— Вы не имеете права, мистер!

Я, тем временем, поймал за руку Рака и, не глядя в сторону Змея, ответил:

— Кто это тебе сказал?

Он, видимо, и сам сообразил, что на этот счет нет никаких инструкций, и я вполне могу привести приговор в исполнение. Воспользовавшись тем, что я был занят фиксацией брыкавшегося Рака, он юркнул к телепортационному устройству и последовал за Кимом.

Единственной целью всей этой комедии было мое желание лично посмотреть на ранение Рака, а заодно провести и некоторую психологическую воспитательную работу, то есть просто припугнуть ребят, чтобы в следующий раз они думали, прежде чем палить в церберов. Применять какие-либо телесные наказания было бы просто дикостью с моей стороны. Однако лежащий у меня на коленях Рак, почувствовав, как я стянул с него штаны, зарыдал:

— Не надо, мистер! Не я же на-ачал! Я не винова-ат! Это Серый и Рене первые прыгнули! Не надо, мисте-ер!

Я не обращал внимание на его верещание и посмотрел на след, оставленный плазмой на бедре. К счастью, весь заряд задержал панцирь. На ягодице пострадавшего был просто ожог первой степени — узкая полоска покрасневшей кожи. Я усадил ревущего мальчика рядом с собой:

— Ну хватит. Не плачь. Никто не собирается тебя бить.

Говоря так, я погладил его по голове, и он быстро успокоился.

— Понимаешь,— продолжил я,— ведь следователи в первую очередь начнут искать солдата с ожогом на бедре — то есть, по всей очевидности, раненого от руки погибшего постового. Они сразу найдут тебя. Ну, скажи мне на милость, как ты собираешься выкручиваться?

Рак задумался, а потом предложил:

— Наверное скажу, что занимался фехтованием со Змеем, и он мне наотмашь саданул макетом клинка по заду.

Я пожал плечами:

— Вообще-то, это малоубедительно, но в то же время и неопровержимо. Поговори со Змеем, чтобы он в случае чего подтвердил эти россказни.

Он кивнул головой и, смущенно улыбаясь, стер с лица последние капельки слез. Глядя на его заплаканное лицо, я не выдержал и прижал мальчишку к себе, шепча ему на ухо:

— Ах, какие же вы хулиганы. Ведь уже взрослые ребята и должны предвидеть последствия своих действий.

Мой оператор виновато опустил голову и, глядя в сторону, пробубнил:

— Простите, мистер, теперь я буду думать.

Я засмеялся:

— Это весьма своевременное заявление! — Затем шлепнул его пониже спины, давая понять, что разговор окончен. Рак быстро скрылся за дверью.

«Итак,— сказал я себе,— первым делом уничтожим вещественные доказательства». Как раз в этот момент в рубку вернулся Дев. Я попросил его найти, где стоит микробус, на котором мы приехали, и выяснить: что предпринимает полиция в округе. Оказалось, что машина находится там же, где и была оставлена — около прежнего места стоянки линкора. Это меня обрадовало. Я приказал Деву посадить наш корабль прямо на микробус. Одна улика была расплющена и практически уничтожена.

Как только мы вдавили в землю останки экскурсионного мобиля, похоронив его под корпусом линкора, Дев доложил мне, что все силы полиции составляют: одна рота киберов, шесть броневиков, две штабные машины и двенадцать боевых катеров, расставленных по окружности с диаметром в три километра от нашего корабля. Их поведение укрепляло мое предположение, что до рассвета власти решили не предпринимать активных действий. Значит, у нас было достаточно времени, чтобы замести следы.

Теперь мне необходимо было избавиться от скафандров участников событий. Ведь по данным микроанализа можно было неопровержимо доказать, что именно они были надеты на лиц, совершивших нападение на киберов. Для этого мне нужна была помощь Марта. Я связался с ним по каналу кодированной связи, чтобы наши переговоры не засекла полиция. Командир эсминца выслушал всю историю и спросил, что, собственно, мне от него нужно. Тогда я предложил забрать у меня скафандры, тем самым не позволив следователям найти еще одну улику. Марту это не понравилось, так как он боялся сам влипнуть в дело. Я его убеждал, что риск минимальный: он просто возьмет нашу амуницию, а потом подождет нас на Немане и вернет ее обратно. Командир эсминца согласился, ворчливо упрекая моих ребят в головотяпстве. Мне нечем было оправдываться.

Не успели мы договориться, как меня затребовал какой-то полицейский офицер. Он начал допытываться, о чем я беседовал с Мартом. Мне в голову пришла идея, как можно его облапошить. Я придумал, что у меня на линкоре находятся шесть стрелков эсминца, и что Март требовал их возвращения на родной корабль. Однако я будто бы отказал ему, сославшись на запрет полиции покидать экипажу борт. Офицер спросил, почему мы беседовали по кодированной частоте. Я ответил, что это надо спросить у Марта, так как, якобы, он первым вышел на связь. Полицейский подумал еще немного и великодушно разрешил командиру эсминца прислать свой транспорт и забрать фиктивных стрелков. Я потер руки от удовольствия: мы можем без подозрений переправить скафандры.

Сразу же после этого разговора со мной вышли на связь командиры канонерок Скорпион и Вол, весьма озадаченные происходящим. Я поручил Деву объяснить им ситуацию, а сам перенесся на абордажную палубу — встречать возвратившихся из города «туристов». Не успел я выйти из телепортационной рамки, как оказался окруженным толпой разъяренных мальчишек. Они принялись таскать меня за манжеты, вопить что-то в один голос и грозить кулаками невидимым отсюда полицейским. Мне понадобилось время, чтобы заставить их всех заткнуться и толком рассказать, что же случилось. Оказалось, что были схвачены Жан и Пак. Дело было так. Когда все ребята собрались в условленном пункте и рассаживались по микробусам, чтобы организованно отъехать на линкор, их окружили броневики. Мальчики были совершенно безоружны и поэтому не могли сопротивляться полицейским. Под прикрытием церберов, которые угрожали парализаторами, двое здоровых мужиков и какая-то истеричная баба, буквально за шкирку, утащили ничего не понимавших моих операторов и, пинками, посадили в арестантскую машину, увезя затем в неизвестном направлении. Остальные же стрелки под конвоем были доставлены на посадочную площадку. Теперь мальчишки требовали расправы над всеми полицейскими планеты, а некоторые уже стояли в полном боевом снаряжении. У меня, можно сказать, волосы встали дыбом. Я сразу сообразил, что это преднамеренная провокация. Дело могло обернуться настоящим вооруженным конфликтом. Я приказал всем разойтись, заверив экипаж, что все будет нормально. Стрелки не очень-то поверили мне, но подчинились.

В моей душе все кипело от негодования. Я приказал Деву оставить рубку, вызвал офицера и попросил, чтобы он соединил меня со своим главнокомандующим. Вероятно, мое лицо и интонация голоса выдавали внутреннее клокотание, поэтому полицейский не посмел перечить. На мониторе опять появилось недовольное лицо начальника полиции. Мне стоило большого труда не сорваться, рассказывая о случившемся. Главный полицейский заволновался. Ему весьма не понравился такой поворот дела. Однако, когда я попросил побыстрее спасти мальчишек, он усмехнулся:

— От чего мне их спасать? К тому же я не намерен из-за двух недоносков перерывать всю полицию.

Я понял, что главный полицейский не хотел выносить сор из избы. Моя выдержка была на пределе, но я продолжал говорить спокойным, хотя уже дрожащим голосом:

— Если вы немедленно не предпримете решительных действий по освобождению заложников... Да-да! Именно заложников! Давайте не будем удивленно вскидывать брови, а назовем вещи своими именами. Так вот, если вы не начнете энергичных поисков, то я подниму большой скандал. А именно, напишу докладную своему командованию, которое направит петицию в совет безопасности ООН о нарушениях прав человека, происходящих на вашей планете. На следующих выборах вам не видать этого мягкого кресла, как собственных ушей.

Главнокомандующий расхохотался:

— Ну напугал, вот так напугал! — Он резко придвинулся к камере, сверкая глазами.— Все эти басни о правах человека хороши для метрополии, но на границах обитаемых миров немного иные законы. Ты еще пожалеешь, что связался с моей полицией. Я тебя заставлю платить за все. А с твоими щенками ничего страшного не случится. Хотя, даже если их пристукнут — не велика потеря...