Завела судьбинушка, предала проклятая. Жизнь моя — годинушка, золотом распятая. Променял, неумный я, счастье на хоромы. Пойман стаей воронья — челядью дворовой.

Почему не спится мне? Сквозь узор чугунный, за окном, весь в серебре, дремлет мир подлунный. Не пускают стражники меня в чисто поле. Я в настойке шпажника утоплю неволю.

И зачем мне выпало князем уродиться. Счастье я испытывал, когда в путь пустился. И блаженным странником, по седым дорогам, ехал серым всадником. Был один под богом.

"Воротись, пропащий! Ждет тебя корона! Ничего нет слаще и приятней трона. Сын мой, так негоже: что скажу я людям? Кто же княжить должен? Погулял — и будет".

И прельщенный властью, повернул я к дому. И порой ненастья пал к крыльцу родному. А когда развеялся пира, гомон бойкий, я уйти надеялся снова в путь далекий.

Но меня приволокли в отчий терем шумный. Князь сказал слуге: "Запри! Княжич наш — безумный!" И молва по дому, будто я помешан. И на все засовы всяк замок повешен.

Я вернусь на волю. Путь — моя стихия. Княжескую долю не хочу нести я. Терпкий воздух странствий грудь мою ласкает. Здесь, в оковах власти, сердце угасает.

Ах, ты, воля-волюшка. Как тебя увидеть? В сердце камнем горюшко, и душа в обиде. Мне, лихому молодцу, подрезали крылья. Поздно я опомнился в клетке с изобилием.

Гуслярный перезвон растворился в непонятном тягучем звуке, который заполнял все пространство. "Что это? — подумал я в первый миг с замирающим сердцем. — Колокол? фу ты... Но ведь сейчас же нет Луны!" Однако в следующую секунду мне стало стыдно. "Поддался мистическому настроению! — ругал я себя. — Все вино — ведь это просто снижается канонерка Рыси, чтобы забрать нас!".

Действительно, не прекращающий что-то жевать Ворон воздел руку, показывая на некий туманный светящийся объект в зените:

— Ну, вот и близится финал.

Скорпион со вздохом поднялся с травы:

— Дурачок ты, Ворон. Это вовсе не финал, а только самое начало.

Пока оператор Рыси осторожно сажал свой аппарат рядом с костром, я вызвал из пансионата Пака и Жана, а Скорпион — своего пилота.

Канонерка приземлилась метрах в пятидесяти позади нас. Всполохи костра освещали оранжевым ее титановые бока, и наши причудливые тени двигались между кровавыми отблесками обшивки. Отворились лепестки катерной палубы, и в проеме показалась взлохмаченная голова Рыси.

— Ну что, коллеги, — закричал он с иронией, — ?

— Опять ты со своей латынью! — заорал ему в ответ Скорпион и поспешил забраться на канонерку, умудряясь держать непролитым бокал вина.

— Штраф-ну-ю! Штраф-ну-ю! — раздались дружные скандирования.

Рысь усмехнулся:

— . Между прочим, я за пультом.

Тоже поднявшись на борт корабля, я пожал свободную от фужера руку Рыси и похлопал его по плечу:

— Ничего страшного.

В этот момент на катерную палубу с любопытством заглянул какой-то стрелок из команды. Скорпион моментально рыкнул на него. Лицо мальчика испуганно вытянулось, и он тотчас ретировался.

Рысь погрозил своему товарищу кулаком:

— Не смей орать на моих ребят.

Скорпион пожал плечами:

— Нечего им смотреть, как мы развращаем их командира.

Рассмеявшийся в ответ Рысь ткнул его пальцем в грудь, отчего Скорпион слегка пошатнулся:

— Это ты-то меня развращаешь? — он осушил бокал.— , ты, Скорпуша, просто безобидный пьянчуга.

Тут захохотал Скорпион, закашлялся и произнес протяжно:

— Мерзавец... — А после короткой паузы предложил:— Так что, давай поцелуемся, что ли?

И мои канонерщики принялись шутя хлопать друг друга по спине, при этом раскачиваясь из стороны в сторону.

Снизу раздались недоуменные крики дам, которые не могли, естественно, слышать наши пререкания:

— Скорпиончик, что это ты там с ним обнимаешься?— затем другой голос добавил с деланной капризной интонацией: — Девочки! Он еще не успел отчалить, а уже забыл нас и флиртует с первым встречным мальчиком!

Скорпиону пришлось опять слезть на грешную Землю, чтобы пройти классическую процедуру расставания с набежавшей слезой и горячими поцелуями. В это время на борт канонерки поднялись все остальные члены экипажа, проживавшие в пансионате. Пилот Скорпиона был угрюмым и не выспавшимся. Он сразу нырнул внутрь корабля, так что я не успел рассмотреть толком даже его спины. Жан и Пак перекинулись парой фраз со мной. Я приободрил их легкими шлепками и тоже отправил вовнутрь.

Наконец, Скорпион оторвался от группы провожающих и, уже стоя на катерной палубе, не переставал посылать воздушные поцелуи. В этой суматохе я совсем забыл о Елизавете, но теперь вспомнил о ней и отыскал девушку взглядом.

Она тоже смотрела на меня печальными глазами. И в тот момент мне почудилось, что в этой грусти было скрыто нечто большее, чем дежурная вежливость, но наша канонерка начала набирать высоту, и лицо моей знакомой быстро исчезло в темноте под корпусом.

На высоте в сотню метров мы сделали прощальный круг, на который нам ответили залпом сигнальных ракет. Створки палубы закрылись. Через несколько секунд корабль устремился прочь от колыбели человечества, встреча с которой, дай-то бог, состоится месяцев так через десять.

Я выдохнул воздух и резко повернулся спиной к двери переходного отсека.

— ! — сказал я вслух и решительно направился в командирскую рубку, задевая плечами стенки узкого коридора.

* * *

Если вы любитель подглядывать за окружающим миром с помощью изощренной оптики, не поленитесь: направьте аппаратуру на спутник Земли. Окидывая вооруженным взглядом пеструю россыпь куполов лунных мегаполисов, которые размещаются в бывших кратерах, переведите объектив на Северное полушарие. Там, посреди океана Бурь, изрытого вдоль и поперек пиратствовавшими в прошлых веках горнодобывающими компаниями, между сороковым и пятидесятым лунным меридианом и двадцатой и тридцатой параллелями вы увидите белый купол Аристарха — одной из лунных баз экспедиционного корпуса.

На третьем уровне, около природной террасы кратера, в помещении семьсот девятом, я проспал как убитый десять часов.

В обед, двенадцать часов по Гринвичу, мои глаза, наконец, соизволили открыться, и я принялся обозревать свои апартаменты. Собственно говоря, разглядывать было нечего: кровать-тахта, шкаф, стол, стул, пищевой автомат рядом с дверью в совмещенный санузел, да горка всевозможной коммуникационной электроники. Минут пять мое сознание оценивало целесообразность дальнейшей жизнедеятельности, и вскоре я пришел к выводу, что встать все-таки придется. Желая разогнать удручающую тишину, по ходу одевания включил галовизор. Лунная телесеть транслировала фильм о грозящей экологической катастрофе. Меня это позабавило. Пережевывая бутерброд с сыром и запивая его смородинным соком, я не мог взять в толк, какая, к чертовой матери, может быть экология в лишенном белковой жизни закупольном мире. В передаче же речь шла о сохранении в неприкосновенности лунных ландшафтов.

Ведущий долго восторгался красотой Альпийской долины и неповторимостью залива Росы, а также еще некоторых других заповедников, куда запрещено ездить кому бы то ни было. Лично мне определенно нравились строгие и лаконичные лунные Альпы, а вот в остальных достопримечательностях я не находил ничего оригинального: просто дикие каменные структуры — следствие первобытного хаоса, случившегося миллиарды лет назад.

Настроенный на столь критический лад, я решил прогуляться по базе, сделать, так сказать, своеобразный утренний моцион, а заодно и посмотреть, кто, чем тут занимается.

Насколько я был в состоянии вспомнить подробности нашего прибытия на Луну, Козера мы поместили в семьсот двенадцатый номер, то есть наискосок от меня. Я прислонился к косяку его двери и позвонил, при этом сказав в мембрану селектора:

— Козер, если ты живой, подай голос.

В ответ послышалось чудовищной глубины зевание, перемежающееся почесыванием и пошлепыванием. Затем мне ответили: