояния Магнуссону можно было использовать лишь малую их долю — поскольку вся остальная Империя тоже нуждалась в защите, особенно от неожиданной атаки с фланга. Сбор данных, принятие решений, издание приказов, поиск средств, реорганизация флотов и сил поддержки — все это требовало времени.

Так что конфликт почти погас, остались лишь случайные вспышки. Магнуссон сделал предложение о переговорах. К его удивлению, ответ пришел положительный. Император Герхарт посылает делегацию из лиц высокого ранга и их помощников для ведения предварительных переговоров. И почти сразу за этим известием прибыл Флэндри.

— Зачем вы здесь? — спросил Магнуссон.

Флэндри улыбнулся:

— Ну, потому, что его величество лелеет достойную государственного деятеля мечту о мире, восстановлении спокойствия и возвращении заблудших детей своих на пути правды и верноподданности.

— Вы надо мной смеетесь? — вспыхнул Магнуссон.

Они сидели вдвоем в комнате бывшего дома резидента императора. Она была маленькой, с минимумом мебели и вполне подходила для человека, которому мало что приходится делать. Полностью прозрачная в одну сторону стена открывала вид на окружающие постройки туземцев. Они напоминали гигантскую трехмерную паутину. Оранжевое солнце клонилось к закату, и его лучи играли в паутине, меняя цвет с каждым мигом. Магнуссон притушил внутреннее освещение, и его гость мог насладиться зрелищем. Нефильтрованный воздух был холодноват и нес странный запах железа. Время от времени по небу пролетала группа искр — атмосферный патруль или соединение космических кораблей на высокой орбите — знак власти над чужим миром.

Флэндри полез в карман туники за портсигаром.

— Нет, цитирую комментарии из новостей, которые я слышал, готовясь к отлету. Если правительство не смогло перекрыть все сообщения о вашем предложении — а это было бы трудно — ему нужно объяснить свою реакцию, положительную или отрицательную. Осмелюсь сказать, что ваши болтуны пользуются той же лексикой.