На все последующие вопросы я отвечал одинаково: «Нет... Нет... Нет...» Мне это надоело, и когда он спросил о героине, я подозвал незаметно стоящего в метрах семи от нас стрелка (я не люблю во время рейда говорить без прикрытия с кем-либо) и спросил его:
— Ты где прячешь героин?
— Как и все, мистер, в аптечке.
Лейтенант вскочил:
— Вы издеваетесь!
Я думаю, тут сержант сказал ему, что «героином» ребята прозвали поливитамины. (Конечно, я не мог видеть лица громилы через забрало скафандра, но, судя по тому что лейтенант явно кого-то слушал через динамик, а все остальные сидящие молчали, что-то сказать ему мог только сержант). — Однако офицер еще колебался и заявил:
— Я буду вынужден провести обыск!
— Пожалуйста, — ответил я. — Но мне кажется, что вы в первый раз досматриваете военный корабль.
Он смутился:
— С какой стати вы так решили?
— Видите ли, чтобы осмотреть линкор, вам придется сначала уничтожить весь экипаж — а вы не сможете этого сделать.
Сержант утвердительно кивнул шлемом. Лейтенант бросил на него мимолетный сердитый взгляд и молча уставился на меня. С откровенной ненавистью на лице он обдумывал план дальнейших действий.
Конфликт разрешил пожилой капрал. Он отозвал в сторонку лейтенанта и уговорил его, негромко выдвигая свои аргументы. Офицер покачивал головой и бормотал, что все это — бардак. Не попрощавшись со мной, он увел делегацию на таможенный катер.
Наш линкор осторожно опускался в закатные травы планеты. Когда до грунта оставалось три километра, от его корпуса отошли две канонерки, которые приземлились в двухстах метрах от корабля-матки. Мы открыли абордажную палубу, и в отсеки ворвалась свежая, пьянящая вечерняя прохлада. Большая часть команды зевала и еле передвигала ноги — сказалось бурное веселье во время невесомости. Корабль постепенно засыпал. Остались бодрыми только дежурные операторы, да наряд стрелков, который, с молчаливого моего согласия, расположился на абордажной палубе. Ребята, как воробьи на ветке, расселись по краю створки шлюза, положив на колени бластеры, свесив ноги в темноту спокойной ночи, и тихо толковали о каких-то своих проблемах.
Прогулявшись по коридорам корабля, я спустился к себе в каюту и включил галовизор. Местное телевидение по двум каналам крутило откровенную дребедень, причем на своем, не понятном мне языке. Пришлось переключить на Си-ен-си и посмотреть свежие события метрополии, которые, впрочем, произошли полмесяца назад (все-таки, как никак, больше трех парсеков). Это сразу делало скучными и бессмысленными все сообщаемые мне сенсации дня. Немного интереснее было на «Галаксе» — там шел матч всемирной хоккейной лиги между «Нью-Йорк Рейнджерс» и «Москау Милитерис». Трибуны бесновались и совершенно заглушали комментатора. Я целиком посмотрел первый тайм, а в середине второго мои глаза устали от мелькания маек и замысловатых пируэтов хоккеистов. Я стал дремать и, в конце концов, выключил галовизор, повернулся на правый бок и заснул. Мне чудился закат теплого июньского дня, остывающее солнце на речной ряби, облачка роящихся комаров-звонцов и поплавок, плавно покачивающийся среди плоских листов кувшинок.
* * *
Утром, в семь часов по местному времени и в двадцать — по бортовому, меня разбудил дежуривший в это время Пак:
— Мистер, тут к нам просится карантинная инспекция.
Мне было неохота вставать:
— Принесла нелегкая... Ладно, пусть заходят.
— Но они отказались лезть через абордажную палубу.
— Вот интересно... — Я потянулся. — Почему?
— Там ведь три женщины, и из них одна — уже немолодая. Они не хотят лезть по скобам корпуса.
Я, усмехаясь, оделся и перенесся на абордажную палубу. Мальчики из дежурившего здесь наряда стрелков лежали на животах по краю створки шлюза и смотрели вниз. Подойдя к ним, я тоже присел и взглянул на землю. До грунта было метров восемнадцать. Обычно, чтобы забраться на линкор, ребята пользовались лебедками. Они прикрепляли к тросу карабин, висевший на поясе, и он за три секунды затаскивал их наверх. Предлагать такой способ стоявшим внизу дамам было бы просто смешно. В качестве альтернативы по корпусу корабля шли скобы, но женщины вряд ли бы рискнули подняться по ним на такую высоту. Я решил спустить карантинному отряду грузовую панель. Дамы не сразу согласились встать на нее, но мне удалось убедить их, что другого способа попасть к нам просто не существует. Грузовой подъемник двигался медленно, и инспекция добралась до абордажной палубы без приключений. Первой, не дожидаясь, когда панель полностью причалит, на пол спрыгнула девушка лет двадцати трех. За ней элегантно сошла инспекторша постарше. А возглавляла делегацию пожилая, степенная начальница. Она укоризненно покачала головой:
— К вам на борт попасть могут разве только альпинисты.
Я галантно поклонился:
— Извините, мэм, но такова специфика конструкции линкоров.
Она простила меня и стала готовить к работе многоканальный сканер. Молодая же дама, ласково улыбаясь, смотрела на наряд стрелков. Трое моих мальчишек смутились и опустили глаза. Их чувства выдавали покрасневшие уши. Молодая леди закрыла рот ладошкой и тихо засмеялась. Затем она достала из кармана что-то заманчиво хрустящее. Мальчишки замерли. Девушка спросила:
— Хотите шоколаду?
— Конечно, мисс! — невоспитанно-громко в унисон воскликнули мальчики и из-за этого застеснялись еще больше. Они виновато поглядывали в мою сторону, но я сделал вид, что ничего не замечаю. Молодая дама, поймав их взоры, уже просто расхохоталась. Она подошла к ребятам, поделила пластинку лакомства на три части и одарила ими стрелков, потрепав при этом их вихры. Затем девушка быстрым шагом догнала уходившую в глубь корабля группу. Когда она поравнялась со мной, я, улыбаясь, сказал:
— Знаете, мисс, у меня ведь здесь тридцать таких гавриков. Чтобы их всех накормить шоколадом, нужно килограммов пять, не меньше.
Молодая дама заметно опечалилась:
— Все-таки человечество сделало большую ошибку. Ведь это же нормальные дети. Как можно заставлять их воевать?
Я пожал плечами:
— Не берите в голову. Для них данное занятие не более чем интересная игра. — И замолчал, прекрасно понимая, насколько эта официальная отговорка далека от истины.
Инспекция покинула нас через двадцать минут. Пожилая начальница не нашла ничего подозрительного, но долго ворчала по поводу обилия зелени в отсеках линкора. Она пугала меня какой-то эриданской ржавчиной. Но я в ответ твердил, что наш корабль никогда не был в окрестностях эпсилона Эридана. Наконец, группа карантинщиков опустилась на землю около корпуса. Молодая дама подняла голову и, увидев светившиеся счастливыми улыбками рожицы стрелков, помахала им на прощание ладонью. Мальчишки радостно закричали в ответ и тоже замахали руками. Мне даже пришлось на всякий случай схватить одного из них за щиколотку, чтобы он не свалился вниз головой.
Проводив делегацию, я получил возможность набрать полную грудь воздуха, хорошенько потянуться и осмотреть ландшафт вокруг корабля. Насколько хватало глаз, кругом простиралась голубая степь. Кое-где поднимались низкорослые деревца, да блестели медным цветом в лучах красноватого рассветного солнца маленькие блюдца озер. В километрах пяти по левому борту вдаль уходила дорога к едва видневшемуся на горизонте городку. Сразу за ней стоял эсминец, вероятно, тот, о котором говорил мне Кондор.
Освещенный лучами поднимавшегося светила, мой корабль быстро оживал. Все свободные от вахты бойцы высыпали наружу и постепенно разбредались по округе. Заядлые футболисты тут же нашли площадку, лишенную кочек, аккуратно подрезали на ней высокую траву, соорудили ворота и обсуждали возможность сыграть со сборной стоявшего вдалеке эсминца. Прогуливаясь около перебрасывающихся мячом мальчишек, я заметил, что за мной наблюдает группа из пяти ребят. Это были операторы Ким, Рак и Змей, а также два первых пилота катеров: Рене и Серый. Я прекрасно понимал, что парни, конечно же, обсуждают возможность вылазки в городское казино и обмозговывают, как бы побыстрее уговорить меня. Наконец, в качестве парламентера был отправлен Ким. Мы поговорили с ним о разных вещах: о местной природе, о подаренном карантинной инспекторшей наряду стрелков шоколаде, о предстоящем футбольном матче и еще о многом другом. Исчерпав все темы для бесед, Ким осведомился у меня о ближайшем городке, призрачно намекнув о желании посетить игорный зал. Я ответил нейтрально, сказав, что все равно он открывается не раньше четырех вечера по местному времени, поэтому поговорить конкретно лучше будет после обеда. Ким согласно кивнул головой и удалился.