На следующее утро, когда я спустилась к завтраку, Джон и Лиз уже вернулись из Сан-Франциско. Они рассказали, что брайантовский финансист заломил несусветную цену — за избавление от гнета банковских кредиторов он потребовал чуть ли не всю прибыль «Аббатства» за двадцать лет вперед.

— Разбой на большой дороге, — сказала Лиз. — Но если ничего другого не найдем, придется на это пойти. Наверное, это наш единственный шанс.

Другая новость была приятнее. Соседний винзавод закупил на корню весь их урожай несобранного винограда.

— Приедут сегодня после обеда со своей техникой — механическим подборщиком, грузовиками и прицепами, — сказала Лиз. — Таким образом мы хоть в этом году отгоним волка от дверей. Это все, что мы в состоянии сделать.

Они с Джоном вышли, а я решила позвонить Клаудсмиту, чтобы рассказать о моей встрече с Турбо. Мне хотелось также получить от него хотя бы скудную информацию об успехах Богнора.

Клаудсмит сам поднял трубку и с нескрываемым удовольствием, хихикая, выслушал мою победную реляцию о взятии штурмом крепости «Турбо».

— Богнор скорее всего больше не будет таскать вас на допросы, — объявил он.

— Это почему же?

— А он прицепил к вам «хвост» и вчера вечером сообщил мне, куда вы ездили.

То-то я так легко выехала из «Аббатства» через охраняемые главные ворота, подумала я и упрекнула себя за недогадливость. Могла бы и сама сообразить, что Богнор установит за мной слежку.

— Того и гляди он придет к выводу, что от вас больше хлопот, чем пользы, — сказал Клаудсмит. — Турбо — фигура в нашем штате, он водит дружбу с людьми, перед которыми Богнору придется в случае чего держать ответ. Главный прокурор штата и губернатор — приятели Турбо. Он щедро финансирует их политические кампании.

Клаудсмит желал услышать все, что я вызнала. Я рассказала, как Алиса пыталась заручиться поддержкой Марселя, чтобы выкупить у Джона имение. Но я не обманула доверия Марселя и не выболтала старику, что у Алисы был с ним роман. Я сообщила, что старый Саймон Сэлдридж менял завещание. И тут внутренний голос подсказал мне, что не стоит, пожалуй, слишком распускать язык. Клаудсмит выудил из меня куда больше информации, чем я от него. Когда я поинтересовалась успехами полиции, он ответил, что ничем новым похвастать они не могут. Уж не скрывает ли от меня что-то этот старый газетный хитрец?

И мое раздражение прорвалось. Высказав мысль, что Алису могли убить те, кто усмотрел в ней опасную конкурентку, я не выдержала и добавила:

— Можете поделиться этой версией с вашим другом Богнором.

Он отреагировал довольно резко:

— Богнор мне не друг и не родня.

Закончив наш разговор на этой резкой ноте, я снова осталась наедине со своими мыслями.

Хорошие мысли приходят на бегу, подумала я. Не пробежаться ли? Я надела кроссовки и вышла из дома. Полицейский у ворот внимательно оглядел меня с головы до ног, но ничего не сказал. Я выбежала на пустынное шоссе.

Обычно бег трусцой помогает мне собраться с мыслями. Так было и на этот раз. Пробежав полмили, я вдруг обнаружила нечто общее во всех трех убийствах. Раньше я об этом всерьез не задумывалась. А теперь меня даже удивило, почему мне раньше не пришло в голову одно совершенно очевидное обстоятельство.

Сама дикая жестокость убийства указывала на какой-то более серьезный мотив преступления, нежели жадность. Убивающий ради денег применит яд, пулю, даже удавку, но не поступит с жертвой так, как поступили с Гарсиа-Санчесом, Хестер и Алисой. За всеми этими убийствами чувствовалась сатанинская злоба, ненависть, долго копившаяся и наконец выплеснувшаяся наружу ярость. Возможно даже, что все убийства совершил какой-нибудь мерзкий психопат.

День был теплый, но от этой догадки меня пробрал озноб. Брайант советовал мне соблюдать осторожность, и Марсель тоже высказал предположение, что я вышла на след психопата-извращенца. Но если так, то, значит, все три убийства совершены одними и теми же руками. И это лишь предположение, которое еще предстоит доказать.

Мои размышления прервал внезапный гудок проезжавшего мимо пикапа. Я вздрогнула и обернулась. Из кабины на меня взирала луноподобная рожа Гарри Чарвуда с рыжими усами. Я остановилась, и он затормозил. Находясь от меня в нескольких футах, он заорал так, словно нас отделяла друг от друга добрая миля.

— Ага! — заорал он. — Вот она, та самая миленькая дамочка, которую я так жаждал видеть.

Без дальнейших разговоров он вывалился из кабины. Его огромная потная туша, казалось, превосходила размерами пикап. Я хотела было дать деру, но передумала. Если он убийца, то запросто догонит меня на своем пикапе и задавит — один несчастный уже погиб здесь. А сейчас на шоссе, кроме нас, никого не было. Но обращение «миленькая дамочка» внушало надежды на мирный исход.

— Послушай! — закричал он. — У твоего Сэлдриджа — каменная башка. Он со мной говорить не желает, не подходит к телефону, а эта дурацкая полиция не пропускает меня в «Аббатство». И до брата его я никак не могу достучаться. Хорошо, если бы ты им обоим от меня кое-что передала.

— Попробую. А что именно?

— Есть прекрасный выход из всех их неприятностей, — сказал он. — И из моих тоже. Я вот что надумал. Если у них ума не хватает продать мне все «Аббатство», ладно, пусть так, — тогда я у них арендую только пустоши на холмах. Лучше, чтоб полбуханки досталось, чем подохнуть с голоду, верно я говорю? — И он громогласно расхохотался. — Скажи им, что я посажу там виноград, а им буду выплачивать пятьдесят процентов прибыли с каждого нового урожая. Так они смогут продержаться на плаву, пока дела у них раскрутятся. Хоть будет чем покрыть задолженность банкам. Да и я неплохо подзаработал бы, продавая виноград таким воротилам, как «Братья Галло» или «Турбо».

Итак, он отказался от идеи купить все «Аббатство»! Он предлагал честную сделку, смахивавшую даже на предложение помощи! Я не верила своим ушам.

— Ну, — загрохотал Чарвуд, — что ты думаешь? Хороший бизнес для всех участников, не правда ли? Вот что значит честная сделка! И передай Сэлдриджам, что я хотел бы взять аренду на шесть лет с правом продления срока. Три года понадобятся, чтобы кусты стали плодоносить и пошел сортовой виноград. Я буду выращивать его так, что сам Джон с его гонором не придерется. Еще три года у меня уйдут на возмещение затрат, а Сэлдриджи за эти шесть лет без труда расплатятся с банком — так им и передай.

Не знаю, что меня дернуло за язык, но я спросила:

— Ну, а как насчет Джаконелло?

Он уставился на меня.

— Джаконелло? А он тут при чем?

— На каком этапе он войдет в сделку? Ведь сделка-то с ним? Или с вами?

Он явно не ожидал такого вопроса. А когда понял, спросил:

— Опять за старое? Будто я подослан Джаконелло? Так, что ли? — Он вдруг сделался серьезным.

— Да. А разве это не так?

Глаза Чарвуда сузились, он покраснел от злости, влез в пикап и захлопнул за собой дверцу.

— Ты бы у самого Джаконелло спросила, дамочка!

И прежде чем я нашлась, что ответить, он снова принялся паясничать и заорал в окошко:

— Или лучше вот что, — когда ты закруглишься со своей дурацкой трусцой, приезжай ко мне в гости. Выпьем по бокальчику шампанского, и я покажу тебе кое-какие фотоснимочки, которые я нащелкал пару лет назад в Швейцарии. Посмотришь и поймешь, кто кого прикрывает. Я буду у себя дома в конце дня. Только предупреди там в «Аббатстве», куда едешь, — тогда не будешь бояться, что я тебя пришью.

Ошарашенная, я столбом стояла на шоссе, глядя ему вслед, пока он не исчез за дальним поворотом. К действительности меня вернула пронзительная сирена «порше», промчавшегося мимо. Пробежав еще немного, я перешла на шаг и направилась к дому. После душа я всерьез задумалась над словами Чарвуда относительно фотографий и Джаконелло. Пожалуй, есть смысл к нему съездить, подумала я. Даже если поездка ничего не даст, все равно терять мне нечего — я так или иначе в полном тупике. А вдруг да и зацеплю там какую-нибудь ниточку…