Я быстро суммировала все, что она рассказала. Ясно, что семейство Сэлдриджей живет в состоянии постоянной осады.

— Кто же может вам вредить? — спросила я. — И зачем?

— Тот, кто хочет завладеть имением, — это яснее ясного. Кто-то старается нас разорить и прибрать к рукам «Аббатство». Он или они вычислили, что мы будем вынуждены продать «Аббатство», чтобы не остаться нищими, а это место — сокровище. Вы ведь видите, что вдобавок к винзаводу и виноградникам у нас еще сто пятьдесят невозделанных акров на склонах холмов — сейчас мы просто не в состоянии их обрабатывать.

— Так, может быть, имеет смысл поскорее продать пустоши? — спросила я.

— Нельзя. Не имеем права. В завещании старика Саймона есть пункт о том, что все имение является единым целым и не может быть разъединено.

Я вспомнила пронзительный взгляд человека на портрете и поняла, что власть его простирается даже из могилы. Возможно, в какой-то степени он был прав. Начни продавать собственность по кусочкам, и в конце концов имение обратится в ничто.

Я спросила, напала ли полиция хоть на какие-нибудь следы преступника.

Лиз отрицательно покачала головой.

— Нет. Это может быть кто угодно, скажем, совершенно посторонний человек, решивший заняться винным бизнесом. Или хозяин другого винодельческого комплекса вроде нашего, который хочет расширить производство, но не может найти землю по доступной цене. Или самый заурядный виноградарь вроде Гарри Чарвуда в долине. Он постоянно делает нам предложения. Сам-то Гарри — не винодел, но он продает свой урожай таким гигантам, как «Турбо-вино» в Центральной долине. «Турбо» поставляет оптом сорок тысяч ящиков вина в год в супермаркеты и скупает для этого любые сорта винограда. Виноградари — наиболее подозрительная публика. Наш дом перепродадут какому-нибудь отелю, винзавод — кому угодно и пожалуйста — возместят расходы на покупку всего комплекса. — Она рассмеялась. — Но нет, к Гарри это не относится, он выше подозрений. Гарри — не вредитель, а просто шут гороховый.

Ситуация, в которой живут Сэлдриджи, стала казаться мне поистине безвыходной.

— А вы не подумывали продать имение целиком да и начать семейный бизнес где-нибудь в другом месте?

Лиз утвердительно кивнула.

— Хотелось бы, конечно, купить землю там, где она подешевле. Мы не раз говорили об этом. Брайант, я думаю, тоже был бы не против, но Джон любит это место. Он всю душу вложил в «Аббатство». Он хотел бы спасти имение во что бы то ни стало.

— А как вы сами считаете?

— Я и так и так — колеблюсь между обоими вариантами. Все зависит от позиции, какую займут банки, когда мы окажемся перед неизбежностью выбора. Или от того, как себя поведут два других держателя акций.

Я не поняла, кого она еще имеет в виду.

— А разве Джон — не единственный владелец «Аббатства»?

Она замялась на миг, а затем ответила:

— Нет. Саймон завещал «Аббатство» обоим сыновьям — Джону и Брайанту.

Кто же в таком случае был третьим совладельцем? И откуда вообще мог взяться третий, если собственность завещана двум братьям? Я не успела задать этот вопрос — Лиз взглянула на свои наручные часы.

— О Боже! — сказала она. — Времени-то сколько! Разговорилась я слишком. В общем, как бы там ни было, а через неделю все будет ясно — выкарабкаемся мы из болота или нет. Уборка урожая в основном закончится, но если Лурина окажется права и у нас будут новые неприятности, то ваша статья никому не понадобится и вы понапрасну потратите время. Теперь, когда вы все о нас знаете, я надеюсь, что к утру вы мне скажете — хотите ли вы по-прежнему заниматься этим делом.

Я не долго колебалась с ответом. Очерк был задуман о процессе изготовления высококачественных вин. Так пусть уж мой редактор решает, повлияет ли на эту тему возможное банкротство «Аббатства» или нет.

— Сейчас, по крайней мере, я не вижу никаких причин отказываться от работы над очерком, — ответила я.

Лиз выглядела удивленной и даже слегка растерянной. Она положила свою теплую руку на мою, словно умоляя быть предельно искренней.

— Маргарет, вы уверены в том, что говорите?

Жест ее меня насторожил — уж не желает ли она держать меня подальше от каких-то семейных тайн? Но от каких именно? До того как Лурина проболталась о вредительстве и возможности разорения, Лиз не очень-то заботили время и силы, которые я затрачу на статью. Сидя на краю красивой старинной кровати, я вдруг почувствовала, что во мне взыграло необоримое любопытство.

— Абсолютно уверена, — сказала я. — Покуда мое присутствие не станет для вас слишком обременительным, я буду собирать материал для статьи.

Если Лиз хотела услышать от меня что-то другое, то виду она не подала. Улыбка ее была — само обаяние.

— О, конечно, вы нам не помешаете, Маргарет! Располагайтесь как дома. Здесь все в вашем распоряжении. Мы окажем любую нужную вам помощь.

Винодел Лиз Сэлдридж испарилась, и снова появилась Лиз Майклз во всем своем ослепительном экранном блеске. Затем она решительно поднялась и пошла к дверям.

Какая же из двух Лиз настоящая — та или эта? Или ни та, ни другая? Этого я еще не знала.

— Что вы предпочитаете на завтрак? — спросила она, берясь за ручку двери.

Я ответила, что кофе и тосты вполне меня устроят. Она посоветовала мне утром спать вволю, сколько душе моей будет угодно, и, пожелав спокойной ночи, удалилась, мягко притворив за собою дверь.

Я устала как собака и потому забыла даже запереть дверь, что всегда делаю, ночуя в незнакомых домах. С удовольствием улеглась в постель, но долго не могла заснуть — я нутром чувствовала, что вслед за таинственными гнусными делами, о которых рассказала Лиз, могут последовать события пострашнее и мне предстоит потрудиться над куда более серьезными материалами, чем бесхитростный иллюстрированный очерк об изготовлении марочного вина.

Я ощутила охотничий азарт. Подобное волнение я испытала жутким летом на острове Марты, когда впервые столкнулась с убийством, а затем еще раз, когда убийство произошло в приготовительной школе «Брайдз Холл» на Восточном побережье штата Мэриленд. Когда-то в далеком детстве я и сама там училась. Суть не в обстоятельствах дела, а в самом факте лишения человека жизни. Смириться с этим невозможно. И оба раза я почувствовала категорическую необходимость вмешаться самой и найти виновного, не полагаясь на сообразительность и расторопность органов правопорядка. И вот еще один убийца. Узнав о бедном мексиканском рабочем и ужасной жестокости, с которой он был убит, я испытала к неведомому пока преступнику такую же ненависть, что и в тех двух случаях, и одновременно пронзительную жалость к жертве, ибо не думаю, что многие в этой долине Нейпы, такой далекой от родной деревушки мексиканца, хоть на миг посочувствовали несчастному. А я ему сочувствовала. У него была семья, кто о ней позаботится после его гибели? Так пусть хоть вдова и дети узнают, что кара настигла мерзавца, лишившего их отца и мужа. С этой мыслью я уснула.

Проснулась я утром от отчетливого тарахтения тракторного мотора. Встав с постели и подойдя к окну, я действительно увидела трактор. За рулем сидел мускулистый парень, возвышавшийся над виноградными кустами. Сквозь последние клочья ночного тумана он выезжал из виноградника на узкую дорогу позади плавательного бассейна. За трактором тянулся прицеп, длинный кузов которого был нагружен свежесрезанными гроздьями винограда. Выше на холме перекликались по-испански сборщики.

Я посмотрела на мои дорожные часы в кожаном футляре на прикроватном столике. Было около девяти. Чувствуя неловкость оттого, что я так долго спала, я поскорее приняла душ, надела юбку, блузку и сандалии, накинула шерстяную кофту и спустилась вниз на террасу, чтобы выпить кофе с тостами. Никого из членов семьи я не обнаружила. Хозе, дворецкий, сообщил мне, что Лиз уехала в Санта-Елену, а Джон — на винзаводе.

— А мистер Брайант — у себя в кабинете, миссис Барлоу.