Идя перед ней под угрозой оружия Таргови, Кукулькан обернулся и ответил твердым, как сталь, голосом:

— Знал. Идиотизмом было бы отрицать. Но я не хотел причинить тебе вреда, прекрасная девушка. Наоборот. Ты могла бы стать матерью королей.

Диана отерла слезы, вынула нож и располосовала простыню.

— Чего же вы хотели, люди? Зачем вы стали предателями?

— Мы ничего не должны Терранской Империи. Она силой присоединила к себе наших предков. Она с презрением отвергла наше лидерство, предвидение, одушевлявшее Основателей. Она позволила нам оставаться собой лишь на этом клочке земли, на своей дальней окраине. Здесь мы живем, как человек Платона в цепях, видя лишь тени на стене нашей пещеры — тени, отбрасываемые живой Вселенной. У мерсейцев нет причин нас бояться или избегать. Наоборот, мы нужны будем им как посредники между ними и обычными людьми. И нам они дадут ту же безграничную свободу, что хотят для себя.

— Т–ты ув–верен? Л-лож–жись на кровать, н–на ж–живот.

Он повиновался. Диана стала связывать ему руки за спиной. Что, если он извернется, попытается схватить ее как живой щит или заложницу? Ей было противно думать о том, чтобы его ударить, но она была готова. Он же лежал смирно, но говорил:

— Диана, ты‑то что должна Империи, этой кастрюле гниющей плоти? Тебе зачем за нее умирать? А так и будет, если ты не отступишься. Вам некуда бежать.

Она немедленно почти невольно с жаром возразила:

— Перед нами целый огромный остров, можем прокормиться на фермах и в лесах, полно холмов и долин для укрытия. Мы выживем.

— Несколько часов, максимум — дней. В страхе и беспомощности. Подумай. Я предлагаю тебе защиту и амнистию. Мой народ не мстителен. Они выше этого. Я предлагаю тебе славу.

— Либо он вправду так думает, либо просто хочет тебя использовать, — сказал Таргови из дверей. — В любом случае, сестра, для тебя это самое безопасное. Если мы тебя тоже свяжем, кто‑нибудь довольно скоро придет посмотреть, что случилось, и никто не будет обвинять тебя.

— Нет. — Диана связала Кукулькану ноги. — Я не бросаю друзей.

— На нас надежда невелика.

Она привязала полосы простыни к кровати, чтобы пленник не скатился и не выкатился на улицу. Выпрямившись, она случайно увидела открытый шкаф. Там висела одежда — мужская и женская.

Да, конечно, подумала она, захарийцы не женятся. Им нет смысла. Кукулькан это признавал и говорил, что дети воспитываются в родительских домах по очереди. Диана подумала: как же он должен быть одинок, и не это ли его к ней привлекло? Но захарийцы, конечно, занимаются сексом не только для размножения. Взаимозаменяемые люди? Эта мысль заставила поежиться, как зимний ветер.

Она нагнулась к этому костлявому лицу. Кукулькан криво улыбнулся.

— До свидания, — сказала она чужаку. И тут же, к Таргови: — Чего там, давай отсюда выбираться.

«…Государственные тайны. Почти столь же опасны они сами, поскольку вооружены и им нечего терять. Преступников желательно захватить живыми для допроса, тем не менее убийство на месте предпочтительнее малейшего риска их упустить…»

Таргови выключил радиоприемник, прихваченный из дома. Вполне естественно было положить его в тюк Аксора вместе с едой, когда они обсуждали свое намерение пойти на долгую прогулку в холмы — для подслушивающей электроники. Пока воданит наговаривал сообщение для Изиды с извинением за отмену следующей встречи, объясняя, что хочет полюбоваться пейзажем, и это последний удобный случай, его товарищ тайком добавил к багажу походную одежду для Дианы.

Таргови, как тигранин, не стал говорить банальностей вроде «Ну, теперь они знают». Он лишь буркнул себе под нос:

— Интересно они придумали эту фигню насчет «государственных тайн». Я так думаю, что большинство захарийцев знают, о чем речь, а остальные будут действовать, не задавая вопросов.

— Я думк>, эти сл’ва для иностр’нцев, кторые мог*г услышать, — сказала Диана с набитым ртом. — Н’пример, для п’оплывающего корабля. Им с*мим не надо.

Они сидели в расщелине на горном склоне над Януа далеко от поселка. Мирная картина их не успокаивала. Вокруг росли березы, трепетали на ветру листья в лучах клонящегося к западу Патриция. Между белыми стволами стелился хвойный подлесок, темно–зеленый с голубым отливом, пахнущий смолой. Под мшистым камнем тихо журчал родник. Где‑то свистел пересмешник.

— Эти захарийцы вылетят, как рой хрукаи-мечекрылов, — произнес Таргови. — Отправят на поиски аэрокары с чувствительными сенсорами. Нам понадобится все наше искусство жизни в лесу. А к таким лесам мы не привычны.

Диана стукнула кулаком по земле.

— Черт нас побери, если мы умрем ни за хвост собачий или промедлим, пока Магнуссон не пробьет себе путь к трону! — она опустила голову на грудь, и голос ее упал. — Только что же нам делать?

Аксор прочистил горло.

— Вот что могу сделать я, возлюбленные мои, — сказал он почти деловым тоном. — Мои размеры и неуклюжесть в искусстве скрывания выдадут нас даже раньше, чем потребности моего тела истощат наши запасы. Позвольте мне уйти в сторону и увести за собой погоню, пока вы проберетесь в горы, — он поднял руку, предупреждая протест Дианы. — Нет–нет, это единственный разумный план. Я пошел с вами, поскольку — хотя я, как и подобает христианину, ненавижу насилие — мне показалось, что есть возможность положить конец войне, пока она не пожрала жизни миллионов. Кроме того, пусть я и не верю, что мерсейцы — порождение Сатаны, они желают лишить многие миллиарды живых созданий того самоопределения, что у них осталось. Наше дело достойное. После, если вы будете живы, помолитесь, чтобы простилось нам зло, причиненное нашим противникам, и помолитесь за упокой их душ, как буду молиться и я.

Шея его взметнулась вверх, и свет, упавший на гребень, превратил его в корону.

— Дайте мне послужить тем единственным способом, на который я способен. Господи, воззри на дух мой и дух сих моих друзей!

На этот раз девушка уже не сдержала слез.

— Аксор…

— Тихо, вы, восторженные кретины! — скрипнул зубами Таргови. — Чем благородничать, лучше думайте!

Он вскочил и стал ходить между деревьями — не по–человечески, а по–тигрански, изгибаясь между деревьями и вокруг кустов. Правая его рука все поглаживала и поглаживала левую клинком огромного ножа. Он что‑то бормотал в такт своим мыслям, и зубы его поблескивали под шевелящимися губами.

— Я привел нас сюда, поскольку не мог полагать, будто мои подвиги на командном пункте останутся незамеченными настолько долго, чтобы нас отправили на материк и мы туда успели добраться. В этом я был прав. Я надеялся, что непривычные к подобным делам захарийцы устроят такой переполох, что мы проберемся обратно и найдем средства к побегу — может быть, угнав экипаж и заставив его владельца быть прикрытием. В конце концов, на том посту организация была из рук вон. Надежда все равно была слабая, а теперь от нее остался пшик. Я думаю, что их… их единство дает им возможность реагировать на непредвиденное удивительно хладнокровно — без неразберихи и противоречий, которые возникают в обычном человечьем стаде, застигнутом врасплох. Вы слышали сообщение. Теперь все аэрокары и лодки будут содержаться группами по три или больше под охраной. Все покидающие остров транспортные средства будут проходить досмотр. Так будет, пока нас не поймают или не убьют.

Сдаться ли нам? Они могут удовлетвориться тем, что пристрелят меня, а ваше заключение вряд ли будет суровым.

— Я слыхала от матери древнее изречение, — сказала Диана. — «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях».

— Ох, молодые не понимают, что и вправду могут умереть, — вздохнул Аксор. — Но если у нас есть хоть какая‑то возможность, что еще можем мы сделать, оставаясь в здравом уме, как не попробовать ее?

Тигранин все еще продолжал ходить туда–сюда:

— Я думаю, думаю…

И вдруг резко остановился. Загнал нож в дерево, так, что металл запел.

— Джавак! Вижу на горизонте — извилистый путь… Только надо будет быстро — не дать противнику времени сообразить, что у нас хватит дури попробовать.