Трудовые будни не представляли из себя ничего нового. Время уплывало, как крошки теплого прибрежного песка между пальцами. Мне было приятно ощущать этот вечный бег, чувствовать, как с каждой минутой оттачиваются взаимодействия функций корабля и он превращается в опасного странника космических сумерек, всегда готового на ответный смертельный удар. Пока мы летели через всю систему до Плутона, ребята освоились, и каждый закуток отсеков наполнился той неповторимой аурой жизни. Теперь это был не просто линкор — совокупность титановых конструкций и хитросплетения световодов, а хорошо защищенный от бед островок жизни. Но я знал, что неуязвимость наша — мнимая, и мы тоже обречены когда-нибудь погибнуть.

Прибыв на Плутон, мы встали под загрузку боеприпасами. В суете последних приготовлений, которыми команд вал мистер МакКорфи, я узнал от моментально влившегося в местное общество Скорпиона все тутошние сплетни и раздоры, а также был познакомлен с Ирен — новой дамой сердца моего неугомонного искателя приключений. Однако вся эта свистопляска не помешала мне думать в первую очередь о предстоящем походе. Всегда не знаешь, каким местом повернется к тебе судьба, поэтому надо иметь запасной вариант. Лично я предпочитал иметь в запасе кучу денег, причем, не бумажками, а в натуральной форме. Именно эти соображения и привели меня в химический отдел института военных проблем. Признаться, само его существование здесь, на Плутоне, и то, что никогда не сообщалось о направлениях его работы, вызывало у меня некоторые подозрения, но сейчас я не пытался выведать тайны корпуса, а искал одного прохиндея, который был мне очень обязан. Обязан тем, что еще насыщает углекислым газом атмосферу этого мертвого мира. После многочисленных переадресовок я попал в полутемный коридор, по которому струился едва уловимый тошнотворный запашок меркаптанов. В глубине этого тупика, под лампой белого света, процветало тропическое растение вульгарной наружности — с широкими, израненными мясисто-зелеными листьями. Повыше, подле прямоугольника настенных часов, висел портрет в полный рост древнего полководца, кажется, Гитлера, воздевшего вверх руку, увенчанный лозунгом, чей призыв был даже для химика-профессионала прозрачно двусмысленным:

РЕАКЦИЯ НАСТУПАЕТ — БУДЕМ НАСТОРОЖЕ.

Мой знакомый испугался моему визиту.

— Не суетись, я не собираюсь выдавать тебя.

Человек со всклоченными, пепельными редеющими волосами, с иссушенной химикатами кожей натянуто улыбнулся, залез в импровизированный тайник и вытащил колбу:

— Вот.

— Как всегда?

— Конечно, конечно.

Я знал, что он дает мне перегнанный полностью дейтерированный толуол. Получить такой реактив весьма сложно и моя, теперь уже, ампула стоила полтораста тысяч. «Мечта контрабандиста» — так называли это зелье, с помощью которого удавалось обмануть портативные полицейские наркосканеры. Вероятность же более тщательного исследования равнялась нулю. Спрос на этот товар в определенных кругах был огромен. Оставшись довольным, я пожал химику руку и добавил:

— Живи. Пока...

Он судорожно потряс мою ладонь, соображая, что означает мое «пока»: просто прощание или же это намек, но я не стал более задерживаться здесь и вышел вон, оставив его наедине со своими переживаниями.

* * *

В углу мерцал голубой куб галовизора. Я, Рысь да Скорпион, развалившись на койках, занимались тем, чем обычно заполняют свободное время истинные балбесы — лениво потягивали через соломинки коктейли.

Рысь показал пальцем на галовизор и обратился ко мне:

— Ты его знаешь?

Казалось, мы смотрели кукольный спектакль. Однако миниатюрный столик, жесткие креслица около него и фигурки людей, занимающие свои места, были реалистичны. Правда, помех было много — сигнал шел издалека. Поэтому через студию то и дело проскакивали заряды в виде зеленых и красных шнуров света. Камера приблизила картинку, и в углу комнаты возник в натуральную величину бюст мужчины. Он имел европейскую внешность и был немолод. Его манера держаться отличалась нарочитой любезностью. Во всяком случае, не оставалось сомнения, что этот джентльмен, как говорят, себе на уме. На нем был старомодный костюм, снабженный даже галстуком.

— Ты его имел в виду? — задал я Рыси встречный вопрос.

— Ага.

— Так это Юхарсен, финансовый руководитель программы по использованию энергии черных дыр.

Диктор подтвердил мои слова.

— Вот-вот, — тихо отозвался мой товарищ, — именно "руками водитель".

— А чем он тебе не нравится-то?

— Понятно чем. Дорогу к Гадесу они хотят проложить на наших костях.

Я пожал плечами:

— Се ля ви. Но, с другой стороны, согласись, что мы получим источник энергии громадной мощности, с помощью которого смогли бы обломать киберов.

Рысь усмехнулся:

— Понятно, понятно: . Скорпион, услышав данную фразу, вышел из состояния прострации:

— Чего-чего? Какой такой парабеллум?

Я зевнул:

— Мы говорим вовсе не об оружии.

Скорпион произнес: "А-а..." — и опять перестал нас слушать.

— Уважаемые дамы и господа. Системы! — Юхарсен поприветствовал зрителей. — Вот уже восемьсот лет, — он зачем-то посмотрел на часы, чем вызвал приглушенные смешки коллег, — как человечество вышло из колыбели Солнечной системы. Мы начали осваивать и, можно сказать, успешно освоили немалое количество близлежащих островов вселенной. Но люди столкнулись со значительными проблемами. Как известно, если не пользоваться услугами телепортации, что, собственно, и происходит при прокладке межзвездных трасс, полет к иным светилам занимает, во-первых, много времени.

Конечно, с точки зрения экипажа, время на субсветовом астролете течет медленнее земного, а именно, с помощью простой формулы, — Юхарсен написал несколько знаков под общим квадратным корнем, — можно подсчитать, что при крейсерской скорости в 290000 км/с это замедление составит 0,25, то есть в четыре раза по сравнению с Землей. Это теоретически обосновал...

— Что он нам будет рассказывать про древнего старика Эйнштейна! — недовольно воскликнул Рысь. — Смотри, Фобос, как уставились на него дама и парень слева, да и ведущий занервничал.

— Наверно, думают: "Астероид тебе на голову!" Мистер явно решил презирать рамки эфирного времени.

— Во-вторых, — Юхарсен перешел ко второму пункту,— человеческий организм не может выдержать более двадцати лет полетного времени без заметного вреда здоровью в силу физиологических особенностей. К сожалению, люди оказались не очень приспособленными к полетам в глубоком вакууме...

— А я вот собственными ушами слышал от одного компетентного человека, — перебил телетрансляцию Рысь, — что небольшое воздержание молодым людям не повредит. — С этими словами он толкнул молчавшего доселе Скорпиона в бок.

— Отстань, олух царя небесного... — Скорпион был угрюмым.

Рысь возмущенно аппелировал ко мне:

— Слушай, Фобос, какая муха его сегодня укусила? Обычно он тараторит без умолку.

Я оставил реплику без ответа. Галовизор, тем временем, продолжал вещать:

— Эти самые три причины: временная, биологическая и техническая ставят перед нами барьер в 4,25 парсека. В эту область входят все обжитые и заселяемые в настоящее время планеты десяти одиночных звезд, двух двойных и одной тройной системы. Последняя, как вам известно, альфа Центавра. Итак, — продолжил Юхарсен, — среди других звезд... Да-да, я уже заканчиваю, — он кивнул ведущему, — нас интересует красный карлик Росс 154. О нем расскажет мой коллега доктор Жижка.

"Ого! — промелькнуло у меня в башке. — Это же область нашего будущего дрейфа". Такие же мысли, очевидно, возникли и у моих товарищей, так как Рысь замер, а Скорпион даже перевел взгляд с потолка на галовизор. В этот момент кто-то постучал в дверь.

На пороге появилась девушка. В коридоре было светло, поэтому очертания ее фигуры были выделены ярким квадратом входного проема. Она была невысокого роста, полненькая, не лишена элегантности.