Правильное трехполье, пишет Горский, «предполагает периодическое унавоживание земли под пашню», но в то же время признает, что прямых данных об этом для XIV–XV вв. нет. По Горскому, распространение трехполья было «достигнуто прежде всего за счет дальнейшего усовершенствования основных земледельческих орудий (главным образом сох)».[102] Но основным сельскохозяйственным орудием в XIV–XV вв. была двузубая соха, а она появилась скорее всего как орудие подсеки. Может быть, и возникновение формулы «Куда топор, коса и соха ходили» связано не только с неопределенностью границ земельных угодий, но и с их подсечным освоением.

XIV–XV вв. были временем интенсивного освоения новых земель в ходе крестьянской и монастырской колонизации, когда подсечная система себя вполне оправдывала. Только концом XV в. можно датировать качало интенсивного развития на Руси трехполья, элементы которого спорадически возникали и в более раннее время. Завершение освоения земель внутри государства и развитие трехполья в конце XV в. — две стороны одного и того же процесса.

В последнее время тезис о господстве трехполья на рубеже XV–XVI вв. ставится под сомнение. При этом указывается, что крестьянское хозяйство тогда не могло обеспечить правильного трехполья с естественным удобрением. И. В. Лёвочкин провел по писцовым книгам подсчеты окладного сена и показал, что его не хватало для скотоводства, способного обеспечить правильное трехполье. По Лёвочкину, господствовала комбинированная система земледелия: трехполье сочеталось с подсекой и перелогом. С отсутствием правильного трехполья Лёвочкин связывает и характер поселений XV–XVI вв. (распространенность малодворных деревень и починков).[103] В эти наблюдения нужно внести некоторые коррективы. Давно замечено, что писцовые книги отнюдь не описывают все сено, которое скашивали крестьяне.[104] Поэтому при подсчетах сена, имевшегося в распоряжении крестьянина, не следует ограничиваться данными писцовых книг.

Так или иначе, но на рубеже XV–XVI вв. трехполье в Северо-Восточной Руси достигло только первых успехов и главным образом в густо населенных районах. Распространено оно было и в Новгородской земле.[105]

Первое место среди зерновых культур занимала рожь — основной продукт питания, единственный озимый хлеб. На севере страны возделывали ячмень, дававший хорошие урожаи при подсеке. Требовательная к почве и климату пшеница высевалась в центре и на юге Руси. Овес использовали для изготовления круп и фуража. На яровых полях сеяли просо, гречу, горох. Репу выращивали на полевой пашне и на специальных участках («репищах»). Для обработки зерна в господских хозяйствах применялись мельницы. Крестьяне больше толкли зерно в ступах или мололи жерновами на дому.

Издавна на Руси были распространены огородничество и садоводство. Возделывались лен, конопля, хмель, мак. В источниках упоминаются капустники, хмельники, конопляники. Хорошо были известны лук, чеснок, огурцы, капуста, репа, из фруктов — яблоки, груши, сливы, вишни.

Существенное место занимало скотоводство. В Новгороде на рубеже XV–XVI вв. крестьянские доходы от животноводства и возделывания технических культур составляли не менее 25 % доходов от основных хлебов. Главной тягловой силой в сельском хозяйстве были лошади, и только на юге — частично волы. Кони использовались не только в хозяйстве. Они обеспечивали войско и обслуживали княжескую администрацию. Транспорт был немыслим без лошадей. По селам и деревням разводили коров, овец, коз, свиней, а также домашнюю птицу. Дополнительными отраслями хозяйства крестьянина были сельские промыслы: охота, рыболовство, бортничество. Специальные рыбные и бортные угодья, особые приспособления для ловли рыбы («езы») облегчали занятия этими промыслами.[106]

Развитие сельского хозяйства на Руси тормозилось неизжитой экономической обособленностью земель. Политическая пестрополосица препятствовала успешной борьбе с такими народными бедствиями, как голод и эпидемии. Впрочем, ни страшные эпидемии, ни катастрофические неурожаи в последней четверти XV в. не известны. Недороды случались лишь изредка на Псковщине (в 1484–1485 и 1499 гг.) да в Северо-Восточной Руси (в 1502/3 г. из-за плохой осени «хлебу был недород»).[107]

Бесконечные междоусобные войны, набеги крымцев и ордынцев, вторжения ливонцев тягостно отражались на крестьянстве. Нормальные условия развития хозяйства могли быть обеспечены только в рамках единого мощного государства, поэтому в успешном завершении объединительного процесса были кровно заинтересованы не только представители господствующего класса, но и широкие массы посадских людей и крестьян.

Феодальное землевладение на рубеже XV–XVI вв., представленное большим разнообразием форм, характеризуется серьезными сдвигами в структуре. На Руси существовали тогда в основном четыре вида феодального землевладения: светское, церковно-монастырское, дворцовое (обслуживавшее нужды Государева двора) и, наконец, черносошное. Землевладение светских и духовных феодалов росло прежде всего за счет земель, принадлежавших «черным» крестьянам. Захват крестьянских земель был типичным явлением того времени. Судьбы крупного светского землевладения были противоречивы. С одной стороны, происходил процесс раздробления крупных боярских латифундий, сокращение, а с начала XVI в. и ликвидация податных привилегий светских феодалов, а с другой — рост новых магнатских владений лиц, тесно связанных с великокняжеским двором. Источником формирования дворцового землевладения было владение княжеских слуг («служни земли»). С. Б. Веселовский датировал выделение дворцовых земель из черносошных последней четвертью XV в.[108]

Для светского землевладения характерна была лоскутность владений, разбросанность по нескольким уездам. Корни этого явления уходили в глубокую древность и связаны были с происхождением «первовотчин» бояр в центральных уездах и расширением их земельных богатств по мере объединения земель Москвой. Рост боярских семей приводил к раздроблению вотчин. Приходилось изыскивать новые вотчины. Росла мобилизация земельной собственности, а тем временем значительно повысились цены на землю.[109] Земель же для служилых людей не хватало.

В годы правления Ивана III (после 1485 г.) особым уложением запрещалось продавать иногородцам вотчины в Твери, Микулине, Торжке, Оболенске, Рязани и на Белоозере. Возможно, аналогичные мероприятия коснулись и владений суздальских, ярославских и стародубских княжат.[110] Это уложение, имевшее целью поставить предел процессу дробления княжеского землевладения, вряд ли было осуществлено. Во всяком случае его пришлось подтверждать Василию III и Ивану Грозному.

Наряду с вотчинным землевладением было распространено и землевладение подведомственных князьям всевозможных военных и административных слуг «под дворским». Оно было целиком обусловлено службой и носило условный характер. Слуги «под дворским» (посельские, дьяки, ключники) набирались как из свободных, так иногда и из холопов, приобретавших свободу.[111]

Представление о «безусловном» характере землевладения вотчинников ошибочно. Вотчинники обязаны были службой феодалу. Условное землевладение слуг (свободных и несвободных) и условное вотчинное землевладение стали истоками формирования поместной системы в конце XV в.[112] Ранняя история поместья остается недостаточно изученной. Не ясно, например, было ли первоначально поместье пожизненным владением или безусловным. А. Я. Дегтярев показал, что на раннем этапе основная масса поместий переходила от отца к сыну. Ю. Г. Алексеев и А. И. Копанев считают, что «на раннем этапе развития поместной системы элементы условности владения поместьем сказывались сильнее, чем на последующих» (в частности, отсутствовало право завещания поместных земель). В дальнейшем же происходило «сближение поместья с вотчиной», которое привело к их окончательному слиянию.[113] Эти тезисы представляются нам недоказанными. Поместье и вотчина, происходя из одного корня, на известном этапе разошлись. К сожалению, определить условия поместной службы и поместного владения на рубеже XV–XVI вв. пока крайне трудно. В ходе осуществления поместной реформы в Новгороде землю получило примерно 2500 помещиков.[114] В результате значительно упрочились владельческие позиции рядового дворянства, что содействовало повышению боеспособности войска.