Судьба Твери была предрешена, тем более что Казимир не имел сил поддержать союзника. Это сразу же поняли многие представители тверской знати, сохранявшие дотоле верность князю Михаилу. Началась новая волна побегов из Твери. Летом 1485 г. на московскую службу перешли удельные князья А. Б. Микулинский (женатый на дочери кн. Михаила Верейского) и И. А. Дорогобужский. Иван III щедро их наградил. Кн. Иосиф Андреевич получил в вотчину-кормление Ярославль, а кн. Андрей Борисович — Дмитров. Впрочем, Дмитров кн. Андрей потерял уже на следующий год, а Иосиф лишился Ярославля к апрелю 1496 г.[193]
Московский летописец с известным преувеличением сообщает, что к Ивану III прибыли «бояре вси… тверьскии служити», ибо у них было много обид на князя Михаила «о землех».[194] 10 сентября 1485 г., подойдя к Твери, рать подожгла тверские посады. Следующей же ночью князь Михаил, «видя свое изнеможение», бежал в Литву, а его бояре били челом Ивану III.[195] Кампания была закончена. 12 сентября к Ивану III приехал епископ Вассиан Тверской с боярами. Ворота города были открыты. 15 сентября государь с наследником Иваном въехал в Тверь.
Верный своей осторожной политике, Иван III, как и в случае с Новгородом, не спешил предварять события. Он создал в Твери какое-то подобие удела во главе с Иваном Ивановичем (фактически он поставлен был «на великом княжении на тферском»). Вместе с тем он «бояр тверских много и князей на Москву свел». Наместником при Иване Молодом оставлен был боярин В. Ф. Образец-Добрынский. Покинув Тверь, 29 сентября Иван III прибыл в Москву.[196] Вскоре Казимир прислал в столицу весть, что князь Михаил якобы бежал из Литвы на московский рубеж. Сразу же на пограничье были выставлены заставы. Во главе их поставили кн. И. Ю. Патрикеева и Юрия Захарьича «с силою». Они стояли под Старицей до рождества. От «языка» узнали, что тверского князя подговаривали его бояре, стремясь сами бежать от него. Но замысел Михаила вернуть свою «отчину» остался неосуществленным, и он повернул снова в Литву.[197] Зимой 1485 г. в заточение на Вологду был брошен ближайший сподвижник тверского князя кн. М. Д. Холмский, якобы «про то, что покинул князя своего у нужи, а целовав ему, изменил». Тогда же «поимал» Иван III и мать тверского князя (ее отправили в заточение в Переславль).[198]
Триумфальная победа над Тверью означала конец затяжной борьбы со старинным соперником Москвы в деле объединения русских земель. С ликвидацией самостоятельности Тверского Великого княжества Московское превращалось в общерусское. Это было закреплено и в титулатуре. Уже в июне 1485 г. Иван III именовался государем «всея Руси».[199] Теперь этот титул стал употребляться повседневно. Создание единого Русского государства тем самым получило официальную санкцию. Новый титул великого князя означал не только итог и закрепление предшествующего объединительного процесса. Ведь русские земли входили в состав Великого княжества Литовского, а Казимир считал себя не только великим князем литовским, но и великим князем русским.[200] Поэтому, провозглашая себя великим князем «всея Руси», Иван III как бы заявлял свои претензии на верховное господство над всеми русскими землями, в том числе и входившими в состав Великого княжества Литовского. Неизбежность столкновения с Литвой была очевидной.
Победа над Тверью привела к дальнейшему наступлению Ивана III на права его удельных братьев. После смерти Михаила Андреевича (9 апреля 1486 г.) Верея и Белоозеро перешли к Ивану III. 20 августа 1486 г. он заключил новое докончание с братом Борисом, а 30 ноября — с Андреем. В том же году была составлена и копийная книга, содержавшая докончания Москвы с Тверью и Рязанью и послужившая основой для договоров государя с братьями.[201] Иван III отныне признавался не только «старейшим» братом удельных князей, но и их «господином», великим князем «всея Руси». Братья окончательно отказывались от претензий на земли, недавно присоединенные Иваном III (в том числе на владения Андрея Вологодского, Михаила Верейского и Тверь).
Но и после составления докончания Ивана III с кн. Андреем Углицким их отношения оставались напряженными. В конце 1487 г. боярин Андрея Углицкого Образец сообщил князю, что Иван III хочет его «поимать». Можно понять испуг брата московского государя и его первоначальное решение бежать из Москвы, где он тогда находился. Но все же он решил пойти на риск и спросить о причинах гнева у самого державного владыки. Иван III поклялся «богом и землею и богом силным, творцом всея твари» (клятва довольно необычная для ортодоксального православного человека), что у него и мысли подобной не было. Выяснилось, что это «пошутил» некий Мунт Татищев, которого кн. Андрей держал в «нелюбках». За ложь шутнику хотели было вырезать язык, но митрополит его «отпечаловал».[202]
Эхом борьбы с удельно-княжескими порядками были события зимы 1488 г. Тогда на торгу были биты кнутом чудовский архимандрит и кн. Василий Ухтомский за подделку данной грамоты в Спасо-Каменный монастырь на вклад земли после смерти князя Андрея Вологодского. Кн. Василий в свое время составлял и текст самой духовной кн. Андрея.[203]
Укрепил свои позиции Иван III и на северо-востоке страны — в районах, издавна связанных с Новгородом. И здесь он был верен политике «поэтапного» включения земель в состав государства. Так, в Перми вплоть до 1505 г. правила местная княжеская династия, признававшая вассальную зависимость от Москвы.[204] На склонах Среднего Урала располагалось племенное княжество вотяков (манси), а на Оби обитала югра (остяки, ханты). Пелымские (мансийские) князья находились в даннических отношениях к Перми. В 1481 г. пелымский князек Асыка осадил Пермь и убил одного из пермских князей (Михаила Ермолича). В ответ на это в 1483 г. на Асыку «да и в Югру на Обь великую реку» совершен был большой поход северной рати (вологжан, устюжан, белозерцев и др.), который возглавили И. И. Салтык и кн. Ф. С. Курбский. В результате Асыку удалось разбить. Воеводы побывали на реках Тавде, Иртыше и Оби. В декабре того же года на Выми при участии пермского епископа Филофея был заключен мир и югорские князья принесли присягу (шерть) Ивану III.[205]
Вскоре была приведена к покорности и Вятка. В марте 1486 г. вятчане осадили Устюг. В 1487/88 г. готовился ответный поход, были поставлены заставы, присланы войска. 11 июня 1489 г. под Хлынов отправилась большая рать во главе с кн. Д. В. Щеней. В ней участвовали не только москвичи, но и жители северорусских земель (вологжане, устюжане, белозерцы и др.), а также татары. В результате похода вятчане и арские князья были приведены к крестному целованию.[206] Вятка была окончательно присоединена к Русскому государству.
И все же успехи объединительной политики не были достаточно прочными. Условия для полного экономического и политического слияния земель в единое целое еще не созрели, а удельные традиции имели еще прочные корни. Все это осложнялось положением при великокняжеском дворе. Там противоборствовали две группировки феодальной знати. Одна из них сделала своим знаменем наследника престола Ивана Ивановича Молодого (род. 15 февраля 1458 г.). Средоточием другой стало окружение второй супруги Ивана III «грекини» Софьи Палеолог, у которой 26 марта 1479 г. родился сын Василий, а 23 марта 1480 г. — Юрий. Еще Контарини (1476 г.) сообщил, что Иван Иванович «в немилости у отца, так как нехорошо ведет себя с деспиной», т. е. с Софьей. Но эта немилость была временной. В 1477 г. Иван Иванович выступает соправителем отца.[207]
193
ПСРЛ, т. 6, с. 237. Жалованные грамоты на Дмитров Иван III выдавал в апреле 1486 и около 1486–1490 гг. (АСЭИ, т. I, № 529, 532); около 1490–1495 гг. грамоты на Ярославль выдавал И. А. Дорогобужский (т. I, № 552), а в апреле 1496 г. — уже княжич Василий Иванович (т. III, 215).
194
ПСРЛ, т. 6, с. 237; т. 20, пол. I, с. 352; т. 24, с. 235–236.
195
ПСРЛ, т. 8, с. 216; т. 24, с. 205; т. 32, с. 163. По Типографской летописи, Иван III подошел к Твери 8 сентября.
196
ПСРЛ, т. 4, ч. I, вып. 2, с. 458, 459, 467; вып. 3, с. 526; т. 6, с. 22; т. 8, с. 216–217; т. 21, с. 525–526; т. 26, с. 277–278; ПЛ, вып. I, с. 80. Б. Н. Флоря справедливо полагает, что из Твери были выселены лишь немногие боярские семьи (Флоря Б. Н. О путях политической централизации Русского государства. — Общество и государство феодальной России, с. 282).
197
ПСРЛ, т. 24, с. 236. Михаил Тверской находился в Литве в 1486, 1488 и 1489 гг. (РИБ, т. 27, № 136, стлб. 460–461; № 142, стлб. 508–509; АЗР, т. I, № 89, с. 21).
198
ПСРЛ, т. 24, с. 236. По Вологодско-Пермской летописи, это было 29 сентября (ПСРЛ, т. 26, с. 278). Думается, что здесь какая-то путаница.
199
АСЭИ, т. I, № 516; наблюдение И. А. Голубцова ср.: АСЭИ, т. II, с. 400. С. М. Каштанов и В. А. Кучкин считают, что слова «всея Руси» в великокняжеском титуле стали употребляться с конца 1479 г. в связи с окончательным присоединением Новгорода (Каштанов. Социально-политическая история, с. 123; Кучкин В. А. О времени написания Буслаевской псалтыри. — Древнерусское искусство. Рукописная книга, с. 223–224). Но приводимые ими примеры (АСЭИ, т. II, № 254, 256; т. III, № 278, 285, 291) содержатся в позднейших копиях с грамот и доказательством этого тезиса служить не могут. Первый сохранившийся в подлиннике акт с титулом «всея Руси» датируется сентябрем 1484 г. (АСЭИ, т. II, № 266; ср. от июня 1485 г. — АСЭИ, т. I, № 516). См. также в приписке от 22 июля 1485 г. (АЕД, с. 279). За 1478–1484 гг. сохранились подлинники и копии грамот Ивана III, которые не содержат титула «всея Руси»: АСЭИ, т. I, № 462, 463, 469, 479, 491, 491а, 492–495, 497, 498, 512 (1 января 1485 г.); т. II, № 393, 394, 475, 478, 480; т. III, № 499; АФЗХ, ч. I, № 1. Но если даже не придавать решающего значения сохранности грамоты в списке или в подлиннике, все равно картина будет не простой. Возможно, в грамотах на Белоозеро титул «всея Руси» употреблялся, чтобы оттенить верховный суверенитет Ивана III при удельном князе Михаиле Андреевиче (АСЭИ, т. II, № 254, 256). Остаются только сентябрьская грамота 1484 г. на Вологду (т. II, № 266), список с одной вологодской грамоты (т. III, № 278) и два списка с сольвычегодской и вычегодской грамот (т. III, № 285, 291). Но в вычегодской грамоте 1484/85 г. титула «всея Руси» нет (т. III, № 291а). На Вологде же были владения (удел) княгини Марии (Марфы), поэтому употребление великокняжеского титула имело там особое значение.
200
Сб. РИО, т. 35, с. 14, 19, 34 и сл.
201
ПСРЛ, т. 8, с. 217; ДДГ, № 81–82, с. 315–328; Черепнин. Архивы, ч. 1, с. 199.
202
ПСРЛ, т. 6, с. 238; т. 8, с. 217–218; т. 12, с. 219–220.
203
ПСРЛ, т. 6, с. 238; т. 20, пол. 1, с. 353.
204
Очерки по истории Коми АССР, т. I. Сыктывкар, 1955, с. 66.
205
УЛС, с. 94; ПСРЛ, т. 26, с. 275–277; т. 33, с. 124–125; ВВЛ, с. 262–263; Бахрушин С. В. Научные труды, т. III. M., 1955, с. 76.
206
УЛС, с. 95–98; ВВЛ, с. 263–264; ПСРЛ, т. 4, ч. I, вып. 2, с. 527, 459; т. 6, с. 37, 237–239; т. 24, с. 236; т. 33, с. 125.
207
Барбаро и Контарини о России, с. 229; ИЛ, с. 119.